x x x
Сцена 2. У БАБЫ–ЯГИ.
И пошел он, куда глаза глядят. Темно было… Шел, шел, видит – огонек светится. Подходит ближе – стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие. Вышла на крыльцо Баба-Яга… Посмотрела на Ивана спрашивает: «Кто ты такой? И куда идешь?»
– Иван-дурак, иду к Мудрецу за справкой, – ответил Иван. – А где его найти, не знаю.
– Ну заходи, заходи… – молвила Баба-Яга. – Отдохни с дороги. Есть небось хочешь?
Зашел Иван в избушку. Избушка как избушка, ничего такого. Большая печка, стол, две кровати…
– Иван, — заговорила Яга, — а ты как дурак-то — совсем, что ли, дурак?
– Как это? – не понял Иван.
– Ну, полный дурак или это тебя сгоряча так окрестили? Бывает, досада возьмет – крикнешь: у, дурак! Привыкли люди; дурак и дурак, а ты вовсе не дурак, а только…бесхитростный. А?
— Не пойму, ты куда клонишь-то?
— Да я же по глазам вижу: никакой ты не дурак, ты просто бесхитростный. Я как только тебя увидала, сразу подумала: «Ох, и талантливый парень!» У тебя же на лбу написано: «талант». Ты хоть сам-то догадываешься про свои таланты? Или ты полностью поверил, что ты – дурак?
– Ничего я не поверил! – сердито сказал Иван. – Как это я про себя поверю, что я — дурак?
– А я тебе чего говорю? Вот люди, а!.. Ты строительством когда-нибудь занимался?
– Ну, как?.. С отцом, с братьями теремки рубили… А тебе зачем?
– Понимаешь, хочу коттеджик себе построить… Материалы завезли, а строить некому. Не возьмешься? Построишь коттеджик… его увидют — ко мне гости всякие приезжают — увидют — сразу: кто делал? Кто делал – Иван делал… Чуешь? Слава пойдет по всему лесу.
– А как же справка? – спросил Иван. — Меня же назад без справки-то не пустют. Куда же я?
– Истопником будешь при коттеджике… Я об тебе заботиться буду. Я буду тебя звать – Иванушка…
– Карга старая, – сказал Иван. – Ишь ты, какой невод завела! Иванушкой она звать будет. А я на тебя буду горб гнуть? А ху-ху не хо-хо, бабуленька?
– А-а, – зловеще протянула Баба-Яга, – теперь я поняла, с кем имею дело; симулянт, проходимец… тип. Мы таких – знаешь, что делаем? – зажариваем. Ну-ка, кто там?! – И Яга трижды хлопнула в ладоши. –Стража! Взять этого дурака, связать – мы его будем немножко жарить.
Стражники, четыре здоровых лба, схватили Ивана, связали и положили на лавку.
– Последний раз спрашиваю, – еще попыталась Баба-Яга, – будешь коттеджик строить?
– Будь ты проклята! – сказал гордо связанный Иван. – Чучело огородное…
– В печь его! – заорала Яга. И затопала ногами. – Мерзавец! Хам! В огонь! – В ого-онь!..
Ивана сгребли и стали толкать в печь, в огонь. А Иван и говорит: «Мне в огне не гореть, карга! Так что я иду смело!» Только Ивана затолкали в печь, на дворе зазвенели бубенцы, заржали кони. Обрадовалась Баба-Яга и выглянула в окно. Говорит: «Дочка едет! У-у, да с женихом вместе! То-то будет им чем поужинать». Стражники тоже обрадовались. «Змей Горыныч едет, Змей Горыныч едет!» – закричали они.
Вошла в избушку дочка Бабы-Яги, тоже сильно страшная, с усами.
— Фу-фу-фу, — сказала она. — Русским духом пахнет. Кто тут?
– Ивана жарим – сказала Баба-Яга. И засмеялась хрипло: – Ха-ха-ха!..
– Да ну? – приятно изумилась дочка. – Ах, какой сюрприз!
– Представляешь, не хочет, чтобы в лесу было красиво, – не хочет строить коттеджик, паразит.
Дочка заглянула в печку. Иван, увидев, что у неё усы, стал над ней смеяться, напугал её тем, что из–за этого её муж может разлюбить, а то «еще возьмет да голову откусит со зла, знаю я этих Горынычей».
Баба-Яга и дочка призадумались и велели Ивану вылезти из печи. .
– Давай так, – слушай сюда! – заволновалась Баба-Яга. –Давай так: ты сводишь усы, я даю тебе свою метлу, и ты в один миг будешь у Мудреца. Быстрей! А то Горыныч войдет.
Тут и Иван заволновался: «Слушайте, он же войдет и… с ходу сожрет меня».
– Я скажу, что ты мой племянник, – нашлась Баба-Яга. – Понял? Наводи свой состав. Что тебе надо?
