СЕМЕЙНЫЙ АРХИВ

 

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФОН ВОЙНЫ 1812-1815 гг.

 

Может быть, принадлежность к масонству никоим образом не сказывалась на ходе событий и принятии политических решений? Ответить на этот вопрос можно только с помощью конкретных примеров, и период царствования Александра I в этом отношении очень удобен, потому что только в эти 25 лет масоны действовали наиболее открыто.

В таблице перечислены основные события этого царствования.

 Итак, царствование Александра I (1801-1825) началось с ЦАРЕУБИЙСТВА, совершенного старым способом (путем дворцового заговора), а закончилось попыткой совершить ЦАРЕУБИЙСТВО новым способом, с помощью разветвленного военного заговора, в который были вовлечены разные сословия, в том числе и новое — «творческая интеллигенция». За этот период процесс МАСОНИЗАЦИИ правящей верхушки, иначе называемый «засилием иностранцев», достиг того уровня, когда страной фактически управляли иностранные державы с помощью своих «агентов влияния». 

У кормила власти стояли и «англоманы», и «вольтерианцы», то есть члены английских, шведских и французских лож, а в Москве проживали «мартинисты-розенкрейцеры» из «Дружеского общества» Новикова-Шварца. Побеждали то одни масоны, то другие, то третьи, поэтому на протяжении всего царствования Александра I  по одним и тем же направлениям внешней и внутренней политики происходили резкие колебания. Главным направлением были отношения с Англией и Францией, — основными соперниками в начавшейся общеевропейской войне, — а также с их переменчивыми союзниками, Австрией, Пруссией и Турцией. Россия, Австрия, Пруссия,  и Турция, становились союзниками той или другой стороны, в зависимости от того, проанглийские или профранцузские масоны вставали у кормила власти в этих странах, и кому из них оказывали поддержку мартинисты и розенкрейцеры, носители «национального духа».

Во всех этих Империях дело происходило приблизительно по одинаковой схеме, напоминающей расклад карточного «пасьянса», или, скорее, карточную игру с участием нескольких игроков.  В мою задачу входит на материале Российской истории этого периода показать, что игроки имели реальное влияние на ход событий, если не в полном объеме, то, во всяком случае, в рамках принятия важных решений и назначения нужных лиц на высокие руководящие посты.

Когда усиливались английские масоны, то Россия вступала в союз с Англией и ее союзниками, а когда французские, — то в союз с Францией.  Эта черезполосица сказывалась не только на передвижениях русской армии в Европу и обратно, но и на внутренней политике, и на образе жизни светского общества: менялись моды на одежду, мебель и архитектуру, на литературные вкусы и на увлечения то политэкономией, то социальными теориями.

Влияние Англии ощущалось в открытии Английского клуба, филиала Британского Библейского общества и Общества по распространению Ланкастерских школ, в увлечении политэкономией Адама Смита, «готическими» романами «кошмаров и ужасов» Анны Радклиф,  Вальтера Скотта и «байронизмом».

 Под влиянием французских масонов, они же «галломаны»-вольтерианцы,  Александр заключал союз с Наполеоном в Тильзите (1807), а реформы поручал проводить галломану-масону М.М. Сперанскому. Тогда шведские Коллегии переделывали в Министерства с Департаментами, Сперанский начинал готовить «конституционные реформы» (Госсовет, Госдума и вообще «разделение властей). Вельможи (Ришелье в Одессе, Безбородко в Нежине) и сам император (в Царском Селе) открывали Лицеи по образцу французского. Член ложи в Страсбурге, генерал-майор Н.Н. Муравьев на свои средства открыл в Москве Училище колонновожатых, то есть офицеров Свиты, чтобы иметь своих «волчат» в Генштабе. В светских салонах боготворили Наполеона, пирожники пекли в его честь пирожное «Наполеон», дамы носили платья «ампир», дома строили тоже в стиле «ампир» и обставляли комнаты мебелью все в том же стиле. Поэты воспевали «Великого человека» в стихах и балладах.

Московские Розенкрейцеры готовили свои кадры в Университете и в Университетском благородном пансионе. Попечители-масоны приглашали на профессорские кафедры своих «братьев» из Европы, таких как: розенкрейцер Шварц, иллюминат Раушенбах, гебраист Фессель и др. А своих наиболее перспективных питомцев отсылали туда же, в Германию, доучиваться на степень Магистра. «Просвещенные» Магистры возвращались в Россию и тоже становились профессорами, а на лекциях вместе своего предмета занимались пропагандой или мистических, или революционных идей.

Неизменным оставался только язык, на котором говорила правящая верхушка, — со второй половины XVIII в. французский язык, можно сказать, стал вторым государственным языком, и оставался таковым даже во время войны 1812 г., несмотря на призывы «патриотов» перейти на русский.

Но вот что интересно, — курс государственного корабля менялся, иногда на прямо противоположный, но команда оставалась неизменной, а постоянно «присутствовующими» в ней были представители разных влиятельных Великих Востоков Европы. Иногда, правда, для ублажения так называемого «общественного мнения», умело формируемого той или иной группировкой, наиболее одиозные фигуры отправлялись в «трюм» (в почетную ссылку) или даже за борт. Но рано или поздно они вновь «всплывали» и вставали у «кормила» власти. Ясно, что при такой разношерстной команде, исполняющей разноречивые приказания от адмиралов иностранных флотов, корабль под названием «Российская империя» метался из стороны в сторону.

Таким образом, историю царствования этого императора, с 1801 по 1825 годы, можно излагать двумя способами: 1) как это делают историки, но в таком случае мы вообще ничего не поймем: кто, зачем и по каким мотивам совершал те или иные действия; и 2) как они этого не делают, то есть прямо укажем на побудительные мотивы тех или иных преступлений.

В качестве упражнения возьмем первый эпизод, без которого, собственно говоря, Александр Павлович не смог бы занять престол в 1801 г. Я имею в виду смерть его отца, Императора Павла I, который должен был занять захваченный его матерью-мужеубийцей престол уже в 1770 году, но был вынужден ждать ее смерти до 1796 г.. Взятый нами пример позволяет «схватить за руку вора», то есть английское масонье, не прибегая ни к каким гипотезам и домыслам. Этим он и удобен для первоначального обучения. Сначала прочитаем, как она описана в «Учебнике Русской Истории» дореволюционного профессора С.Ф. Платонова, затем его иносказания я переведу на нормальный язык, а для разоблачения наглой лжи и сообщу дополнительные сведения из ненаписанного «Учебника Русского Масонства».

 

Упражнение 1-е. КТО И ПОЧЕМУ «ЗАКАЗАЛ» ИМПЕРАТОРА ПАВЛА I

 

Страх перед Революцией заставил Екатерину II заключить союз с Англией, Австрией и Пруссией. Она же запретила своим подданным сношения с Францией, но вскоре умерла. Павел I принял более радикальные меры против «якобинского духа». Среди них историк С.Ф. Платонов перечисляет следующие:

— запретил выезд русских за границу и въезд иностранцев в Россию без Высочайшего разрешения;

— запретил российским юношам учиться в «иностранных училищах» (университетах);

— запретил ввоз книг и нот из-за границы;

— повелел закрыть все частные типографии и установил строжайшую цензуру;

— запретил носить «костюмы и шляпы, напоминающие французские моды, а  также ношение трехцветных лент на французский манер».

Так как в учебниках истории последний запрет обычно выставляется как признак безумия Павла и той последней каплей, которая переполнила терпение общества, то сразу поясню, в чем состоит мошенничество. Дело было не во «французских», а в масонских модах на круглые шляпы и круглые столы, а трехцветные ленты он запретил не потому, что его раздражало их многоцветие, а потому, что бело-красно-голубые ленты (ТРИКОЛОРЫ) носили восторженные поклонники Французской революции в знак горячей солидарности с нею.

После этого перечня почтенный профессор пишет, а отроки и отроковицы заучивают сплошную ложь, и я не могу удержаться от замечаний, так как по опыту знаю, что именно ложь проходит незамеченной: «Жестокое гонение (?) постигало тех, кого император Павел подозревал в революционных мыслях, в «пагубном вольномыслии» (Платонов хочет сказать, что таковых не было, а вольномыслие не пагубно)… Царствование Павла получило (от кого?) поэтому название «царства страха». Раздражительность и жестокость императора Павла с течением времени стали принимать характер явной болезни..(?). С 1798 года император Павел совсем отдалился от своей семьи (то есть все случившееся далее произошло из-за внутрисемейных неурядиц)… Судя по гневным выходкам против собственного семейства, окружающие могли думать (?), что Павел становится опасным врагом собственной династии.

(Никто думать так не мог и не думал, потому что как раз Павел, впервые после великого реформатора Петра, издал Закон о престолонаследии. В нем было явно оговорено, что право на наследование престола передается только по мужской линии от отца к старшему сыну) .

