ЧАСТЬ III
9-го октября (26 сентября) 1919 года
Явление I
Собрание граждан (крестьян) села Никольского. На веранде около лестницы
за простым столом сидит председатель, рядом с ним П. Левашов с бумагами.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (предостерегающим тоном): Товарищи, напоминаю наше постановление: чтобы на собраниях без общеизвестных выражений. А то все это подсобное красноречие в протокол — и штраф.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ: Контрибуцию без всякого моратория.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН: Что ты, Васятка, все не по-нашенски козыряешь?
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ: Для тренировки, дядя Егор, с расширением горизонта мыслей.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН: А сам-то все понимаешь что говоришь?
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ: Приблизительно.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН: Ну, расширяйся. Так, по-моему, правильно говорил Степан Михалыч.
УЯСНЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН: Дели не дели, а коли земля не родит…
ВРАЗУМЛЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН: (перебивая и утрированно передразнивая): «Не родит!» А ты ее паши, как следоват. Отчего у Щербинина всегда родит? От того, что он на работу завистлив. (Очень убедительно, ласково по отношению к земле, укоризненно по отношению к уясняющему крестьянину) Ее, матушку, пахать надо, мил человек, ухаживать надо. А то, «не родит»! Как поется в третьем Интернационале: «Владеть землей имеем право, а урожаем никогда».
(Входят Старкевич, бодрый, свежий и с ним Щербинин).
Явление II
СТАРКЕВИЧ: – Здравствуйте, товарищи. (Щербинину отцу) Привел тебе сына проститься: (Левашову) Завтра выступаем. (Щербинину, показывая на его сапоги) Моя работа.
МИХАИЛ ЩЕРБИНИН (отцу, С.М.Щербинину): Здравствуй, папаша. (богатому крестьянину) Здравствуй, крестный. Здрасьте, товарищи.
ГОЛОСА: Здрасьте Алексей Алексеич, Здравствуй, Мишка, здравствуй, атаман.
ЩЕРБИНИН: (Старкевичу, показывает на сапоги) Девятый месяц, как вчера сшиты.
СТАРКЕВИЧ (с гордостью): А то!
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ: Квалификация.
СТАРКЕВИЧ (Кузе): Как здоровье?
КУЗЯ: Доктора написали – еще неделю. Только я завтра с вами поеду.
СТАРКЕВИЧ: Подожди. Лучше догонишь нас на походе.
ЛЕВАШОВ: Темин и Аркадий придут?
СТАРКЕВИЧ: Темин хотел. Я не стал его дожидаться.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН: Когда же конец, Алексей Алексеич?
СТАРКЕВИЧ: Скоро.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Не похоже что-то.
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА: Еще не видно, кому конец-то.
СТАРКЕВИЧ (тоном решающего аргумента в пользу своего мнения): А крестьянство за кого?
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА (повествовательно и выжидательно): Крестьянство? Крестьянство – она темная. Мы про Деникина ни хорошего, ни плохого не знаем. Мы его не видели.
СТАРКЕВИЧ: А курские и орловские уже видели. Это одно. Второе – Красная Армия окрепла, все такие герои (показывает на Михаила Щербинина и на Кузю).
С.М. ЩЕРБИНИН (со спокойной гордостью, глядя на сына): Герои, не говори, а не подкачают.
ЛЕГКОМАСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ (Матрешке): Заметь, Матреша, и я не хуже. Если меня раскачают, я тоже не подкачаю.
СТАРКЕВИЧ (С.М. Щербинину): Наша смена. Мы с тобой, невесть за кого воевали, и то не робели. А тут кровное крестьянское дело.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА: А что же курские от Деникина видели?
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН: Землю отбирает, порядочек наводит.
УЯСНЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН: Как же так? Там трудовики и кадеты – хотя бы, Андрей Василич Сабуров, – они за отчуждение были.
ВРАЗУМЛЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН: За отчуждение? Они, чтоб по справедливой оценке, чтобы, значит, господам без убытку, мужичкам – без прибыли. А ты по какой оценке у Пал Кстиныча земли три осминника отчудил, а у барона лесу на два сруба? Стало быть, как придут, скидай портки, и сейчас тебе справедливую оценку высчитают (взмахивает рукой, как-будто розгой).
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН: Только зачем они так глупо делают? Шли бы честно, благородно до Москвы, сбросили бы большевиков, — и вей опять из мужика веревки.
ВРАЗУМЛЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН: Чудак ты! Сердце-то горит? Этот черный — дом поджег, этот седой – скотину делил, этот рыжий – науськивал, да по матери крыл. Это тебе и ждать до Москвы?
СТАРКЕВИЧ (показывает на вразумляющего крестьянина): Он правильно понимает. (Левашову) Ты скоро? (крестьянам) До свидания. (Уходит).
КРЕСТЬЯНЕ – До свидания. Счастливо.
МИШКА ЩЕРБИНИН – (сын — отцу) Я домой схожу (уходит).
Явление III
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Кому еще слово?
КУЗЯ – Степан Михалыч правильно о переделах сказал. Только и отруба не радость. Не делить надо землю, а в общее пользование.
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН (Федот Никитич) – (Кузе) Катись ты с этой коммунией, куда подальше. Ведь уж голосовали!
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – Мы раньше девок и молодых баб в общее пользование пустим. (К Матреше, обнимая ее) Верно, Матреша?
МАТРЕША – (лузгает подсолнухи, отталкивая его) Ну да, дожидайся.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – И сейчас не разберешь, которые в индивидуальном пользовании, а которые в коллективном.
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ- все под одно одеяло в девяносто метров. Матреша, я к тебе под бочек.
МАТРЕША – (показывает на язвительную женщину) К тете Дуни тебе под бочек.
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – Не стращай, а то приснится: Я к тебе, а к ней – Мишку.
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Дураки! Безобразники! (богатому крестьянину) Унял бы дочь-то.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Действительно, чтоб без этих глупых частных реплик.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Ну, Кузя, от крестьянства отстал. Тебя ранили, — ты о деревне вспомнил. А, как чуть что… распустил крылышки, опять на свой завод.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Ты, Кузя, не торопи, всякому овощу свое время.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Ну, что же отруба отклонили, коллективную запашку отклонили, при старом что-ли оставаться?
ЩЕРБИНИН – От своей бестолковщины хотите голодать. Давайте хоть отдельный выгон для скотины отведем, и в хороших столбах, чтобы без чересполосицы и без переделов.
ГОЛОСА – Верно. Правильно. Умно.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Голосую. Кто за? Большинство. Для землеустройства пригласить землемера. Принято? (все поднимают руки. К собранию из-за дома подходит Знаменский в чуйке, надетой на старую рясу, обменивается поклоном с Левашовым, крестьяне здороваются с ним, снимая шапки, не все). Объявляю сход земельного общества закрытым.
Явление IV
ЛЕВАШОВ — (Знаменскому, холодновато) Потянуло к старой службе?
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – Брюхо подтянуло, вот и потянуло.
ЗНАМЕНСКИЙ – Устами младенца истина глаголет.
ЛЕВАШОВ – Алексей Алексеич говорил мне…
ЗНАМЕНСКИЙ – Очень ругает?
ЛЕВАШОВ – Нет, не ругает, но огорчен.
ЗНАМЕНСКИЙ – Ему и вам это дико. А мне это, все-таки – домой. От девочек Ваших нет известий?
ЛЕВАШОВ – С самого того приезда Нади. Скоро год.
ЗНАМЕНСКИЙ – и о моем Мишке то же. Старуха так и не дождалась его. Свижусь ли я с ним?
ЛЕВАШОВ – «Сперо дум Спиро».
ЗНАМЕНСКИЙ — (оглядываясь кругом) А как у вас тут все изуродовано. Как красиво было.
ЛЕВАШОВ – Опять будет красиво. Это не от некультурности, а от нужды. Дайте срок.
ЗНАМЕНСКИЙ – «Не оживет, аще не умрет?» Может быть.