– Пригоршню куриного помета, пригоршню теплого навоза и пригоршню мягкой глины – мы накладываем на лицо такую маску…
– Слышали? – сказала Яга стражникам. – Одна нога здесь, другая в сарае! Арш!
Стражники побежали за навозом, глиной и пометом. А в это самое время в окно просунулись три головы Змея Горыныча… Уставились на Ивана. Все в избушке замерли. Горыныч долго-долго смотрел на Ивана. Потом спросил: «Кто это?»
– Это, Горыныч, племянник мой, Иванушка, – сказала Яга. – Иванушка, поздоровайся с дядей Горынычем.
– Здравствуй, дядя Горыныч! – поздоровался Иван. – Ну, как дела?
Горыныч внимательно смотрел на Ивана. Так долго и внимательно, что Иван занервничал.
– Да ну что, елки зеленые? Что? Ну – племянник, ты же слышал! Пришел к тёте Ежке. В гости. Что, гостей будем жрать? Давай, будем гостей жрать! А семью собираемся заводить – сех детишечек пожрем, да? Папа называется!
Головы Горыныча посоветовались между собой.
Первая сказала: — По-моему, он хамит.
Вторая подумала и сказала: – Дурак, а нервный.
А третья выразилась и вовсе кратко: — Лангет, — сказала она.
– Я счас такой лангет покажу!.. – взорвался от страха Иван. – Такой лангет устрою, что кое-кому тут не поздоровится. Тётя, где моя волшебная сабля? – Иван вскочил с лавки и забегал по избушке — изображал, что ищет волшебную саблю. – Я счас такое устрою! Головы надоело носить?!
Иван кричал на Горыныча, но не смотрел на него, – жутко было смотреть на эти три спокойные головы. Первая голова опять сказала: «Он просто расхамился». Вторая заметила: «Нервничает. Боится». А третья не успела ничего сказать. Иван остановился перед Горынычем и сам тоже долго и внимательно смотрел на него. Наконец, Иван сказал: «Шпана, я тебя сам съем».
Тут первый раз прозвучал голос Ильи Муромца. — Ванька, смотри! — сказал Илья.
– Да что «Ванька», что «Ванька»! – воскликнул Иван. – Чего ванькать-то? Вечно кого-то боимся, кого-то опасаемся. Каждая гнида будет из себя… великую тварь строить, а тут обмирай от страха. Не хочу! Хватит! Надоело! – Иван уселся на лавку, достал дудочку и посвистел маленько. — Жри, — сказал он, отвлекаясь от дудочки. — Жрать будешь? Жри. Гад. Потом поцелуй свою усатую невесту. Потом рожайте усатых детей и маршируйте с ымя. Он меня, видите ли, пугать будет!.. Хрен тебе! – И Ванька опять засвистел в свою дудочку.
– Горыныч, – сказала дочка Бабы–Яги, – плюнь, не обращай внимания. Не обижайся.
— Но он же хамит, — возразила первая голова. — Как он разговаривает?!
– Он с отчаяния. Он не ведает, что творит.
— Ванюшка, — заговорила Баба-Яга кротко, — не хами, племяш. Зачем ты так?
– Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать!
Первая голова, чуть не плача, сказала: «Нет, ну он же вовсю хамит! Ну как же?»
Иван жестко сказал: «Заплачь, заплачь, а мы посмеемся. В усы».
Тогда Вторая голова сказала: «Хватит тянуть».
– Да, хватит тянуть, – поддакнул Иван. – Чего тянуть-то? Хватит тянуть.
Третья голова изумилась: «О-о! Ничего себе!»
Иван опять дурашливо поддакнул: «Ага! Во, даеть Ванька! Споем? – И запел: Эх, брил я тебя На завалинке, Подарила ты мене Чулки-валенки… А под конец предложил: «Горыныч, хором!…»:
И стало тихо. И долго было тихо.
— А романсы умеешь? — спросил Горыныч. — Старинные.
– Сколько угодно… Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизаю сколько хошь. Завалю романсами. Например: Хаз-булат удало-ой, Бедна сакля твоя-а, Золотою казной Я осыплю тебя-а!.. А? Романс!.. – Ванька почуял некую перемену в Горыныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке. – Мх, ты… свирепый. Свирепунчик ты мой.
— Не ерничай, — сказал Горыныч. — А то откушу руку.
— Филе, — сказала голова, которая давеча говорила «лангет». Это была самая глупая голова.
– А тебе бы все жрать! – обозлился на нее Иван. – Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то.
— Ванюшка, не фордыбачь, — сказала Баба-Яга. — Пой.
– Разговорился. Есть слух — пой, – сказала и дочка.
— Пой. – велел Горыныч Бабе–Яге и дочке сказала петь вместе с Иваном. – Три, четыре, Начали.
