ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
С Борисом мы познакомились на Геофаке МГУ, куда оба поступили в 1958 году, то есть 50 лет тому назад. На втором курсе я перевелась с кафедры гидрологии на кафедру океанологии, и с тех пор на всю жизнь подружилась со своими братьями–океанологами. После окончания Университета мы не расставались друг с другом, дружили семьями, знали детей, вместе собирались на праздники, а в конце 60–х годов вокруг этого «ядра» сложилось новое братство – труппа театра «Летучая мышь». Оно просуществовало 20 лет – почти до развала Советского Союза.
А после этого старые друзья стали умирать один за другим – как говорил Леня Ещенко, «снаряды падают совсем рядом». К настоящему времени из 12 моих сокурсников–океанологов в живых осталось всего 4 человека, и мы тоже скоро умрем.
В журнале «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ» (ЛМ) были напечатаны:
СТИХИ (Москва, 1963–1972) – «ЛМ», № 2, стр. 69 –74, Октябрь 1974
МЕЛКИЕ ЗАРИСОВКИ (Мурманск. 1969) – «ЛМ» № 3, стр. 97–100. Ноябрь 1974
ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ (Каспий, 1964) – «ЛМ» № 5, стр. 31 – 42, Март 1975
Борис Левин. Стихи 1960-90. Изд.-во ЛМ. М. 2010
Борис был мне особенно дорог, поэтому я решила издать то немногое, что он написал и что когда–то давно, в 1970–е годы, было опубликовано в нашем журнале «Летучая мышь», или сохранилось в архиве домашнего театра–кабаре, где ему было присвоено звание Народного артиста. Как редактор журнала я высоко ценила и его прозу, и его стихи, а как директор театра – его артистический талант. При этом сам он относился ко всему этому с пренебрежением, и, думаю, вряд ли одобрил бы мою затею. Но я не хоронила его, не была на его могиле. И это единственное, что я могу сделать сейчас для него. Думаю – а вдруг когда–нибудь кто–то всё же прочтет эту книжечку и подумает о нем с симпатией.
Борис Левин. СТИХИ–1958 – 1963.
* * *
С неба срываясь, падают вниз
Звёзды ночами поздними.
Искры костра уносятся ввысь
И становятся звёздами.
Пусть умирают и падают вниз
Звёзды, смертью сражённые.
Рвутся и тянутся в темную высь
Костры, на земле зажженные.
* * *
Осень! Ты мне, как лекарство
От всяких несчастий и травм.
В твое разноцветное царство
Вхожу я, как входят в храм.
Всегда ты, как сказка красива,
И жду я тебя не дождусь.
Спокойствие, веру и силу
Вливает в меня твоя грусть.
* * *
Золотая веточка березы
С красными прожилки огня.
Падают оранжевые слёзы
На скамью, асфальт и на меня.
Зима 1964 года
* * *
Снег, до чего ж ты белый!
Чистый, мягкий пушистый.
И как ты умеешь красиво
Везде, где упал, лежать.
Очень хочется в небо,
Чтоб там превратиться в чистый,
Белый, мягкий, пушистый снег
И на землю упасть.
* * *
Снежинки хотят,
Чтобы утром красиво и чисто
На улицах было
И в душах, и в мыслях людей.
Снежинки, снежинки!
Пушистые звездочки-искры
Танцуют в оранжевом свете
Ночных фонарей.
Борис Левин. Мурманск. 1967
МУРМАНСК. «ТРАЛФЛОТ», «МУРМАНСЕЛЬДЬ» и ПИНРО. 1966-1968
* * *
По временам пустынно мне и сухо,
Стучится в мозг озноб и пустота.
Все суета сует. Томленье духа…
И снова суета.
Томится дух. Я должен сделать что-то:
Нарисовать, построить, сочинить.
Не для того, чтоб удивить кого-то,
А просто, чтобы жить.
Внутри меня заложено такое –
Нельзя мне просто жить, ходить, смотреть.
Я сочиню, придумаю, построю,
Пока наступит смерть.