ЛЕВАШОВ – (председателю) Этот протокол пусть кто другой напишет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Обойдемся, Пал Константиныч.
ЛЕВАШОВ – (Знаменскому) приходите скорей (уходит).
Явление V
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – (бывалому крестьянину) Церковный староста, бери вожжи.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Открываю собрание верующих. На повестке приглашение протоиерея Знаменского в настоятели нашей церкви. Кандидат признан подходящим. Вопрос о вознаграждении. Кузя, запиши в протокол.
КУЗЯ – Чего я буду писать, когда я неверующий?
ЩЕРБИНИН – Так писать-то будешь не «Отче наш», а сколько попу муки, да картошки.
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – Давайте, я запишу. Мудреность! Хоть бы и «Отче наш». Дерьма-то!
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Пиши. Вопросы есть?
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – (поднимает руку) Гражданин Знаменский рясу снимал, работал фельдшером, по какому компасу держит курс опять на амвон, и как у него теперь мандат крестить, венчать, отпевать и другие подобные операции и функции? Может он уже не настоящий протопоп, а так – одна копия, или фикция?
ЗНАМЕНСКИЙ – Благодать как была на мне, так и есть. Назад в попы иду из-за хлеба.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – Еще вопрос. Если в нашей церкви не хватит какой аппаратуры, или бутафории, может он дефицит восполнить, чтобы в технологии не было дефекта, там готовить разные специи?
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – Небось из собора свистнул приборы, какие получше.
ЗНАМЕНСКИЙ – В вашей церкви все есть.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Насчет платы. Просит его высокопреподобие за садьбу – три пуда муки и пять фунтов свинины, за крестины – полпуда муки, за похороны и остальные требы – по усердию.
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Эк размахнулся! Ты ему, долгогривому лешему — все отдай, а сам что жрать будешь?
ЗНАМЕНСКИЙ — (очень серьезно и наставительно) Чадо, у сына Сирахова сказано: «бойся господа и прослави иерея и даждь ему часть, яко заповедано ти».
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Об части не толк! А три пуда – нешто это часть?
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – «Прославь его?» О к тебе обеими лапами в карман, а ты его прославляй, дьявола гривастого.
УЯСНЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН – Крест на тебе есть, старый паук?
ЗНАМЕНСКИЙ – (вынимает большой наперсный крест) Какой же поп без креста? (осеняет уясняющего крестьянина) Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. (Уясняющий крестьянин крестится и целует крест).
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Благослови, святый отче.
ЗНАМЕНСКИЙ – Да благословит господь тебя, шелудивую овцу стада своего, и да укрепит язык твой (осеняет ее крестом).
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Аминь. (целует руку и крест).
МАТРЕША – Язык у тети Дуни, верно, в коммунное одеяло.
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – Что же ты, тетка Дуня, то лаешь протопопа, то руку ему целуешь? (входит Щеглов.
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Тебя, дурака, не спросилась! Нешто я ему пралику? Я – сану его святому.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – А благословляет здорово, чисто архиерей.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – На князьях, да на графьях насобачился.
Явление VI
ЩЕГЛОВ – (дружелюбно) Здравствуйте, товарищи. Что за митинг? (Знаменский отходит в сторону и несколько отворачивается)
ГОЛОСА – Товарищ Щеглов! Здорово! Семен Петрович!
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Собрание верующих по вопросу о служении культа.
ЩЕГЛОВ – Да, ведь старый то ваш паразит сдох, контра богопротивный.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Не сдох, а преставился.
ЩЕГЛОВ – (передразнивая) «Преставился!» Подумаешь! А вам непременно надо нового шарлатана! Любите вы поклоны класть.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Партия и правительство ничьей веры не стесняют.
ЩЕГЛОВ – А по мне хоть об пол расшибитесь, коли охота есть.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – По инерции.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – За то бог и наказал нас, — вас, идолов наслал, что плохо поклоны клали.
ЩЕГЛОВ – Так тебе большевики не нравятся?