– Дам коня, дам седло, – запел Иван, а Баба-Яга с дочкой подхватили: Дам винтовку свою-у, А за это за все Ты отдай мне жену-у. Ты уж стар, ты уж се-ед, Ей с тобой не житье, С молодых юных ле-ет Ты погубишь ее-о-о.
Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив. — Дальше, — тихо сказал он.
– Под чинарой густой, – пел дальше Иван, – Мы сидели вдвое-ом; Месяц плыл золотой, Все молчало круго-ом. И с чувством повторил еще раз: Эх, месяц плыл золотой, Все молчало круго-ом.,. –« Она мне отдала-ась… – повел дальше Иван, – До последнего дня…»
— Это не надо, — сказал Горыпыч. — Пропусти.
– Как же? – не понял Иван.
– Пропусти.
– Горыныч, так нельзя, – заулыбался Иван, – из песни слова не выкинешь,
Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта нехорошая тишина.
– Но ведь без этого же нет песни! – занервничал Иван. – Ну? Песни-то нету!
— Есть песня, — сказал Горыныч. — Даже лучше – лаконичнее.
— Ну ты смотри, что они делают! — Иван даже хлопнул в изумлении себя по ляжкам. — Что хотят, то и делают! Нет песни без этого, нет песни без этого, нет песни!.. Не буду петь лаконично. Все.
– Ванюшка, – сказала Баба-Яга, – не супротивничай.
– Пошла ты!.. – вконец обозлился Иван. – Сами пойте. А я не буду. В гробу я вас всех видел! Я вас сам всех сожру! С усами вместе. А эти три тыквы… я их тоже буду немножко жарить…
— Господи, сколько надо терпения, — вздохнула первая голова Горыныча. — Сколько надо сил потратить, нервов… пока их научишь. Ни воспитания, ни образования…
— Насчет «немножко жарить» — это он хорошо сказал, — молвила вторая голова. — А?
– На какие усы ты все время намекаешь? – спросила Ивана третья голова. — Весь вечер сегодня слышу: усы, усы… У кого усы?
– А па-арень улыбается в пшеничные усы, — шутливо спела первая голова. — Как там дальше про Хаз-бу-лата?
– Она мне отдалась, – отчетливо сказал Иван. Опять сделалось тихо.
— Это грубо, Иван, – сказала первая голова. — Это дурная эстетика. Ты же в библиотеке живешь… как ты можешь? У вас же там славные ребята. Где ты набрался этой сексуальности? Как там дальше-то? С Хазбулатом-то.
– Он его убил, – покорно сказал Иван. — Молодой любовник убил Хазбулата. Заканчивается песня так: «Голова старика покатилась на луг».
— Это тоже не надо. Это жестокость, — сказала первая голова. – Надо так. Они помирились. Он ему отдал коня, седло — и они пошли домой. На какой полке ты там сидишь, в библиотеке-то?
— На самой верхней… Рядом с Ильей и донским Атаманом.
— О-о! — удивились все в один голос.
— Понятно, — сказала самая умная голова Горыныча, первая. – От этих дураков только и наберешься… А зачем ты к Мудрецу идешь?
– За справкой. Что я умный.
Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и дочь тоже подхихикнули.
— А плясать умеешь? — спросила умная голова.
— Умею, — ответил Иван. — Но не буду.
— Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить, — встряла Баба-Яга. — Я подняла эту тему…
— Ти-хо! — рявкнули все три головы Горыныча. — Мы никому больше слова не давали! — Спляши, Ваня, — тихо и ласково сказала самая умная голова.
Иван уперся: «Не буду плясать». Голова подумала и говорит: «Ты идешь за справкой. А ты не дойдешь». Умная голова спокойно смотрела на Ивана. – «Справки не будет. Ты даже отсюда не выйдешь».
Иван постоял в тягостном раздумье… Поднял руку и печально возгласил:
— Сени!
— Три, четыре, — сказала голова. — Пошли.
Баба-Яга и дочь запели, прихлопывая в ладоши: «Ох, вы сени, мои сени, Сени новые мои… Сени новые-преновые Решетчатые..». Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками… а руки его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову, не смотрел соколом.
— А почему соколом не смотришь? — спросила голова.
– Я смотрю, – ответил Иван.
– Ты в пол смотришь.
– Сокол же может задуматься?
– О чем?
– Как дальше жить… Как соколят вырастить. Пожалей ты меня, Горыныч, – взмолился Иван. — Ну сколько уж? Хватит…
— А-а, — сказала умная голова. — Вот теперь ты поумнел. Теперь иди за справкой. А то начал тут… строить из себя. Шмакодявки. Свистуны. Чего ты начал строить из себя? Становись лицом к двери. По моей команде вылетишь отсюда со скоростью звука. Приготовились… Три, четыре!
Иван вылетел из избушки. Три головы Горыныча, дочь и Баба-Яга засмеялись.
– Иди сюда, – позвал Горыныч невесту, – я тебя ласкать буду.