Поэтому–то мне и не сидится.
Я тороплюсь, и сходит пустота.
Но снова суета… И дух томится…
И снова суета.
Борис Левин. 1966
КОРАБЛИ
Уходит ветер на круги свои,
Идет на север, повернется к югу.
Из гаваней уходят корабли
И мачтами прощаются друг с другом.
Они идут, качаясь на волне,
И мачты их колышутся, как руки.
Они гудят, и так приятны мне
Тревожные и радостные звуки.
Борис Левин. 1966
МАЯК. Шотландские острова
* * *
Над островами над Шотландскими, луна,
А под луной маяк.
Луна и море, и маяк, и острова –
Все это – просто так.
Проходим мимо. И проходит жизнь моя.
Вот так же – просто так.
Мне очень хочется попасть на острова,
Где мечется маяк.
Но мы проходим мимо островов.
Луна. Печаль.
И впереди не видно маяков.
И очень жаль.
Борис Левин. 1967
* * *
Всё куда-то спешу,
А спросить, так и сам не отвечу,
Для чего мне спешить
И куда торопиться? Зачем?
Было утро. Вот – день,
И уже надвигается вечер.
А потом будет ночь.
Будет долгая ночь… Насовсем.
То спешил подрасти,
То спешил научиться чему-то.
Торопился я верить,
Не верить – теперь тороплюсь.
Но ведь кончится день,
Как когда-то окончилось утро.
И всего не успеть,
Что хотелось бы сделать, боюсь.
Я метаться устал.
Мне б покоя, хоть самую малость,
Но кончается день –
Не успеть, если даже в разнос.
Да… Кончается день,
И кто знает, как много осталось
До того, как засветятся
Первые искорки звезд.
Борис Левин. 1968
Борис Левин. 1970. Москва.
СТИХИ 1968 – 1980. Москва
РАДУГА
Небо дождями развесилось,
Зловонием луж разлилось.
Радуга в небе повесилась —
Что это ей не жилось?
Что ж не жилось тебе, радуга,
Радуга, чудо-дуга?
Лужи с ползучими гадами
Скоро поглотит земля.
Снова солнышко выкатит,
Теплое что-то сказать,
А у тебя на выкате
Твои цветные глаза.
Висишь ты, как осуждение,
Распятая в небесах,
И вижу я нетерпение
В застывших твоих глазах.
А если я рано радуюсь,
Если не скоро в бой,
Тогда подвинься-ка, радуга,
Повешусь рядом с тобой.
Борис Левин. 1968
ЖЕЛАНИЯ
Меня изжелали желания,
Меня исхотели хотения:
То очень хочется в Данию,
То просто хочу нототению.
Но где она, эта Дания?
А может, её и нет…
Но есть свобода желаний, и
Желаю я – и привет.
И, если еще с нототенией,
Возможно, не все потеряно,
Другое мое хотение
Доводит до неврастении.
Ну, что это за наказание!
Уж слишком много свобод,
И эта свобода желаний
Меня в могилу сведет.
Я выступлю на собрании,
Я обращусь в печать –
Пускай отменят желания, и –
Я перестану желать.
Плевать мне тогда на Данию,
А также на нототению, –
Не будет свободы желаний,
А также свободы хотений.
ЗАБОРЫ
Мы с детства привыкли к заборам
И просто не можем без них.
Запреты, законы, затворы
От всех — от своих и чужих.
Но мало их всё–таки, мало
И надо ещё городить,
Чтоб людям не как попало,
А вдоль заборов ходить.
И будет всё очень здорово
И ясно, как шоколад:
Вперёд! В лабиринт заборов!
Вперёд — и ни шагу назад.
Вперёд — и ни шагу в сторону,
И за забор не сметь!
В конце пути подзаборная
Нас ожидает смерть.
И даже, когда под грядочку
Засунут на вечный покой,
Вокруг возведут оградочку,
Уютный заборчик такой.