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – (спокойно и рассудительно) А чему же нравиться? Я такой власти даже не понимаю. Я понимаю власть либо для себя, либо для народа. (очень повествовательно) А вы для народа – суматошники, а для себя – беспортошники. Становой то, — он, по-крайности, на паре с колокольцами ездил.
ЩЕГЛОВ – Ладно! В учредилку за кого голосовали?
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Не помню. Два года прошло.
ЩЕГЛОВ – (ехидно-соболезновательно) Забыла?
МАТРЕША – Ой, тетка Даша, за пятый номер.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА (раздраженно) Дура! (опять повествовательно) А хоть бы и за пятый? Крестьянство – она темное. Белы, серые говорят, — «на землю записывайся», специал-демократы – «на дом записывайся». А вы, со своим пятым номером – и мир, и дома, и земли, — голову и замутили.
ЩЕГЛОВ (ехидно-соболезновательно) Замутили? А левашовскую землю пашешь?
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА — А что же, ей пропадать? Теперь работников нанимать не полагается, а Палкстингу одному не управиться.
ЩЕГЛОВ – Стало быть помогаешь ему? А из баронской рощи лес возила?
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Все возили.
ЩЕГЛОВ – Ну и весь разговор с тобой. А насчет колокольцев – погоди — я к вам еще на автомобиле приеду.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – (насмешливо недоверчиво) О!
ЩЕГЛОВ – Да, я еще тебя прокачу.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – О!
ЩЕГЛОВ – Вот те «О!» (председателю) Открывай общее собрание.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Мы еще собрание верующих не кончили.
ЗНАМЕНСКИЙ – Я подожду, Государственное дело.
ЩЕГЛОВ – (вглядевшись в Знаменского) Э, вон кого вы облюбовали? Этак к вам из города ходить будут. (довольно добродушно Знаменскому) Только как же тебе, старому псу, не совестно? Выучился хорошей профессии, а берешься опять за старое? Гад ты в планетарном масштабе, не в обиду тебе будет сказано.
ЗНАМЕНСКИЙ – Работал фельдшером в амбулатории. Голод дошел в больницу, на паек не берут.
ЩЕГЛОВ – (наставительно) Лучше на честном деле хиреть, чем на нечестном жиреть. (с умеренным возмущением) В городе эпидемия, а фельдшер в попы дезертирует!
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Гляди, от рассыпного тифа и норовит схорониться за мужицким горбом!
ЩЕГЛОВ – (Знаменскому, строго) Утром завтра ступай в дивизионный лазарет. Там фельдшера нужны.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Ладно, объявляю перерыв по собранию верующих.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Открываю общее собрание. Слово товарищу Щеглову, уполномоченному Упродкома.
ЩЕГЛОВ – Товарищи, текущий момент требует безусловного напряжения всех сил нашей социалистической республики. Крестьянство – оно вместе с пролетариатом делает героические усилия, чтобы отстоять свободу и землю от помещиков и капиталистов. Советское правительство, — оно усматривает эти усилия крестьянства и оно всецело сочувствует. Но, товарищи «даром ничто не дается, борьба жертв искупительных просит». Вы принесли много жертв, и мы не раз указывали на нашу деревню, как на образец. Но, товарищи, (вынимает из кармана тетрадку и смотрит в нее) за вами остается еще по разверстке сто пудов ржи, семьдесят пудов овса, пять свиней и семь овец. Советская власть и большевистская партия, весь пролетариат, интересы всех трудящихся и мировой революции, безусловно, призывают вас исполнить ваш долг. И никакая сила ! Без отсрочки!
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Давали, давали, опять давай! Как в прорву какую! Самим жрать нечего!
ЩЕГЛОВ – Жрать вам нечего? У вас на свиньях шкура с жиру лопается.
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – При Николашке лопалась.
ЩЕГЛОВ – Что?… Твое фамилие?
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – (передразнивая) Твое фамилие! (Кивает на Щеглова головой, иронически) Старых знакомых перезабыл. (с подчеркнутой отчетливостью) Было время, — говорю, — шкура у свиней от жира лопалась. Теперь у самих шкура трещит.