Это (?) помогло развиться заговору (Что «это»? Мысли окружающих? Лучше бы Платонов рассказал нам, КТО помог развиться заговору.) против Павла: заговорщики, руководимые Петербургским военным губернатором графом Паленом, взяли на себя роль людей, желавших для спасения династии и государства

(Как ловко закручено! тут не сразу и сообразишь, что историк имел в виду: осудить заговорщиков во главе с военным губернатором за взятие «роли» или похвалить их за благородство желаний), устранить душевнобольного (теперь это уже установленный факт?) Павла от власти и отдать его под опеку (?) его старшего сына Александра. Но когда (11 марта 1801 года) они явились к Павлу (К Императору так запросто явиться никто не мог. Они что же пришли к нему днем на аудиенцию?) в его новом дворце с предложением отказаться от власти (пришли к Императору с таким предложением? Устно или письменно изложенным?), Павел встретил их с таким упорством и гневом, что в запальчивом объяснении (Так и ждешь окончания фразы: «Павел кого-либо убил». Но нет. Кто же был в запальчивости: «душевнобольной» или радетели о спасении династии и государства?) был лишен жизни».

 (Платонов употребляет один из смягчающих заменителей глагола «убить», чтобы ученики ни в коем случае не восприняли благородных заговорщиков как банальных убийц. Не убит, а «лишен жизни», кем и чем неизвестно!).

Платонов издал свой учебник в 1909 г., то есть тогда, когда все обстоятельства этого подлого убийства стали достоянием широкой гласности, и профессор не мог их не знать. Тем более поразителен цинизм, с которым он нагло оправдывает заказных убийц. Впрочем, хорошо уже то, что историк не решился написать, что Император, «будучи в умоисступлении, сам себя лишил жизни в запальчивости». Дело было, конечно, не в «отдалении Павла от семьи», а в «отдалении» его от «братьев-масонов», и даже не от всех, а от английских.

В 1798 г. Император действительно открыл «жестокие гонения», но не на всех подданных подряд, а исключительно на высокопоставленных Мастеров международного «братства».

Сначала Император Павел вошел в антифранцузскую коалицию пяти государств (Англия, Австрия, Неаполитанское королевство, Турция и Россия), потому что Наполеон к этому времени уже завоевал почти всю Европу. Ближайшей причиной к вхождению в коалицию был захват французами Мальты — острова, принадлежащего Ордену госпитальеров-«иоаннитам», Мальтийским рыцарям, коих покровителем и Гроссмейстером незадолго до того стал император Павел. Тогда Павел направил в Средиземное море эскадру адмирала Ф.Ф. Ушакова, а в Северную Италию на помощь австрийцам армию под управлением А.В. Суворова.

Но в 1800 году Павел, считавший виновниками потерь русской армии в Италии и Голландии своих союзников, Австрию и Англию, порвал с ними союзнические отношения и стал готовиться к войне с Англией. Он замыслил сухопутный поход в Индийские владения англичан и уже отправил туда через Оренбург Донское казачье войско. Тогда же был заключен мир с Францией, и Наполеон освободил русских пленных без всяких условий.

Все эти факты переписаны мною из учебника Платонова, то есть они ему известны, но он их излагает после описания цареубийства, чтобы ученики не могли догадаться, что причиной убийства Павел был его разрыв с Англией и начало похода в Индию. Свой рассказ об этой эпопее Платонов завершает так: «Смерть императора Павла прекратила этот рискованный марш: казаки были возвращены назад». Что же делает ученый мошенник? Этот «рискованный марш» прекратила не смерть Императора, а его убийство, при этом севший на престол соучастник убийства, сын Александр Павлович тотчас вернул казаков назад. Ради этого цареубийство и было затеяно, хотя, конечно, у Александра и других заговорщиков были связаны с этим свои интересы. А  историк Платонов пишет о его смерти так, будто бы она была естественной, и англичанам чисто случайно повезло. Таким образом, историк не только извратил картину цареубийства, но сделал все, чтобы снять с заказчиков и исполнителей преступления  даже тень подозрения.

Как же все происходило на самом деле?

ЗАКАЗЧИКАМИ убийства были англичане, поэтому они-то и «помогли развиться заговору». Английский посол и масон Витворт действовал через свою любовницу Жеребцову на ее брата генерала, камергера и масона А. А. Жеребцова, Великого Мастера 27 лож в СПб, Москве и разных российских и иностранных городах.

ОРГАНИЗАТОРАМИ заговора стали: вице-канцлер и оккультист, граф Никита Петрович Панин (1770-1836), племянник масона Никиты Ив. Панина, воспитателя Павла I); адмирал Иосиф де Рибас (1740-1800, масон, член Капитула Востока СПб, 1777 г.), именем которого названа в Одессе ул. Дерибасовская, и уже известный нам граф П.А. Пален (1745-1826), военный губернатор столицы и тоже масон. Организаторы принадлежали к старшему поколению масонов, уже поднаторевших в совершении дворцовых переворотов.

ИСПОЛНИТЕЛИ. Они, во-первых, начали прямые переговоры с Цесаревичем Наследником, сыном намеченной к убиению жертвы, а, во-вторых, набрали 12 исполнителей-масонов из офицеров Преображенского, Семеновского, Измайловского и Кавалергардского лейб-гвардейских полков. Ими были: командиры полков Талызин и Уваров, генерал-адъютант масон Аргамаков (ложа «Озирис») и еще один А. Аргамаков; князья  Яшвиль, И. Вяземский и Б. Голицын, а также масон П  Кутузов (ложа «Александр к добродетели», масон П.Толстой (ложа «Избранный Михаил»), Илья Татаринов, Я. Скарятин, масон Н. Бороздин (Капитул Восток СПб). Из этой шайки убийц был наказан всего один, кажется, Скарятин, а все остальные продолжали продвигаться по службе и «работать» в своих ложах.

КАК ОНИ УБИЛИ ЦАРЯ. Военный губернатор Пален и собранная им команда из 12 лейб-гвардейцев, то есть из личной охраны Государя, вовсе не думали о «спасении династии». Явиться в царский дворец с любым «предложением» мог только действительно умалишенный (и такое бывало), но таковой был бы остановлен еще при входе и отправлен в крепость. Пален и его команда умалишенными не были и потому во дворец в дневное время с «предложением отказаться от власти» не ходили. Они пошли туда глубокой ночью, когда Павел уже спал, а на постах были расставлены участники заговора. Они ворвались в спальню, попробовали убить его сразу, но Император «с упорством и гневом» пытался защищаться, и тогда разъяренные убийцы (10 человек на одного!) «в запальчивости» его придушили. Не знаю, написали ли имена этих убийц «на обломках самовластья», но они всем известны и должны стоять в списках «вечных спутников человечества», как люди заслужившие «бессмертие» наряду с другими деятелями масонской Культуры.

  

Упражнение 2-е. АЛЕКСАНДР I и ЕГО ДРУЗЬЯ МЕЧТАЮТ О КОНСТИТУЦИИ 

Разобравшись с мифом о «кончине душевнобольного Павла», на следующей же странице сталкиваемся со следующим мифом о «дружеском кружке» (напоминаю, что дети все это изучают в школе). «Кончина императора Павла (назвать убийство кончиной, то есть словом, обычно употребляющимся в сочетании «мирная кончина», — это еще одно достижение историка) застала великого князя Александра совершенно врасплох», — пишет заведомую ложь Платонов, и для большей убедительности усиливает наречие «врасплох» (то есть: «совершенно неожиданно») вторым наречием «совершенно».  Историку было известно, что Александр знал о возможности «физического устранения» от Панина. Мало того, из «Мемуаров» масона кн. Адама Чарторыйского историкам стало известно, что Александр еще во время коронационных торжеств в год воцарения своего отца просил его, Адама, набросать проект Манифеста для собственного вступления на престол. Что уже в том самом роковом для Павла, переломном 1798 году, Александр просит другого своего друга, масона гр. В. Кочубея (у которого секретарем служит масон М.М.Сперанский) уговорить И.А. Безбородко (устроителя Лицея в Нежине) составить проект конституционной реформы.

И вот, оказывается,  «кончина отца застала его врасплох». Но сын Павла  и его «личные друзья» не растерялись. По требованию Англии они первым делом отозвали посланных в Индию донских казаков, а затем уволили на покой скомпрометированного цареубийством графа Палена. Затем. пишет Платонов, они стали «собираться во дворце частным кружком и вместе с Государем обсуждали дела интимно, без всяких формальностей, в живой дружеской беседе. Этот кружок получил со временем название негласного, или интимного «комитета», потому что (воспитанник швейцарского гражданина Лагарпа) император Александр шутя называл его именем одного из комитетов времен Французской Революции».

Шутник! Посмотрим в масонские свитки, чтобы выяснить, кем были «личные друзья» Императора Александра I (1777-1825) и заодно вспомним русскую поговорку: «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». В интимный Комитет (он же «Избранная рада») вошли представители всех наиболее крупных масонских «Востоков», поэтому сведения о них легче всего найти в Словаре А.Н. Серкова «Русское масоново»:

гр. Н.Н. Новосильцев (1761-1836), сенатор, Председатель Государственного Совета, с 1834 г. (то есть уже при Николае I) Председатель Комитета министров. Этот англоман, друг премьер-министра Фокса, был членом французской ложи «Соединенных друзей», которая имела самое непосредственное отношение к организации «Союза спасения».