Борис Левин. 1972
ОНИ И МЫ (ироническое)
Совсем доканали масоны —
Сумели пролезть даже в сон.
И снится мне, что Накасоне*
И тот беспробудный масон.
Ещё при царе Соломоне
Они получили приказ.
Товарищи эти, масоны,
Веками масонили нас.
Они открывают кингстоны,
И кажется — кончился мир.
И весь телевизор — масоны,
И дьявол у них командир.
Историю знаем мы плохо.
Скажите, что есть «тамплиер»?
Красивый Филипп их ухлопал —
Возник Мирабо, Робеспьер …
Возникли Вольтеры, Мараты,
Эсеры и кто–то ещё.
Масоны, естественно, рады —
Кричат: «Горячо! Горячо!»
Но рано они торжествуют —
Мы были, и будем, и есть:
От пакостей их нас страхуют
Достоинство, совесть и честь.
Их деньги, кинжалы и яды
Нам не были сроду страшны;
И нас не прельщают награды,
И не увлекают чины.
Они нас косою косили
И жгли на кострах, как дрова,
Но головы мы возносили,
Как стебли возносит трава.
Борис Левин. Весна 1987
Накасоне*[премьер–министр Японии в тот год
ТАВЕРНА в театре "Летучая мышь". Рис. Н.П. Ермаковой.
БОРИС ЛЕВИН. Каспийское море. Зима 1964
ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ
Журнал «Летучая мышь» № 5, стр. 31 – 42, Март 1975
Здесь публикуется с сокращениями
И у меня была первая любовь. Давно когда–то. И много лет после того, как мы расстались, я вспоминал свою первую любовь, хотя она уже давно мне даже не снилась, хотя я не целовал её никогда и не писал ей писем, не говорил ей о своей любви…
У меня плохая память на даты. Из всей истории твёрдо запомнилась только одна – 216 год до новой эры. В этом году была битва при Каннах. Понятия не имею, кто и зачем там бился, но дату помню. Из своей биографии помню только день рождения 12 июля 1936 года и день, когда ушёл в армию, 26 сентября 1955 года.
Не могу вспомнить, когда мы встретились с ней в первый раз. По–моему, я учился тогда в 9–м классе, и было это весной. Я уже год жил в Москве. Наш район только строился. Четыре 3–х этажных дома из серого кирпича, в одном из которых жил я, а в другом — мой друг Мишка, были построены в числе самых первых на Октябрьском поле. И мы с Мишкой этим очень гордились. За год наш двор стал очень уютным и зеленым. В наших домах было много мальчишек и девчонок примерно одного со мной возраста, и жили мы дружно и весело. До самого девятого класса бегали летом по улицам босиком, играли, ходили на Москву–реку купаться. Часто по вечерам Мишка выносил патефон и пластинки, и мы танцевали во дворе до тех пор, пока не приходила дворничиха и не грозилась позвать милицию. Дома наши были расположены прямоугольником, на одной стороне которого стоял старый деревянный двухэтажный дом. И в нём жила она. Только я не знал этого. И вот однажды Мишка сказал, что позовёт её, и мы будем танцевать. И она пришла. И я увидел её в первый раз, и полюбил, и узнал, что её зовут Светланой… С самого начала она относилась ко мне, как к ребенку. Но я любил её. Любил так, что никогда у меня не возникало желания сказать ей об этом. Это можно было только почувствовать. А она не чувствовала.