ЩЕГЛОВ – Шкура у тебя трещит! Ты на морду-то свою богопротивную погляди! Кирпичом не расшибешь. Булыжника просит, не в обиду будет тебе сказано.
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Ну, как не булыжника.
УЯСНЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН – Непосильно, ваше благородие.
ЩЕГЛОВ – Какой я тебе, «ваше благородие». Я тебе, подлецу, товарищ, а не благородие, сучкин ты мой сыночек.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Ленин-то за союз с крестьянством. А вы власть на местах, как Троцкий, мужика за никого считаете.
ЩЕГЛОВ – Как ни за кого? Я с вами всей душой, по-товарищески. Я вас, собачкины вы мои деточки, умоляю, прямо умоляю. Но я стою перед вами на трибуне, и у меня на плечах не кочан квашеной капусты, а пролетарская диктатура, которая выкована веками в огне классовых боев.
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Так она, диктатура-то, вся у тебя на плечах и поместилась?
ЩЕГЛОВ – Вся не вся, а на тебя хватит.
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – То и плохо, что таких тюх-матюх навыковали.
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Да, рассядется, накладывает резолюции, а сам ничегошеньки-то не понимает. А рядом сидит, тот уже хорошо понимает, да и учит, как крестьянству хуже.
ВРАЗУМЛЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН – Это верно. Из господ бывших. Да хоть бы и до тебя довелось, — из гнезда бы выгнали, да по миру пустили, тоже бы сердце горело.
ЩЕГЛОВ – Не ваши ли Левашовы сидят?
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Нет, наши Левашовы с нами живут. А другие есть.
ЩЕГЛОВ — Ну, вы эту меланхолию до поста отложите, а сейчас раскладывайте.
ГОЛОСА – Нечего раскладывать. Самим есть нечего. Последнее отдали.
ЩЕГЛОВ – Что? Саботаж? Смотрите! Не то что пяток свиней свежиной на фронт отошлю, а еще пяток таких грехов богопротивных (показывает на богатого крестьянина) впрок в концентрате прокопчу! И никакая сила!
ЩЕРБИНИН – Семен Петрович, легче!
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – (в исступлении, бросаясь к Щеглову) Крех я тебе?! (Знаменский бросается к нему и схватывает его. Федор Никитич отталкивает Знаменского, злобно) Ты, жеребья порода! (бросается к Щеглову; уясняющий крестьянин тоже, и некоторые другие, в том числе, основательный парень).
ЗНАМЕНСКИЙ – (богатому крестьянину) А, ты как? (бьет его с размаху, тот падает).
ЩЕРБИНИН – Ребята, не трожь!
КУЗЯ – Товарищи! Стой!
ЗНАМЕНСКИЙ – (толкает с размаха основательного парня; тот падает) Вот тебе фикция! (быстро входит с одной стороны из-за дома Старкевич и за ним Левашов, с другой стороны – Темин).
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – (наскакивая на Знаменского) А!
ЗНАМЕНСКИЙ – (ему с готовностью еще ударить) А! (быстро тихим голосом) Дурак, к стенке, что ли хочешь? (Федор Никитич успокаивается).
Явление VII
ТЕМИН – Здравствуйте, товарищи. Ну-ну, вижу у вас собрание активное. (Щеглову) По-совести, кто виноват?
ЩЕГЛОВ – По-совести – они маленько уперлись, а я маленько перегнул.
ТЕМИН – (к толпе) Верно? Честное слово?
ГОЛОСА – Верно! Правильно! Справедливо!
РАССУДИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – И над религией глумиться.
ТЕМИН – (Щеглову, громко) придется доложить, чтобы тебе строгач записали по партийной линии.
ЩЕГЛОВ – Товарищ Арапов, зачем же строгач? Товарищ Арапов, я за партию «как рыцарь без страха и упрека» – хоть умереть.