гр. В.П. Кочубей (1768-1834), вице-канцлер при Павле в 1798. Член Госсовета (1801), министр МВД (1802-1807, период союза с Англией) и (1819-1823, период расцвета тайных политических обществ). В 1827 г., то есть уже при Николае I, стал Председателем Госсовета и Комитета Министров. Все это, будучи членом ложи «Минерва» (Берлин), «Девкалион» (Варшава) и Член Теоретического Градуса (ЧТГ) в Москве.

кн. Адам Чарторыжский (1770-1861), член Госсовета,        Великий Восток Польши;

гр. П.А.Строганов     (1772-1817), сенатор, ген.-адъюьант. Великий Восток Франции

кн. А.Н.Голицын (1773-1844), сенатор, Министр Духовных дел и народного просвещения, член Госсовета (с 1810 г.), Председатель Библейского общества и член хлыстовской секты баронессы Буксгевен-Татариновой. Ложа не указана.

М.М.Сперанский (1772-1839), секретарь у вице-канцлера В. Кочубея. По его протекции сделал карьеру и стал статс-секретарем. За связь с Францией в 1810 г. попал в опалу, но не в тюрьму или ссылку, а на должность генерал-губернатора сначала в Пензу (где в то время учился отец Чернышевского, отказавшийся ехать за Сперанским в Сибирь), а затем в Тобольск. По возвращении в СПб был назначен Николаем I членом Следственного Комитета по делу декабристов. Член ложи  «Полярная Звезда» (известен тезоименитый этой ложе журнал). В романе Писемского «Масоны» он упоминается как видный и влиятельный масон в 1840х годах.

Итак, «интимными друзьями» Александра I по возрасту были люди старше 24-летнего Императора на 10-15 лет. Некоторые из них (Новосильцев и Кочубей) начали свою карьеру при Павле I, другие (М.М.Сперанский) выдвинулись благодаря протекции «старших товарищей». Будучи масонами разных согласий и толков, они, раз занявши «номенклатурные» посты, не покидали их до смерти, несмотря ни на какие перемены «курса правительства».

При просмотре послужных списков того времени более всего поражает такой факт: лица, несколько отодвинутые от власти в последние годы правления Александра I в связи с их членством в масонских ложах, при Николае I вновь появляются на политической арене и именно из них формируется Следственная Комиссия по делу декабристов. 

Как обстояло дело с иностранной агентурой при Александре I? Были ли в правящей элите люди, которые могли войти в СГОВОР с завоевателем? Были, но одни из них видели «благо России» в сговоре с Англией, другие — в сговоре с Наполеоном. При этом представители масонской дипломатии (она называется тайной в отличие от явной, о которой пишут в учебниках истории) сидели не только в посольствах Англии, Франции, Австрии и Пруссии, но составляли ближайшее окружение верховного правителя, тоже масона. О национальных, а тем более, народных интересах, в таком случае, могут говорить только бессовестные политики и описывающие их деяния историки.

Окружающие Императора англоманы всеми силами удерживали главу государства от заключения мира с Наполеоном. А куда с началом войны подевались галломаны, коих было даже большинство, если судить по масонским ложам, подчиняющимся Великому Востоку Франции? Они что же, вышли из этих лож и превратились в патриотов? Ничуть не бывало. Они ждали Великого человека с нетерпением, мечтая о том, как он даст им вожделенные всеми идиотами «свободу, равенство и братство».

В 1811 г. московский губернатор граф Ф. Ростопчин написал «Записку об опасности масонской секты», — но что характерно, — он посылает ее не в Петербург Императору Александру, а имевшей на брата сильное влияние вел кн. Екатерине Павловне в Тверь, где она жила с мужем герцогом Ольденбургским, генерал-губернатором. Точно так ж поступает придворный историк Н.М. Карамзин, когда хочет донести до Императора свои взгляды на русскую историю. Ростопчин пишет, что секта «подняла голову», что масоны (а в Москве их число доходило до 700-800 человек) «стали собираться на сходках, распространять дурные вести, рассылать по почте мистическую книгу под названием «Тоска об отчизне», возбудили мысль о необходимости изменить образ правления и о праве нации избрать себе нового государя… К секте принадлежат в Петербурге: гр. Разумовский, Мордвинов, Карнеев, Алексеев, Донауров; в Москве: кн. Трубецкие, И.В.Лопухин, кн. Гагарин, кн. Козловский, сенатор Павел Кутузов, Рунич, Ф.П. Ключарев и И. А.Поздеев (в 1782 г. был нач. канцелярии главнокомандующего Москвы графа З.Г.Чернышева, который открыто покровительствовал мартинистам). «Они собираются в доме у почт-директора Ключарева, но руководит всеми Поздеев (Баздеев в романе «Война и мир») — пишет Ростопчин, — Я уверен, что Наполеон, который все направляет к достижению своих целей, покровительствует им и когда-нибудь найдет сильную опору в этом обществе, столь же достойном презрения, сколь и опасном».

По его мнению, масоны-сенаторы (Лопухин, Рунич и Кутузов) хотели задержать весь Сенат к приходу Наполеона в Москве, чтобы он мог воспользоваться этим верховным органом власти в своих целях. События показали, что Ростопчин был прав. В 1812 г. по Москве стали распространяться листовки с текстом речи Наполеона, переведенной из иностранных газет.

Листовка имела такое название: «Речь Наполеона князьям Рейнского союза и королю прусскому в Дрездене» и в ней говорилось, что Наполеон через 6 месяцев будет в обеих толицах, в Москве и Петербурге». Ростопчин заподозрил, что это дело рук почт-директора Ключарева, через руки которого проходили иностранные газеты, но доказать его причастность не смог и лишь выслал его из Москвы. Позднее он стал сенатором. Полиция схватила двух распространителей, купеческого сына Верещагина и его товарища Мешкова. Верещагин был приговрен к ссылке в Нерчинск на вечную каторгу. Отправить его в Сибирь не успели, и он был растерзан толпою перед вступлением французов в Москву (эпизод описан у Толстого в «Войне и мире»).

Чрезвычайно характерно всю эту историю изображает масон советской эпохи, академик Е. В. Тарле (1874-1955). Он был осужден в 1931 г. по делу «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России» вместе с академиом  С.Ф. Платоновым (и еще 113 сотрудниками Академии наук). Оба академика занимались политикой и до Революции, а в ноябре 1919 г. были членами тайного «Петроградского правительства», организованного на деньги Антанты генералом Ф. Маршем. Министром иностранных дел предполагалось назначить историка Е.В.Тарле, а министром просвещения историка С.Ф. Платонова (см. в книге В. Пчелин и В.Т. Чумаков «Правители России», М., 2000, стр. 131 и 187, где, как это принято, все 115 человек изображены невинными жертвами сталинских репрессий).

Так вот, Тарле в своей книге о войне 1812 г. пишет, что Ростопчин, «крикливый балагур и фанфарон», изображая из себя демагога-патриота «выискивал агитаторов-мартинистов» и «подозревал старообрядцев в тайных симпатиях к Наполеону» (с. 150). Академик разоблачает эту «нелепую версию, почитаемую за истину». Он уверенно пишет, что никаких агитаторов-мартинистов в Москве не было, что текст прокламации наполнен вздором и что ее сочинил сам Верещагин, в чем и признался сам. Тарле полагает, что Верещагин, скорее всего, был «умственно ненормальным человеком».

Разоблачив таким образом одну «нелепую версию», историк Тарле тут же сообщает факт, подтверждащий правомерность действий Ростопчина и полиции. Он сам нашел в архивах сведения о том, что списки с пасквиля будто бы умалишенного-одиночки Верещагина распространялись не только в Москве, но «попадали и в провинцию». Так, в июле 1812 г. несколько списков обнаружились у саратовского купца А. Свиридова, который сказал, что получил их от своего сына, служащего приказчиком в Москве.

Вторую «нелепую версию» о «симпатиях старообрядцев к Наполеону» историк-масон не стал разоблачать не стал, вероятно, потому что её разоблачить невозможно. При общей численности населения Москвы в 250 000 чел., число насельников на Преображенском достигало 1500 человек и прихожан 10 000 (1809г.), а на Рогожском — 68 000 (1825 г.). То есть, по меньшей мере, 1/3 жителей первопрестольной столицы были раскольниками.

Это и была та «старозаветная» Москва, которая возбудила «чумной бунт» в 1771 г., готовилась к встрече Пугачева-Петра III в 1774 г., а в 1812 г. хлебом-солью встретила Наполеона на Поклонной горе. По выражению Грибоедова, пожар Москвы «немало способствовал» ее украшению, и он же способствовал благополучию «мистико-патриотических» федосееевцев. Начали они с поднесения хлеба-соли императору Франции, а затем признали Наполеона своим государем, потому что его они антихристом не считали. Зато в их молельне была повешена картина с изображением «белого царя», императора Александра I с надписью, что это — «антихрист».  На Преображенском кладбище признанный раскольниками «своим царем»Наполеон поставил станки для печатания фальшивых русских ассигнаций. 