[Через год они перестали встречаться, а он продолжал её любить и мечтать о ней]
<… > После окончания школы я, к своему удивлению, сдал вступительные экзамены в Институт Стали, но по конкурсу, к счастью, не прошёл. К счастью — потому что это было совсем не для меня. Я и сдавал–то туда только потому, что туда поступал мой товарищ, с которым мы учились с первого класса в Болшеве, потом вместе переехали на Октябрьское поле и здесь окончили школу. В школе я учился кое–как. Увлекался географией, астрономией, фантастикой, марками. Всеми этими увлечениями я был обязан Мишке, за что по сей день благодарен ему. Я обрадовался, когда узнал, что меня не приняли. И стал готовиться в Университет. Я решил поступать на Географический факультет. Это подходило мне гораздо больше. Ещё учась в школе, мы с Мишкой как–то раз были в Университете. Мне там понравилось, и я сказал себе, что буду учиться только здесь. Правда, готовился я плохо и очень удивился, когда отлично сдал вступительные экзамены. Только по математике получил тройку. Я был уверен, что пройду по конкурсу, но не прошел. На этот раз я очень расстроился. В приемной комиссии сказали, что ещё не поздно подать документы в институт «ЦВЕТМЕТЗОЛОТО», надо только сдать там еще какой–то экзамен. Но я хотел учиться только в Университете, и осенью меня забрали в армию.
О СЛУЖБЕ В АРМИИ
«Последние два года службы я работал диспетчером посадки на военном аэродроме. Нас было трое, и жили мы в землянке рядом с КДП. Почти всё свободное время я сидел в землянке один и читал, либо пиликал на аккордеоне, который мне прислали из дома.
После того, как я расстался со Светланой, у меня не было девушек. Перед армией я пробовал ухаживать за некоторыми, но мне с ними было так не интересно, что скоро я оставил эти попытки. И в армии у меня не было девушек тоже, и я не искал их. Иногда я так хотел видеть её, так звал, что, если бы вдруг открылась дверь и она бы вошла в землянку, я бы не удивился, а только сказал бы: «Ну, наконец–то!»
На последнем году службы я начал писать стихи. Первый раз это случилось на дежурстве, когда меня совершенно поразило солнце, восходящее из–за гор. Стихи сложились сами собой, я написал их сразу, не исправляя ни одного слова . И мне вдруг страстно захотелось писать. Я очень этому удивился и обрадовался. В то утро я написал ещё несколько стихотворений и исписал несколько листов. На следующий день я всё уничтожил, оставив только стихи о восходе солнца. Перед самой демобилизацией я написал стихотворение, посвящённое ей. Оно кончалось оптимистически: мол, мы ещё встретимся, всё будет хорошо. Я не видел её больше трёх лет и часто думал, какой же она теперь стала, как мы встретимся».
МГУ, ГЕОФАК, КАФЕДРА ОКЕАНОЛОГИИ
О ПОСТУПЛЕНИИ В УНИВЕРСИТЕТ
Из армии я вернулся в июле 1958 года. Меня отпустили на два месяца раньше, чтобы я успел сдать вступительные экзамены в Университет. Я опять поступал на Географический факультет, на кафедру океанологии, и на этот раз поступил. Это был первый год, когда при поступлении давалось преимущество тем, кто пришел с производства или из армии.
Вскоре после экзаменов я встретил Светлану у ворот нашего двора. Она показалась мне чужой и незнакомой, была озабочена, куда–то спешила. После этой встречи я даже как–то успокоился. Всё проходит. Она теперь совсем другая, и никогда уже не будет такой, какой я любил её и помнил четыре года.
< … > Последний раз я видел её осенью 1958 года. Я уже учился на первом курсе и целиком был поглощен университетом, влюбился в бойкую однокурсницу, и она у меня была первой после того, как я расстался со Светланой. У меня появились друзья. Это были ребята, которые так же, как и я, пришли в Университет из армии.
В своей повести Борис пишет:
С 1958 года я больше не видел её… Прошло шесть лет. Много повидал я и пережил за это время. Много было хорошего, ещё больше – плохого. Были экспедиции. Тундра. Бесконечная тундра. Такие восходы и закаты, что не веришь, что это на самом деле. Была Атлантика. Штормы, туманы, айсберги и чужие далёкие берега. Были полярные сияния, огромные во всё небо. Были хорошие песни и хорошие люди. Были друзья и подруги, девушки и женщины. Но было и другое. Были безнадёжность, отчаяние и боль. Были разочарования, много разочарований в друзьях, в девушках и женщинах. Были ложь, предательство и грязь. Была водка, много водки — целое море.