АРАПОВ – Что без страха, это так. А насчет упрека, как партколлегия рассудит! А умирать не надо. Живи, только веди себя, как партия велит.
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – (показывает на Знаменского) Пастырское увещание ко времени поспело.
ТЕМИН – Я видел. (Знаменскому) Позавидовал твоему административному таланту!
ЗНАМЕНСКИЙ – По завету христову: «блаженны миротворцы». Но трудно. (показывает на сердце) Задохнулся.
ЩЕГЛОВ – Да, товарищ Знаменский, то есть тьфу, гад-протопоп, то есть, гражданин фельдшер… черт тебя подери – перемена богопротивного, — не знаешь, как и величать тебя!
ТЕМИН – Да, правда. Опять в рясе! Опять протоиерей Знаменский.
ЗНАМЕНСКИЙ – Ну, какой там протоиерей. «Одна копия», — как этот парень говорит (показывает на основательного парня). Пришел с голодухи сторговаться в попы.
ТЕМИН – Как же это сторговаться? Как это Христос апостолов посылал: «шедши научите…»
ЗНАМЕНСКИЙ – (истово) «Шедши, научите вся языцы, крестяще во имя Отца и Сына и святого Духа».
ТЕМИН – А они что же ему – как насчет оклада и суточных?
ЗНАМЕНСКИЙ – А жизнь то как с тех пор вздорожала? (смеются).
ЩЕГЛОВ – Товарищ Арапов, я уже ему дал направление в дивизионный лазарет.
ЗНАМЕНСКИЙ – Гожусь ли? Годы. Силы уходят.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – Силы уходят, а меня чуть не уходил.
ТЕМИН – Годишься. Только смотри, к стенке не угоди.
ЗНАМЕНСКИЙ – Постараюсь. (крестьянам) Ищите другого богомольца.
ГОЛОСА – Упустили протопопа. Другого найдем.
СТАРКЕВИЧ – (протягивает руку Знаменскому) Давно бы так.
ТЕМИН – (Щеглову) Ты сам получил назначение в дивизию. Кончишь в Упродкоме и догонишь нас в пути.
ЩЕГЛОВ – «Везде сый и вся исполняй!.
ТЕМИН – А теперь (председателю) возобновим собрание. (мягко) Товарищи, трудно вам. Жалко свое трудовое отдавать. Но рабочим в городе много трудней вашего. Ведь их голод косит. Не дать же им всем перемереть. Ведь они братья наши. Надо им хоть по четвертушке, хоть по восьмушке бросить. И доктора, и учителя, — ведь народу же они служат, — что ж, пусть передохнут они? Поделитесь, товарищи. А, главное дело, Красную Армию надо поддержать. Там, ваши же братья и дети вместе с рабочими за общее дело страдают и умирают, вашу же землю и свободу отстаивают. Помогите фронту, товарищи. (очень мягко) Ну, подтяните маленько животы.
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – И так затянули, как супонь.
ГОЛОСА – Нешто мы бы не согласны, кабы было что. Последнее отдали.
ТЕМИН – (раздумчиво) «Нечего говорите?» (показывает на богатого крестьянина и на Щербинина) И у них последнее?
ЩЕРБИНИН – Последнее – не последнее, а справедливость должна быть.
ТЕМИН – (спокойно) Это правильно. (председателю) Списки скота и хлеба у тебя есть?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Списки, вот они – комиссия составляла
ТЕМИН – (тем же тоном) Они по вашим заявлениям составлены?
ГОЛОСА – (нерешительно) Комиссия составляла, по нашим.
ТЕМИН – (тем же тоном) Так вот, мы проверим скотину в поле. Какая в списках есть, ту мы совсем не тронем. Это значит ваша. А если против списка окажется лишек, это значит набродная. Эту мы заберем. Возражений нет? (молчание). Принято. Предлагаю командировать председателя с Щегловым на проверку. Излишнюю сейчас же гоном гнать в город. Принято? (молчание). Что же молчите? Или здесь разберемся? (обращается к Щербинину) Щербинин? Ну, Щербинин, по совести – сколько у тебя овец? (смотрит в список).