Масоны жили не только в столицах, они находились и в рядах Действующей Армии. Напомню, что из общего числа масонов (3261) конца XVIII — перв. четв. XIX в. на долю «военных чинов» приходилось более 30% (1078). Если масонами были генералы Свиты,  адъютанты Императора и вел. князей, то почему бы самим Главнокомандующим не быть или масоном-англоманом, или масоном-галломаном и в связи с этим иметь свои «определенные политические цели»? Политические цели масона-англомана Барклая де Толли совпали с целями Императора Александра I, а цели масона-галломана Кутузова — нет.

Примечание: Адъютантом Главного штаба Барклая де Толли был полковник Н.Н. Николев (1779-1835), великий почетный официал Шотландской Консистории Феникс в Париже, масон 33-й и последней степени для Франции. Он был наделен полномочиями для распространения этой системы в Пруссии, Польше и России. Что касается М.И. Голенищева-Кутузова, то он с 1775 г. был членом иностранных лож, розенкрейцером 9-й степени. Начальником штаба у него был гр. Толь, тоже розенкрейцер, масонами были и его адъютанты.

Александр I и его соумышленники обещали Англии обезвредить Наполеона на территории России, не допустить его в Европу. А у Кутузова была противоположная цель — любой ценой обеспечить возможность личной безопасности Наполеона и тем насолить Англии. Субъективно ни та, ни другая цель не имела отношения к «благу России», но объективно действия Кутузова были более вредными, потому что обрекли не только европейских, но и русских солдат еще 2 года погибать на полях сражений.

Классическим трудом по истории войны 1812 года считается книга академика Е. Тарле (по фамилии похож на француза, но на самом деле еврей) «Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год» (ОГИЗ, 1932). Тарле написал ее в год 125-летия первой Отечественной и за 10 лет до второй, уже готовившейся в Генштабе III Рейха. Мы живем, через 200 лет после первой Отечественной, через 70 лет после начала второй и через 30 лет после третьей, которая не стала Отечественной.

Тарле с гордостью пишет, что «история застает народы Советского Союза во всеоружии и в полной моральной и материальной готовности защитить свое социалистическое государство, свою политическую самостоятельность от любого посягательства». Теперь мы знаем, что в его словах было сильное преувеличение, но нельзя все же не признать, что по сравнению с народами Советского Союза готовность защищать свою политическую самостоятельность у народов Российской Федерации явно ослабела, а у некоторых прослоек даже поменяла знак и превратилась в готовность продать «эту страну» с потрохами..

Вообще говоря, употреблять такие выражения в отношении целых народов, когда речь идет о войнах, смысла не имеет. Потому что «мирные народы пасутся» до начала войны, находясь в полном неведении относительно замышляемых политическими головорезами планов. Бояре в 1612 году затеяли посадить на престол Гришку Отрепьева и обрекли Русь на полное разорение. Были ли готовы народы Московского Царства защищать его политическую самостоятельность? Готовы не были, о чем свидетельствует внутренняя Смута, но, в конце концов, собрались с духом и сумели ее отстоять.

Были ли готовы народы Российской империи воевать с Наполеоном? Никак нет, они же и не подозревали о такой возможности, значит, и готовиться к ней не могли. Другое дело, что, когда Наполеон взял Москву, а потом двинулся в обратный путь, народ проснулся и принялся за дело, которое должна была выполнять Армия, но по непонятным причинам бездействовала. От эпохи народно-освободительной войны 1612 г. сохранились имена кн. Пожарского, купца Козьмы Минина и Ивана Сусанина, а от народной войны 1812 г. не сохранилось бы ни одного, если бы не труды советских историков, одержимых идеей «роли народных масс» в истории. Дореволюционные историки, как это тогда было принято, писали о главных действующих лицах: императоре Александре I, нерешительном Барклае-де Толли, героическом Багратионе и мудром фельдмаршале Кутузове, «спасителе Отечества». И, как это принято, ни слова о роли масонства, как на стадии подготовки нашествия, так и на всем дальнейшем развитии событий.

 В Смутное время бояре сами дважды впустили противника в Москву. В 1914 году агрессор не смог продвинуться даже до Смоленска, а СПб и Москву захватили большевики только после того, как «ближние бояре» свергли с престола царя и были готовы привести в нее войска Антанты, лишь бы изгнать из  Москвы большевиков. В 1941 году намного более сильный противник дошел до Москвы, Ленинграда и Сталинграда, но ни один из этих городов город взять не смог.

Что же произошло в 1812? Почему Наполеону не только удалось взять Москву без боя, но, ограбив ее, выйти и в течение месяца двигаться к границе, сохраняя до Смоленска 47 тыс. боеспособных солдат, мало того, затем беспрепятственно перейти Березину с 35-тысячной «старой гвардией» и убежать в Париж, чтобы набирать новую армию?

Зная о таком конечном результате, впору задуматься и о том, как же воспринимали НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА его современники в России? Были ли они единодушны в неприятии агрессора?

Если среди командного состава Русской Армии, многие из высших офицеров были иноземными масонами, а другие — туземными, то, как они могли воевать против врага, близкого им по языку, воспитанию и мировоззрению? Кто сдал Москву, дал уйти Наполеону и был против его преследования в Европе? Это был фельдмаршал, Главнокомандующий Русской Армией, князь М.И. Голенищев-Кутузов.

 

Упражнение 3-е. М.И. КУТУЗОВ — спаситель Наполеона?  

Так как в этих очерках речь идет о роли масонства в политической истории России, то после вышеприведенных двух упражнений, перейдем к третьему с тем, чтобы выяснить, кем больше был Кутузов — масоном или русским князем-патриотом? В очерке «Вечные спутники человечества» даны краткие жизнеописания нескольких восковых фигур, но все это были писатели и поэты, а в зал Полководцев мы не удосужились даже заглянуть. Но и они — тоже наши «вечные спутники», о чем можно судить по пристрастию сумасшедших объявлять себя Александрами Македонскими и Наполеонами. И вот теперь, в связи с военной темой мне представилась возможность одну из таких фигур описать. Материал для жизнеописания князя М.И. Голенищева-Кутузова , как всегда, взят из ЭСБЕ,  большая часть документальных сведений заимствавана из книги Е. Тарле и кое-что — из родословной князей Голенищевых-Кутузовых. 

Начнем с родословно-масонских связей. Род Голенищевых-Кутузовых, как и остальные княжеские роды, уже в нескольких поколениях был масонизирован. Один П. Кутузов из Кавалергардского полка участвовал в убийстве Павла I. Крупнейшим представителем этого рода в масонских кругах был Павел Иванович Голенищев-Кутузов (1767-1829), генерал-адъютант адмирала Грейга (масона), куратор Московского университета (1798-1803), которыми традиционно были московские розенкрейцеры. По масонской части он был член-основатель и Мастер Стула в ложе «Нептуна», управлял ложей «Феникса» (1814) и был членом еще 7 лож, в том числе ложи «Орла Российского» и ложи «Соединенных друзей», входившей в союз Великой ложи «Астреи» (французского послушания). В той же ложе был членом его родственник Василий Павлович Голенищев-Кутузов (1803-1873).  Во исполнение масонского принципа устраивать браки по линии «братства», сестра Павла Ивановича, Варвара Ивановна, вышла замуж за члена ложи «Орла Российского», сенатора Мих.Мих. Бакунина, а его дочь, Авдотья Павловна, стала женой поэта, декабриста и члена Великой ложи «Астрея» Федора Глинки.

Из книги «Масонство в России» (изд.1912 г.) можно узнать, что М.И. Голенищев- Кутузов был масоном 9 градуса, для русских масонов довольно высокой степени. Жена Кутузова, Ек.Ил. Бибикова происходила тоже из масонизированного рода, состояла в переписке с госпожой Сталь, страстно увлекалась театром и заезжими актерами, а ее брат, Василий Ильич Бибиков при Екатерине был директором театра и организатором первого театрального училища, «рассадника русских актёров». 

Из пяти дочерей фельдмаршала: Первая дочь Прасковья вышла замуж камергера и сенатора М.Ф.Толстого; Вторая дочь Анна — за ген.-майора  Н.З.Хитрово; Третья дочь Елизавета — за прибалтийского немца гр. Фердинанда Тизенгаузена (погиб 22 лет при Аустерлице). Она рано овдовела и вторично вышла замуж за Н.Ф. Хитрово, дальнего родственника мужа своей сестры Анны. Четвертая дочь Екатерина тоже выходила замуж дважды, первый раз за адъютанта Кутузова, героя-партизана 1812 г. Н.Д. Кудашева, который погиб в «битве народов» под Лейпцигом. А второй раз за ген.-майора Ив..Степ. Сарочинского, масона (ложи «Александра к Военной верности» и «Астрея»).  Пятая дочь Дарья вышла замуж адъютанта вел. кн. Константина Павловича, члена Госсовета и театральной дирекции, Ф.П. Опочинина.