Пересказ: От школьных товарищей он узнал, что она работает в научной библиотеке на Кузнецком мосту, а Борис работал в Океанографическом институте около Крымской площади. Вскоре он должен был уехать на полтора месяца в экспедицию на Каспийское море. За несколько дней до отъезда он разыскал её в библиотеке, и они встретились. В воскресенье 23 февраля они поехали к её друзьям в Сокольники и весь день катались на лыжах. Вечером отмечали у них день Красной Армии, и он проводил её до дома. Один раз ходили в ресторан и танцевали. Потом настал день отъезда, и она провожала его на вокзал.
Эту Повесть Борис написал на Каспии. И вот её последние строки:
«Когда поезд тронулся, я быстро поцеловал её и вскочил на подножку…. Она просила написать ей. …Я напишу ей завтра. Не знаю, что напишу ей, но это будет очень хорошее письмо, потому что мне так хорошо сейчас. Увидев её, я очень ясно вспомнил то время, когда я мечтал так, что качались звезды».
ПОСЛЕ ЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ В МОСКВУ, ОНИ РАССТАЛИСЬ НАВСЕГДА
БОРИС ЛЕВИН. Мурманск. 1966–1969
МЕЛКИЕ ЗАРИСОВКИ
Журнал «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ» № 3, стр. 97–100. Ноябрь 1974
ПУГАЕТ
Возвращался я из отпуска. Опаздывал на поезд. Если идти из дома по дороге, то до станции12 километров– как ни беги, всё равно не успеваешь. А через лес по тропинке — восемь. Но через лес ночью никто не ходит. Ни бабы, ни мужики… Пугает там. А у меня выхода не было. Жена дала мне топор (пугает ведь), и я пошел.
Отошел немного – темнота, лес стоит стеной. У меня уши топориком, и я быстрей, быстрей. Побежал. Вдруг где–то сзади слышу колокольчик. Остановился – нет ничего. Я снова бежать. Опять колокольчик звенит в лесу где–то рядом. Я быстрей, а он – рядом, не отстает. Тогда я пустился пулей. А он всё рядом звенит.
Вылетел на большую дорогу. Смотрю – машина идёт. Остановился дух перевести. Снял рюкзак, бросил на землю, что–то звякнуло. Поднял его, потряс: дзинь–дзинь. Оказывается, застёжка на одном кармашке была расстёгнута и звенела. Напряжение у меня спало, ноги подкосились, и упал я. До станции потом шёл еле–еле. И ещё на станции насиделся, ожидая поезда…
Я им потом написал, что никто не пугает. Это сами мы пугаемся.
Сценка из жизни
Милиционер привел в отделение двух пьяных. Говорит: «Климов, с обоих штраф по 100 рублей». Климов долго и старательно заполняет последний оставшийся у него бланк. Обращаясь к пьяницам, говорит: «Распишитесь». Один – с готовностью: «Это я могу, это я могу». Второй смотрит на него с удивлением. Первый ушло и старательно работает над бланком, наконец, разгибает спину, вытирает пот и удовлетворённо мотает головой. Готово!
Через весь бланк крупными печатными буквами вкривь и вкось выведено: «НЕЗАКОННО». На несколько мгновений Климов теряет дар речи. Опомнившись, первому говорит: «В камеру!» Второму — с отчаянием: «Уходи!»
ИЗ ВАХТЕННОГО ЖУРНАЛА:
Объяснительные записки:
«Я шел вечером по улице, упал и разбил нос. Надо было приложить что–нибудь холодное. Вижу напротив кафе–мороженое. Я зашел, увидал коньяк три звездочки и …напился».
«Ворвавшийся в иллюминатор ветер свернул ковёр в трубочку и выбросил за борт».
«Волна, ворвавшаяся в салон, подхватила чайный сервиз и выбросила за борт»
Приписка боцмана: «Пусть волна вернётся и поставит сервиз на место».