ЩЕРБИНИН – Стану я из-за ерунды врать. Сколько записано, столько и было. Теперь меньше. Одну сдал.
ТЕМИН – (к крестьянам) Верно?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Верно.
ТЕМИН – А Павел Константиныч, все, что полагалось — сдал?
ГОЛОСА – Раньше всех, — ему никак нельзя.
ТЕМИН – А сколько у него поросят и овец (показывает на богатого крестьянина).
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – У него десять овец, три поросенка.
ТЕМИН – (председателю) А в списке?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – В списке один поросенок, шесть овец.
ЩЕГЛОВ – Тип! Шкура у него трещит!
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – (тихо, злобно, насмешливо) Товарищи называются.
ТЕМИН – (язвительной женщине) А у тебя сколько?
КУЗЯ – (заглядывая в список) Два у ней. А в списке – один.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – Значит, описки были.
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА — (Кузе) А тебе, кобелю, нужнее всех?
ТЕМИН – Ну что ж? Видите? Значит, чтобы завтра все сдать по разверстке. Только у него (показывает на богатого крестьянина) одного поросенка не в зачет взять, да хлеба пятнадцать пудов не в зачет, да пять с председателя, (председателю пояснительно) чтоб в другой раз описок в списках не было. (в толпе легкий смех). (Щеглову) Ты наблюдешь. (к собранию) Не подведите себя.
ГОЛОСА – Выполним. Не подведем. Пустяковое дело. Зря и тянули. Говорили ведь.
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – (Михаилу Щербинину, тихо) Мой завет тебе, крестник, дойдешь до фронта, — гони на ту сторону. Пропадать, так было бы за что, — за Рассею, а не за эту шпану.
МИХ.ЩЕРБИНИН – (тихо) Отец что скажет?
БОГАТЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Отец сам потом благодарить будет, когда с настоящим порядком вернешься. И Матрешка рада будет. Ты ко мне зайди.
ВРАЗУМЛЯЮЩИЙ КРЕСТЬЯНИН – (наставительно) Этому арапу — арапа не заправишь.
СТАРКЕВИЧ – (Знаменскому, показывает на Темина) Чудотворец. И разверстку выполнил, и скот у крестьян умножил, вроде как Христос пятью хлебами толпу насытил.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – Статистика-то при Христе видно такая же была.
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – Слава богу, Матрешу не взяли. А, Матрешь, а я испугался. Ну-ка посолят!
ЯЗВИТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА – Тебя, хулигана, за поросенка бы сдать.
ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ ПАРЕНЬ – И твой язык бы, тетка Дуня, хучь бы не весь, а метров сорок пять.
ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ – И то бы на пятьдесят процентов тише на деревне.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – К порядку.
ТЕМИН – Так вот, товарищи, не последнее еще берем. Конечно, не от богатства вашего берем, а от нужды. А я скажу вам, — нужно будет, — сами отдадите и последнее, — последнего ягненка, последнего куренка. Выбор простой – либо нагайка и виселица, либо земля и свобода. А вы думали, — что?
БЫВАЛЫЙ КРЕСТЬЯНИН – Барон своим деревенским письмом прислал «все тащите, дорогие сограждане, только поберегите осины покрепче хлыстов сорок, да полсотни березок покудрявей».
ТЕМИН – А вы, други, думаете, что?! Шутка это? Мало мужика пороли, мало вешали? «Последнюю скотину берете». Жалко! Верно. Да и не последнюю жалко. Трудом, заботой она выхожена. Только что говорить сейчас о скотине? Сейчас время вот какое – поднимайся весь трудящийся люд, бери винтовку и иди на врага, — иди стар и млад, иди разутый и раздетый, иди голодный и холодный, и бейся за рабочее и крестьянское дело! До конца бейся! Победа – она уже вот она! А как с двуногими скотами управимся, — четырехногих быстро разведем. Честное слово. Вот как оно! А не то, как оно!
ГОЛОСА – (тверды) Правильно! Верно!
Конец третьей части.