К 250-летию со дня рождения фельдмаршала М.И.Кутузова член историко-культурной ассоциации «Кутузовский союз» Г. Ровенский составил роспись потомков Кутузова от его пяти дочерей и их 7 браков. Общее число потомков составляет 564 человека и, что примечательно, многие из них, если не большинство, имеют нерусские фамилии. Наиболее интересны потомки Тизенгаузена. Внучка Кутузова, Дарья, знаменитая «Долли», 16 лет вышла замуж за французского графа и австрийского дипломата Шарля Луи Фикельмона и имела значительное влияние на общественно-литературную жизнь, содержа САЛОНЫ в Венеции и Петербурге (см. ниже очерк «САЛОНЫ, ЖУРНАЛЫ, КРУЖКИ»).

По одной из версий, вторая внучка Екатерина родила от прусского короля Фридриха-Вильгельма III сына Феликса Эльстона, получившего после женитьбы на гр. Сумароковой двойную фамилию, Сумароков-Эльстон. Его сын женился на княгине Зин.Ник. Юсуповой и взял ее фамилию. Их сын, Феликс кн. Юсупов, граф Сумароков-Эльстон женился на вел. кн. Ирине Александровне (Романовой-Голштейн), дочери мартиниста вел. кн. Александра Михайловича и сестры Николая II Ксении. Этот потомок Кутузова от его правнука-бастарда был масоном, и участником убийства Распутина, — человека, близкого к царской семье. Судя по всему, Орден Мартинистов и органиозовал это убийство, после которого Семья почувствовала себя обреченной.

Из того же промасоненного рода Голенищевых-Кутузовых по линии матери происходит жена Н.К. Рериха, Елена Ивановна (ее отец архитектор Шапошников, автор проекта столичной синагоги). В 1911 г. в Россию прибыл генеральный делегат Ордена Мартинистов Чеслав фон Чинский и устраивал спиритические сеансы в доме художника Н.К.Рериха. Считается, что он и посвятил его в розенкрейцеровскую организацию. 

Давно зная о том, что Кутузов был масоном 9 степени, я была заворожена культурологическими мифами и не придавала этому значения, наивно полагая, что принадлежность к масонству может быть чисто формальной и ничем не грозит при исполнении служебных обязанностей. Но после  прочтения монографии Е. Тарле у меня появилось подозрение, что Кутузов, будучи масоном, действовал в соответствии с их указаниями. Подозрения возникли потому, что его слова прямо противоречили его же действиям, а действия привели к такому «чуду», как «переход армии Наполеона через Березину».

До этого я не интересовалась тем, как же это Наполеону удалось. В возникшем у меня подозрении нисколько нельзя винить академика Е. Тарле. Он честно излагает факты и числа, и, зная о негативном отношении к Кутузову части его современников и ряда историков, на протяжении всей книги старается оправдать Полководца и оградить его от любых нападок.

 Главными врагами Главнокомандующего Русской Армии академик Е. Тарле считает Императора Александра I и засланного им в штаб Кутузова английского генерала сэра Роберта Вильсона.

Вкратце позиция Тарле по проблеме Кутузова такова: будучи патриотом России, очень хитрым и опытным дипломатом, он был ярым противником проанглийской (на тот момент) политики Александра I и не хотел служить английским интересам. Назло Англии, которая любила загребать жар чужими руками, Кутузов сознательно не преследовал, мудро рассчитав, что Наполеон сам уйдет в Европу, а там европейцы (и англичане, в том числе) пусть сами разбираются с этим «великим человеком», как Кутузов называл Наполеона. К тому же, по словам Тарле, Кутузов берег русских солдат и потому в открытый бой с бегущим противником не вступал.

Этот довод и вызвал мои первые подозрения, потому что, если такие благие намерения и существовали (в чем есть основания сомневаться), то именно они привели Русскую Армию к почти полному истреблению. Об этом говорят цифры, приведенные тем же Тарле и взятые им из военных реляций.

НАПОЛЕОН вышел из Москвы с 108 тыс. боеспособных солдат и огромным обозом бежавших из Москвы ее иностранных жителей, которые по примеру бежавших из Египта евреев, решили вывезти в Европу награбленное у туземцев добро. К Смоленску у Наполеона осталось 47 тысяч, через Березину он перевел 35 тыс. своей «старой гвардии». На всем пути с самого начала армия агрессора терпела голод, а после перехода Березины и холод. Так что через Неман перешли, по одним сведениям, 27 тыс.

КУТУЗОВ вышел из Тарутина с 97-тысячной армией при 622 орудиях. Он не был обременен обозом, шел параллельным курсом на 50 км южнее Наполеона по своей собственной стране, а потому не должен был испытывать голод и нехватку фуража. После Березины к армии Кутузова присоединились два корпуса: Витгенштейна (40 тыс.) и Чичагова (30 тыс.), но из той армии, которая шла с Кутузовым из Тарутина вслед за Наполеоном, в Вильну пришли всего 27, 5 тыс. человек и 200 орудий. 

Итак, за два месяца пути из армии Кутузова выбыли из строя 70 тыс. человек. Из них 48 тыс. больных лежали в госпиталях, 12 тыс. убиты в боях или умерли от ран и болезней, 10 тыс. не поддаются учету. Русская армия терпела потери от боев, от холода, от голода, так как зимнюю одежде не подвезли, а интенданты разворовывали продовольствие. От тех же причин терпела потери армия отступающего противника, но там многие еще и дезертировали, предпочитая остаться в России, чем вновь воевать, вернувшись на родину.

Наполеон на пути от Москвы до Ковно потерял более 80 тыс. чел. Потери громадны, но они сопоставимы с потерями армии Кутузова. В таком случае, почему обычно говорят о «разгроме армии Наполеона», а о «разгроме армии Кутузова» не упоминают? Оба великих полководца на пути из Москвы до Немана не смогли сберечь свои армии, и это было хорошо известно генералитету русской армии и современникам событий.

При этом Кутузов («спаситель Отечества») не только спас жизнь завоевателя, но способствовал его славе. Прусский военный историк Клаузевиц писал, что Наполеон под Березиной не только «в полной мере спас свою честь, но даже приобрел новую славу».

«И все-таки, пишет Тарле, быть может, и наполеоновского гения не хватило бы в этих совсем отчаянных, совсем безвыходных обстоятельствах, если бы в русском лагере царила единая воля, или, точнее, если бы воля, от которой все зависело, в самом деле была направлена к тому, чтобы окружить и взять в плен французского императора». 

Далее подробно рассказано, каким образом Кутузов сорвал план захвата Наполеона у Березины. Но сделал он это (пишет Тарле) не из личных чувств (неприязни к Александру, который этот план одобрил), а потому, что «имел свою собственную политическую цель, в которой он видел благо России». Благо состояло в том, чтобы «выгнать Наполеона из России, и ни шагу далее».

Хотя Тарле защищает Кутузова, но после таких заявлений мои подозрения перешли в уверенность. Получалось, что если не единая, то из всех самая могущественная воля сознательно выпустила Наполеона из России, а для того, чтобы это сделать, надо было войти в СГОВОР с противником.

Когда же это могло произойти?

Ни разу, кроме Бородинского сражения, Кутузов не входил в прямой контакт с армией Наполеона. Все военные операции осуществлялись другими генералами. Но одна возможность у него все же была. Наполеон сидел в Москве и ждал. когда из Петербурга прибудет представитель с предложением мира. Не дождавшись, он послал в ставку Кутузова генерала Лористона. Несмотря на решительные возражения англичанина Вильсона, или, скорее, именно  благодаря им, Кутузов согласился встретиться с посланником Наполеона.

Беседа Кутузова наедине с Лористоном продолжалась полчаса, а ее содержание известно толлько со слов самого Кутузова. Лористон ему предложил перемирие на основе какого-нибудь соглашения, а Кутузов ответил, что у него нет на это полномочий. «С сознанием полной бесплодности своей поездки, — заключает Тарле, — Лористон и вернулся в Кремль к Наполеону». Верить Кутузову нет оснований, а последующие события вовсе не свидетельствуют о бесплодности этой поездки.

Встреча Кутузова с Лористоном состоялась 5 октября, а через 10 дней Наполеон покинул Москву и выступил по дороге на Калугу. Когда 22 октября генерал Дохтуров наткнулся у Наро-Фоминска на спокойно движущуюся армию Наполеона, он послал к Кутузову нарочного, но пока гонец ездил туда и обратно, Наполеон успел занять Малоярославец. 23 октября город 8 раз переходил из рук в руки, а русская армия еле двигалась от Тарутина. Дохтуров уже погибал, когда ему на помощь подошел корпус генерала Н. Раевского, и только к 4 часам дня подошел Кутузов. 

Липранди, очевидец и участник боя, в «Материалах для истории Отечественной войны 1812 г.» вопрошает:

«Каким же образом армия из Тарутина, где было получено известие 10(22) числа в 11 часов вечера о том, что Наполеон со всей армией идет на Малоярославец, явилась к угрожаемому пункту, долженствовавший дать совершенно иной оборот войне, только через 38 часов, когда нужно было перейти только 28 верст?».

До сих пор на этот вопрос вразумительного ответа не получено.