Примечание. Есть ещё один рассказ, но и он на ту же тему, поэтому я его здесь не привожу. Называется «СТРАШНОЕ ДЕЛО». Рассказывает боцман о том, как они «вышли под треску, зашли в Тюву–губу» – место, где промысловые суда получали сети и продукты. А к дрифмейстеру («в работе – зверь») на берегу привязался большой чорт. Завел его к озеру и чуть не утопил. «Так потом и помер от водки» – закончил боцман.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ». 2010
ОБ АВТОРЕ
ЛЕВИН Борис Федорович – океанолог, программист, поэт и артист
Отец – танкист, гвардии–полковник Федор Иванович Левин (1907–1990
Мать – учительница русского языка Варвара Михайловна Чирва (1908 – 1991)
Жена: с 1964 года: Идея Андреевна Тищенко.
Сын: Андрей родился 6 фв. 1966
По окончании школы в 1955 году Борис Федорович был призван в Армию. Служил три года в войсках ВВС на Северном Кавказе и в Азербайджане на военном аэродроме. Там начал писать стихи (не сохранились).
После армии в 1958 поступил в МГУ на Кафедру океанологии Географического факультета. По окончании МГУ в 1963 году работал инженером в Государственном Океанографическом Институте (ГОИН) в лаборатории конструирования океанографических приборов. Зимой 1964 года ездил в экспедицию на Каспий, где велись на нефтяной платформе. Там написал «Повесть о первой любви».
В мае 1964 – женился. После рождения сына, стало ясно, что он не сможет прокормить семью на свою мизерную зарплату. Поэтому в марте 1966 года Борис уехал в Мурманск, где заработки были гораздо выше. Три года он работал инженер–гидрологом, старшим инженером и помощником капитана по научной части на промысловых судах (СРТ) управления «Тралового флота» и «Мурмансельди». Рейсы: в Баренцево и Норвежское моря, в Атлантику – к берегам Гренландии, к Фолклендским и Шотландским островам.
В 1969 он вернулся в Москву и поступил на работу в Гидропроект, в лабораторию комплексных водохозяйственных проблем. Два года проработал там в должности инженера и старшего инженера. Зарплаты на жизнь не хватало, и пришлось искать хорошо оплачиваемую работу в другой сфере деятельности.
В 1971 Борис устроился на работу Всесоюзное Научно–производственное Объединение (ВНПО) «КАСКАД» – режимное учреждение, связанное с Космосом. Он быстро освоил новую специальность – программиста на ЭВМ. Работал на подмосковных станциях слежения за спутниками – в Болшеве, Балабанове и Голицине, где составлялись сложные программы для математического обеспечения. В системе «КАСКАД» он проработал 26 лет, но после распада СССР началось разложение всей экономики страны, в том числе, и космической отрасли. «КАСКАД» превратился ОАО, работы для программистов не было. Ему пришлось в должности инженера работать дворником, и в 1997 году он ушёл на пенсию. К тому времени у него появился современный компьютер, и он стал (по просьбе Н. Михайловой) строить карты, схемы и таблицы к её книгам.
Борис умер 24 августа 2009 года. Похоронен на Шереметьевском кладбище.
ЛЮБИМЫЕ ПЕСНИ БОРИСА. ОН ИХ САМ ПЕЛ — замечательно.
В СТЕПИ ПОД ХЕРСОНОМ ВЫСОКИЕ ТРАВЫ
( Про матроса Железняка — прозвище Б. Левина).
Музыка: М. Блантер. Слова: М. Голодный
На сайте Музофон нашлось только 1 (одно) исполнение — поет Леонид Утесов
Leonid-Utesov-v-stepi-pod-Hersonom-vysokie-travy(muzofon.com)
В степи под Херсоном — Высокие травы,
В степи под Херсоном — курган.
Лежит под курганом, Заросшим бурьяном,
Матрос Железняк, партизан.
Он шёл на Одессу, А вышел к Херсону —
В засаду попался отряд. Налево — застава,
Махновцы — направо, И десять осталось гранат.