 Но и по прибытии Кутузов не вступил в бой, а обошел город и занял позиции на дороге от Малоярославца в Калугу. Город горел, оттуда неслись страшные вопли сгорающих в своих домах жителей и раненых. Глядя на зарево и слушая вопли, несущиеся из города, русская армия ждала на другой день нового Бородина. И вдруг рано утром последовал приказ фельдмаршала отступить от Малоярославца.

Тарле ставит Кутузову в заслугу, что он «все-таки загородил Наполеону дорогу на Калугу». Наполеон-де не решился сам дать битву и повернул на Можайск. «Но с точки зрения людей кутузовского штаба (среди которых Тарде почему-то называет только Вильсона, Беннингсена и принца Вюртембергского)  Кутузов совершил новое преступление, отказавшись выбить Наполеона из Малоярославца и дать ему генеральную битву».

В этом месте Тарле и говорит о том, что Вильсон руководствовался узкими интересами (желал личной гибели или плена Наполеона), а более умный, хитрый и тонкий Кутузов смотрел шире — «он хотел освободить Россию, принеся наименьший ущерб русской армии».

Если он был умен и хитер, то не мог же не понимать, что Наполеон никогда не утихомирится и, если ему дать уйти, то он опять будет воевать, в том числе и с русской армией. Я этой версии не верю, потому что русская армия на обратном пути потерпела не меньший ущерб, чем противник, а сознательно выпущенный Кутузовым на волю агрессор уложил на полях сражений 1813-1815 года еще сотни тысяч людей. При этом узколобые англичане все же свою цель достигли — пленили одержимого Наполеона на поле Ватерлоо и тем прекратили общеевропейскую бойню.

К  таким малоприятным выводам я пришла, сопоставляя слова и дела Кутузова, изложенные его сторонником, а потому полагала, что выводы мои объективны. Каково же было мое удивление, когда гораздо позднее я узнала, что среди современников событий были люди, «неодобрительно и негативно отзывавшиеся о М.И. Кутузове». И не какие-либо штатские историки, и не Вильсон, Беннингсен и принц Вюртембергский, но другие генералы, герои 1812 г.: П.И. Багратион, М.Б. Барклай де Толли, М.А. Милорадович, А.П. Ермолов, М.И. Платов, Д.С. Дохтуров, Н.Н .Раевский и др.

Об этом можно прочитать в статьях Н.А.Троицкого «М.И.Кутузов и русская армия на 2 этапе Отечественной войны» (Материалах научной конференции, посвященной 250-летию со дня рождения М.И.Кутузова. Малоярославец, 1995) и в статье В.М. Безотосного «Российский титулованный генералитет в 1812-1815 годах» (в сборнике «185 лет Малоярославецкому сражению» (Малоярославец, 1998»). К сожалению, мне пока не удалось ознакомиться с этими статьями, и поэтому я привожу всего одну цитату, заимствованную из другой книги, где есть ссылка на эту литературу.

На стр. 34 Безотосный пишет, что «генералы ставили Кутузову в вину проигрыш Бородинского сражения, оставление без боя Москвы, разлад армейской системы управления, пассивность и бездеятельность в ведении военных действий».

Не могу сказать, что эти титулованные генералы внушают мне полное доверие, поскольку и они, по всей вероятности, были масонами, более того, Милорадович и Раевский были тесно связаны с тайными обществами декабристов, а на Ермолова они расчитывали на случай успеха своего заговора. Но все-таки это были не академики и не баснописцы (см. ниже баснях Крылова на темы 1812 г.), а боевые генералы, прошедшие весь путь и к Москве, и от Москвы до Ковно.

Так как эти статьи я не читала, то и не знаю, ЧЕМ генералы объясняли пассивность и бездеятельность Кутузова. Его собственные объяснения приведены в книге Тарле, но меня они не убедили, а навели на мысль, что причина была в профранцузских симпатиях Кутузова и в масонской дисциплине, соблюдая которую он сделал ВСЕ возможное и невозможное для спасения Наполеона. 

Допускаю, что его противниками и обличителями были те, у кого были проанглийские симпатии, а у него не профранцузские, а розенкрейцерские. Что касается Тарле, то самым ценным в его изложении я считаю то, что он открыто пишет о вполне сознательном нежелании Кутузова окружить, догнать врага или воспрепятствовать ему уйти живым и невредимым. То, что фельдмаршал это делал не из пассивности и бездеятельности, а по твердому внутреннему убеждению и целеустремленно, — в этом не может быть сомнений.

Столь же откровенно историк пишет, что никто из ближайшего окружения Кутузова не мог понять, чего же он хочет на самом деле, потому что этот человек говорил одно, а делал другое. И даже в один день мог высказать два прямо противоположных суждения, а потом поступить вопреки и тому, и другому. Вероятно, в обычной жизни такое может случиться с каждым, но когда такое свойственно Главнокомандующему Армии, то, естественно, это может вызвать недоумение и даже подозрение в его честности. Приведу примеры таких высказываний.

 

СЛОВА И ДЕЙСТВИЯ М.И. КУТУЗОВА

с 29 августа по дек. 1812 г. 

Барклай де Толли решил дать генеральное сражение на поле у с. Царево-Займище, вблизи Гжатска и в 180 км от Москвы. Сюда и прибыл 29 августа вновь назначенный Гланокомандущий кн. М.И.Кутузов. Причины отступления русской армии светскому обществу были неизвестны, вызывали недовольство, и этим воспользовались те, кому хотелось заменить шотландца Барклая на русского князя Кутузова. Против его назначения был сам Император, но силы, желавшие иметь Кутузова во главе Армии, были слишком влиятельны. В Петербурге только и говорили: вот придет Кутузов, и отступление прекратится. В соответствие с этими настроениями Кутузов по приезде в Царево-Займище тут же сказал:

КАК С ЭТАКИМИ МОЛОДЦАМИ ОТСТУПАТЬ!

Молодцы, конечно, обрадовались, а Кутузов немедленно ПРИКАЗАЛ ОТСТУПАТЬ.

Битва под Царево-Займищем так и не состоялась. Вероятнее всего, ее результат был бы столь же плачевным, как и в Бородинском сражении. Но все же от Царева-Займища до Москвы было 180 км, а от Бородина в два раза меньше. Итак, отступление продолжалось, и на пути к Москве Кутузов постоянно говорил, что уж Москву ни в коем случае не сдадут.

Генералу Тормасову он сказал:: «Настоящий мой предмет — есть спасение Москвы».

А губернатору Москвы Ростопчину заявил: «По-моему, с потерей Москвы соединена потеря России». И тогда же говорил прямо противоположное: «Москва —это еще не Россия». 

Конечно, он был очень хитрый человек и потому говорил то, что более нравилось собеседникам. Но вот и Бородино позади, где, как говорят его апологеты, «он дал сражение вынужденный окружением и понимая его бессмысленность». От Бородина до окраины Москвы не нашлось ни одного более удобного места, чем излучина Москвы-реки у Дорогомиловской заставы, форменная западня. Тем не менее, Русская армия была расставлена в боевой порядок к югу от деревни Фили 13 сентября.

В этот день Кутузов сказал: «Лучше потерять Москву, чем армию и Россию».

 А еще лучше было бы не терять ни Москвы, ни армии, ни России, но зачем говорить такие пошлые  фразы? Разве только для того, чтобы историки вставляли их в свои учебники.

В тот же день Ермолов сказал Кутузову о положении войск в Дорогомилове: «На этих позициях удержать (противника) нельзя». На что от Кутузова услышал в ответ: «Здоров ли ты?»

Тарле заключает, что «днем Кутузов считал безумием отдать Москву без боя. Никто не мог понять, чего он хочет». А вечером состоялся пресловутый  «Совет в Филях». Долго обсуждали: дать бой или нет. Голоса разделились приблизительно поровну, потом никто из участников не мог точно вспомнить, кто был «за», а кто «против». Кутузов молчал-молчал, а потом решительно сказал: «Приказываю отступать».

Тарле пишет, что «современники ничего не могли понять в этом полнейшем противоречии между ОДНОВРЕМЕННЫМИ словами и поступками Кутузова после Бородина».

В конце концов, это право Главнокомандующего решать, отступать или нет. Но в данном случае отступать предстояло не в чистом поле, а через многонаселенный город, жителей которого этот Главнокомандующий не только не потрудился предупредить о сдаче города, но до последней минуты уверял, что им нечего опасаться. В городе, кроме жителей, находились тысячи раненых, и о них он тоже не думал.

Армия прошла сквозь город, будто она не была частью того же народа. Шедшему в арьергарде Милорадовичу Командующий армией дал такой приказ: «Милорадовичу предоставляется почтить древнюю столицу ВИДОМ СРАЖЕНИЯ под стенами ее». 

По словам очевидца, «это выражение взорвало Милорадовича. Он признал его макиавеллистическим, увидев в нем подвох. Но я вижу в ней крайнюю степень цинизма, и после ее прочтения облик мудрого полководца окончательно поблек в моих глазах. Жители бросились кто как мог бежать на восток. Шли по бездорожью, по полям (дороги были заняты отступающей армией и обозами с ранеными), с детьми и стариками. Война есть война, но когда теперь приходится слышать, что раненые и убитые при штурме Грозного так и оставались не вывезенными и не погребенными, неплохо бы вспомнить и об опыте в прошлом. 