«Ребята, — сказал, Обращаясь к отряду,
Матрос-партизан Железняк, — Херсон перед нами,
Пробьёмся штыками, И десять гранат — не пустяк!»
Сказали ребята: «Пробьёмся штыками,
И десять гранат — не пустяк!»
Штыком и гранатой Пробились ребята…
Остался в степи Железняк.
Весёлые песни Поёт Украина,
Счастливая юность цветёт. Подсолнух высокий,
И в небе далёкий Над степью кружит самолёт.
В степи под Херсоном — Высокие травы.
В степи под Херсоном — курган.
Лежит под курганом, Заросшим бурьяном,
Матрос Железняк, партизан.
◊ ◊ ◊
Владимир Высоцкий. ОХОТА НА ВОЛКОВ
Можно послушать. Исполняет Вл. Высоцкий.
VSVysockiy-Ohota-na-volkov(muzofon.com)
Рвусь из сил, из всех сухожилий // Но сегодня не так, как вчера
Обложили меня, обложили, // Гонят весело на номера!
Из за елей хлопочут двустволки — // Там охотники прячутся в тень
На снегу кувыркаются волки, // Превратившись в живую мишень.
Идёт охота на волков. Идёт охота!
На серых хищников — матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Не на равных играют с водками // Егеря, но не дрогнет рука!
Оградив нам свободу флажками, // Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций. // Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу // И всосали — «Нельзя за флажки».
И вот — охота на волков. Идёт охота!
На серых хищников — матёрых и щенков
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Наши ноги и челюсти быстры Почему же — вожак, дай ответ —
Мы затравленно мчимся на выстрел И не пробуем через запрет?
Волк не может, не должен иначе Вот кончается время моё
Тот, которому я предназначен, Улыбнулся и поднял ружьё.
Идёт охота на волков. Идёт охота!
На серых хищников — матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Я из повиновения вышел За флажки — жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал Удивлённые крики людей.
Рвусь из сил и из всех сухожилий, Но сегодня — не так, как вчера!
Обложили меня! Обложили! Но остались ни с чем егеря!
Идёт охота на волков. Идёт охота!
На серых хищников — матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
◊ ◊ ◊
Владимир Высоцкий. КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ
Полная запись этой песни идет более 5 мин. Сайт её не вмещает.
Нашлась запись 3-23, но она неполная, обрывается
Vysockiy-Vladimir-Koni-priveredlivye(muzofon.com)
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю-погоняю!
Что-то воздуху мне мало: ветер пью, туман глотаю…
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть.
Но что-то кони мне попались привередливые…
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою, Я куплет допою, —
Хоть мгновенье еще постою на краю…
Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, —
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть.
Но что-то кони мне попались привередливые…
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою, Я куплет допою, —
Хоть мгновенье еще постою на краю…
Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь.
Но что-то кони мне попались привередливые…
Коль дожить не успел, так хотя бы мне допеть.
Я коней напою, Я куплет допою, —
Хоть мгновенье еще постою на краю
◊ ◊ ◊
Давид Тухманов. МОЙ АДРЕС — СОВЕТСКИЙ СОЮ.
Можно послушать. Исп. ансамбль «Самоцветы». Песня года в 1973 г.
1973—Moy-adres-Sovetskiy-Soyuz-DTuhmanov—VHaritonov(muzofon.com)
Колеса диктуют вагонные, //Где срочно увидеться нам.
Мои номера телефонные // Разбросаны по городам.
Припев:
Заботится сердце, сердце волнуется, // Почтовый пакуется груз…
Мой адрес не дом и не улица, // Мой адрес — Советский Союз!
Вы, точки — тире телеграфные, // Ищите на стройках меня.
Сегодня не личное главное, // А сводки рабочего дня.
Припев
Я там, где ребята толковые, //Я там, где плакаты: «Вперёд !»
Где песни рабочие, новые, // Страна трудовая поет.
Припев
Заботится сердце, сердце волнуется, // Почтовый пакуется груз…
Мой адрес не дом и не улица, // Мой адрес – Советский Союз!