На поле у села Бородино остались лежать не только убитые, но и раненые, и многие из них могли бы остаться в живых. Из 120 тыс. русских было убито и ранено 58 тысяч человек. Из 135 тыс. армии противника 35 тыс. (старая гвардия) вовсе не были задействованы, а из 100 тыс. воевавших погибли 43 тыс. Но своих раненых Наполеон не бросил на поле боя, а отправил в Смоленск в госпитали. 

Всего в этой битве, которую жаждал Наполеон и считал бессмысленной Кутузов, погибли 100 000 человек из обеих армий. Она считается одной из самых кровопролитных битв в истории (потери равны числу жертв от атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки), но, главное, жертвы русской армии оказались совершенно бессмысленными, потому что Москву все равно сдали. Что бы ни случилось потом, но на Бородинском поле люди умирали только за Москву, а не за то, чтобы Кутузов получил звание фельдмаршала, ловко изобразив в своих реляциях поражение победой.

 

 

«ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОБРАЗЫ» ПОЛКОВОДЦЕВ.

 

После войны европейские и русскоязычные «талнты» в своих сочинениях (чаще всего поэтических) тоже стали изображать нечто подобное. На этот раз не поражение победой, на образ самого Наполеона. «Хоть побежденный, но герой!», как сказал поэт Лермонтов, и его слова суть квинтэссенция того алхимического отвара, из которого выросла исполинская фигура «маленького капрала».

Излюбленной темой великих поэтов 1830-40-х годов стало пребывание бывшего Императора на острове Св. Елены. Если верить стихам, то коронованный узник не покидал скалистого брега океана. Днем и ночью он стоял там в позе трагического героя и вглядывался орлиным взором в сторону неблагодарной Франции. Многие из них живо откликнулись на его смерть. Что касается Кутузова, то он умер в 1813 году и поводов к героизации не давал, но и его «образ» нашел отражение в литературе. Речь идет не о романе «Война и мир» графа Л.Толстого, написанном через много лет, а о поэтических откликах на военные события современников и их ближайших потомков.

  

БАСНИ  И.А. КРЫЛОВА, или «что свет сказал». 

Среди современных войне стихотворений меня заинтересовали те басни И.А.Крылова, которые, как оказалось, были откликами на события 1812 г. На злобу дня баснописец сочинил три басни: «Кот и Повар», «Обоз» и «Щука и Кот». По этим басням можно догадаться, что великий баснописец был сторонником Кутузова, а потому в них он осмеивал и обвинял во всех бедах Императора Александра, генерала Барклая и адмирала Чичагова. Уже весной 1813 года они были опубликованы, и пресловутое «русское», оно же «светское», общество имело возможность с ними познакомиться и усвоить изложенную в них похицию.

В комментариях написано, что басню «Кот и Повар» Коылов сочинил накануне назнчения Кутузова Главнокомандующим и она выражала недовольство «русского общества» ничем неоправданной медлительностью Барклая де Толли. Из нее в нашем обиходе осталось выражение: «А Васька слушает да ест», которое, видимо относится к Барклаю: мол ему говорят, а он делает свое дело». В конце Крылов напрямую рекомендует к Императору «речей не тратить попустому, где нужно власть употребить», то есть убрать Ваську-Барклая от миски.

На 2-м этапе войны капризное «русское общество» опять стало выражать недовольство, на этот раз действиями Кутузова. Крылов тотчас откликнулся басней-памфлетом «Обоз», где оправдал «кажущуюся медлительность» «опытного Коня»-Кутузова, а заодно осудил гибельное для «горшков» и всего «Обоза» в целом рвение «задиристой лошадки», Императора Алексендра.

Наконец, мимо внимания Крылова не прошла и переправа Наполеона через Березину. Ф. Вигель в своих «Воспоминаниях» (ч.IV, c. 81) пишет, что «неудача Чичагова вызвала негодование в обществе».

 Мне думается, что «неудачей Чичагова» эпизод на Березине сумел через свою агентуру распространить «умный, хитрый и тонкий» Кутузов, а его «братья» по ложе подогрели негодование. Одним из них, вероятно, и был Крылов, иначе трудно объяснить, зачем ему было сочинять басню-клевету «Щука и Кот». В ней, как пишут комментаторы, он «осмеял адмирала Чичагова», выведя его в виде глупой Щуки, непонятно зачем напросившейся вместе с Котом ловить мышей. Начинается она русской поговоркой: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник», совершенно неприменимой в данном случае к опытному морскому офицеру, назначенному командующим сухопутного корпуса.

«Пошли, засели, Натешился, наелся Кот,

А Щука чуть жива, лежит разинув рот».

 Положим, Чичагов — Щука. Тогда кто же Кот? Ведь на охоту за мышами-французами во время пришел один Чичагов — он привел свою армию в Борисов 21 ноября, а Наполеон переправлялся 26-28 нбр., но в другом месте, где по плану должны были быть целых два Кота, Витгенштейн и Кутузов, но они почему-то «мышей ловить» не захотели. А вину свалили на ни в чем не повинного Чичагова. Адмирал знал об этом поклепе и, спустя некоторое время написал в свое оправдание книгу, но издать ее ему удалось только за границей, потому что в России «русское общество» уже освоилось с версией партии Кутузова.

В собрании сочинений Крылова приводится еще одно стихотворение из числа приписываемых ему. Приведу и его, потому что в нем выражена та же позиция:

 

Любви Марбефовой с Летицией приплод,                 (Марбеф —незаконный отец,

Досель был Герострат, стал ныне скороход,              а Летеция — мать Наполеона)

С тех пор, как русскую страну Господь спасая,

Кутузовым сменить благословил Барклая,              (разве Москву сдал Барклай?)

А чтобы русский нос не слишком поднимал,

            Бог адмирала дал.                                                          (это опять о «неудаче Чичагова»)

 

 Мне часто приходится цитировать басни Крылова. Но он сочинял не только басни. В его творческом наследии есть и переложения псалмов, и оды, которые могут современных «переосмыслителей классики» навести на мысль «оправославить» и этого поэта, изобразиь его глубоко верующим христианином. Чтобы предотвратить возможность такого толкования, я, пользуясь случаем, приведу комментарии к двум стихотворениям Крылова «Письмо о пользе желаний» и «Послание о пользе страстей». Оба написаны не позднее 1806 г., то есть в период самых радикальных масонских «преобразований». Процитирую второй стих:

Какие мы ни видим перемены

В художествах. в науках, в ремеслах,

Всему виной корысть, любовь иль страх,

А не запачканы, бесстрастны Диогены…

К чему бы нам служили все науки?

Уж ли на то, чтоб жить, поджавши руки,

Как встарь живал наш праотец Адам?…

 

Поверь же мне, поверь, мой друг любезный,

Что наш Златой, а тот был век Железный,

И что тогда лишь люди стали жить,

Когда стал ум страстям людей служить…

 

Чтоб заключить в коротких мне словах,

Вот что, мой друг, скажу я о страстях:

Они ведут: науки к совершенству,

Глупца ко злу, философа к блаженству.

Хорош сей мир, хорош: но без страстей

Он кораблю б был равен без снастей.

 

Читая впервые, я подумала, что это пародия на эпикурейцев, но мои иллюзии рассеяли комментаторы. В примечаниях сказано следующее: «В своем «Письме о пользе желаний» Крылов требует признания прав человека на человеческие радости и желания, требует НРАВСТВЕННОГО РАСКРЕПОЩЕНИЯ (не короче ли сказать: «безнравственности»?) человека. Здесь явственно звучат радикально-демократические ноты». А в «Послании» Крылов «излагает учение современных ему ФИЛОСОФОВ-МАТЕРИАЛИСТОВ». Так что их можно считать Манифестами той «религии свободного чувства», которую исповедовали деятели Золотого века «русской» культуры. Вот тебе и дедушка Крылов!

 

Кто назвал Кутузова «спасителем России»? — Пушкин.

 

Возвращаюсь к теме войны 1812 г. Что касается Императора Александра, то за него Пушкин посвященное не только не вступился, но написал на него ряд злых эпиграмм. Из них наиболее примечательна под названием «К бюсту завоевателя». Бюст Александра I сделал скульптор Торвальдсен, а Пушкин объяснил зрителю, что «рука искусства» изобразила подлинный лик лицемера. Однако из текста эпиграммы нельзя понять, почему поэт назвал этого «арлекина» в заголовке «завоевателем». Фельдмаршала Кутузова он воспел в стихотворении «Перед гробницею святой…», где в третьей строфе писал:

«В твоем гробу восторг живет!

Он русский глас нам издает;                        (то есть: «восторг издает русский глас»)

Он нам твердит о той године,

Когда народной веры глас

Воззвал к святой (?) твоей седине:

«Иди, спасай!» Ты встал — и спас…»

 

Надо отдать должное Пушкину. Чтобы исправить бестакность поэта Жуковского, который в своем стихе «Певец в стане русских воинов» среди героев войны 1812 г. «забыл» упомянуть Барклая, Пушкин посвятил и ему стихотворение «Полководец». Но за это стихотворение на Пушкина посыпались обвинения в том, что он снижает славу Кутузова. Пушкину пришлось оправдываться. Замечу, кстати, что и Крылову пришлось оправдываться за свою басню «Сочинитель и Разбойник», в которой просвещенная Европа разглядела критику на своего кумира Вольтера.

Пренебрегать мнением черни на этот раз Поэт не решился и посчитал своим «долгом оправдаться». Он напечатал в «Современнике» за 1836 г. т. IV «Объяснение». Пушкин вопрошает: «Мог ли Барклай де Толли (с его нерусской фамилией) позволить себе то, что позволил себе Кутузов, «имя которого не только священно для нас, но звучит русским звуком»? «Нет! (сам себе отвечает Поэт).

Один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог оставаться в этом мудром деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал!». Там же он пишет о «священной славе Кутузова» и добавляет: 

«Его титло: спаситель России; его памятник: скала святой Елены!».

Пушкин был современником войны 1812 года, увлекался историей Отечества и любил расспрашивать «старожилов». Но на этот раз он не удосужился узнать от них, что такое «титло» многие из них считают не бесспорным. Что касается пресловутой «скалы святой Елены», то назвать ее «памятником Кутузову» можно только в поэтическом экстазе  или умопомрачении. Ведь Кутузов был против пленения «великого человека» и умер за два года до битвы при Ватерлоо. Сам же Пушкин, как мы вскоре убедимся, вместе с другими поэтами считал «скалу святой Елены» памятником Наполеону.

 

Кто «Поле Ватерлоо» переделал в «Поле Бородина»? — Лермонтов.

 

При упоминании о войне 1812 г. в памяти сразу всплывают строки Лермонтова: «Ребята! Не Москва ль за нами? Умремте ж под Москвой, Как наши братья умирали» В Дорогомилове эти слова были бы еще более уместны, но их почему-то никто не произнес. Впрочем, ведь стихи Лермонтова не документ, а поэтический вымысел: может, и на Бородинском поле никто ничего подобного не говорил. Это тем более вероятно, что и вымысел был не его собственный. Лермонтов написал на эту тему два стихотворения: в 1830-31 г. «Поле Бородина», а в 1837 г. просто «Бородино». «Поле Бородина» поэт почти дословно списал с стихотворения Вальтер Скотта «Поле Ватерлоо», поэтому в нем масса несообразностей. Так, в первой строфе воины «всю ночь шептали молитвы родины своей», что было уместно делать англичанам на бельгийской земле, но не русским на своей собственной. Или вдруг герой «товарищу сказал: «Брат, слушай песню непогоды: Она дика, как песнь свободы». Может быть, это был будущий декабрист, но откуда взялась «песнь непогоды»? Битва происходила в августе. Стояла жара. Фразу: «Ребята, не Москва ль за нами?» В первом варианте переложения Лермонтов вложил в уста какого-то «вождя», в во втором — ее произносит «полковник, что рожден был хватом». Полковник, конечно, несколько ближе к русской действительности, чем «вождь», но за что же его обзывать «хватом»? А для рифмы: «отец солдатам».

Но главная неправда этих вольных переложений состоит в том, что английский поэт написал свое «Поле» о битве, где его соплеменники действительно победили врага, а Лермонтов — о битве, где наши отступили. Читая же в детстве его стихи, я была уверена, что мы победили. Ведь в детстве поэтам веришь, как газетам: раз написано, значит, так и было. Но то, что у Вальтера Скотта было правдой, то у Лермонтова оказалось ложью. Он написал: «Вот затрещали барабаны — и отступили басурманы. Тогда считать мы стали раны, товарищей считать». Басурманами (то есть, в просторечье,  мусульманами) почему-то названы французы, наверное опять же из-за рифмы («считать мы стали раны»). Они действительно отступили — ушли с поля, заваленного трупами. Но и русские отступили. Разница же между ними была огромная — наутро русские продолжали отступать, а французы пошли вперед.

  

Кто создал в России культ Наполеона? — Цех поэтов.

 

            Благодарные россияне немало потрудились над созданием «нерукотворного памятника» Великому завоевателю своего Отечества. Теперь Наполеон стоит и в Музее восковых фигур в зале «Великие полководцы», и в Кунсткамере, где заспиртован его «поэтический образ».

Трудно представть себе, чтобы через 15-20 лет после второй Отечественной войны советские поэты стали воспевать Гитлера. Сейчас это вполне возможно, но тогда — почти невероятно. Впрочем, кто разгадает душу «шестидесятника», — может, такие поэты и находились, но писали «в стол». Казалось бы, что Наполеон ничем не отличался от Гитлера, разве что концентрационных лагерей не строил. Но все же на Бородинском поле в отместку за неудачу он велел расстрелять 2000 русских пленных, и это не считая тех, кого цивилизаторы уничтожали по дороге. Наполеон сжег несколько русских городов и бессчетное множество деревень. И шовинизм (зачаток нацизма) при нем был, и Европу он захватил, и с Англией он воевал, и в Россию сходил, и в Индию собирался. А вот, подишь ты! Гитлера и Сталина клеймят как выродков рода человеческого, а гробу Наполеона (вывезенному с о.Св.Елены) туристы в Париже кланяются в пояс (так устроен его Мавзолей, что не поклонившись, не увидишь и «святыню»).

Первый камень в основание литературному Памятнику Великому Супостату положил основоположник российской словесности, А.С. Пушкин. И так же, как к его собственноручно описанному «нерукотворному» Памятнику, так и к этому «тропа не зарастет». Он еще будучи 15-летним мальчиком написал стих «Наполеон на Эльбе», а затем, уже в Кишиневе в 1821 г. написал еще один стих «Наполеон». Начало такое:

Чудесный жребий совершился:

Угас великий человек…

Великолепная могила!

Над урной, где твой прах лежит,

Народов ненависть почила,

И  луч бессмертия горит…

А в конце поэт насылает позор на головы тех, кто смеет укорять злодея, и воспевает заслуги Наполеона перед русским народом.

Да будет омрачен позором

Тот малодушный, кто в сей день

Безумным возмутит укором

Его развенчанную тень.

Хвала!.. Он русскому народу

Высокий жребий указал

И миру вечную свободу

Из мрака ссылки завещал.

 

Понимая, что опять, так же, как в случае с Державиным, оказываюсь в разряде «безумцев», ничего не могу с собой поделать и призываю читателя вообразить, что он читает тот же стих, но  лирическим героем его является не безразличный нам Наполеон, а близкий по времени Гитлер.

С тех пор некрофилия не покидала наших поэтов, и вскоре на берегу о. Св.Елены вместо Наполеона начинает бродить его тень. Тему продолжил поэт Ф.И. Тютчев в стихотворении 1827 г. «Могила Наполеона». У Тютчева все так же: «И дивная гробница, и скала», но в отличие от Пушкина мистически настроенный поэт «на бреге диком» увидел одинокую тень Наполеона, то есть привидение, которое «тешится морских пернатых криком».

На следующий год в стихотворении М.Ю. Лермонтова «Наполеон» (1828) на тот же дикий берег является «певец возвышенный, но юный». Он пришел туда, «где бьет волна о брег высокий», и поет о «чистых днях дивного героя». Но вдруг! … «луна за тучи забежала», и певец, «объятый тайным ужасом», видит ту же самую тень. Она ему заявляет, что «презирает песнопенья»: «Я, говорит, выше и похвал, и славы, и людей!».

Затем в 1830 г. Лермонтов пишет еще один стих «Наполеон (Дума), где, как и в первый раз, «заметно некоторое влияние Пушкина». На этот раз уже знакомая нам тень стоит по-прежнему на берегу, но в позе, описанной Пушкиным в «Евгении Онегине»: «Сей острый взгляд с возвышенным челом И две руки, сложенные крестом».

В том же году в связи с 10-летием смерти Наполеона Лермонтов написал стих «Св. Елена». В 1840 г. после дуэли с Э. де Барантом Лермонтов был заключен в Ордонанс-гаузе и там сделал свободное переложение двух баллад австрийского поэта Й.К. Цедлица (одна из них «Корабль призраков», другая «Ночной смотр», ранее уже переведенная В.А.Жуковским). Свое переложение Лермонтов назвал «Воздушный корабль».

Поэты изображали Наполеона «трагическим героем» с какой-то думой на челе, смотрящим вдаль, никем непонятой и незаслуженно пострадавшей жертвой.

«Почтим приветом остров одинокий…

 Порочная страна (то есть Франция) не заслужила,

Чтобы великий жизнь окончил в ней…

Хоть побежденный, но герой!» 

Так писал русский поэт Лермонтов в 1830 году через 15 лет после окончания кровопролитной войны в Европе и через 18 лет после того, как «великий» надругался над его «немытой Россией» и ограбил Московские святыни.