Борис Левин (1936-2009). СТИХИ и ПРОЗА. Изд-во ЛМ. М. 2010

 

 

 

 

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

С  Борисом мы познакомились на Геофаке МГУ,  куда оба поступили в 1958 году, то есть 50 лет тому назад. На втором курсе я перевелась с кафедры гидрологии на кафедру океанологии, и с тех пор на всю жизнь подружилась со своими братьями–океанологами. После окончания Университета мы не расставались друг с другом, дружили семьями, знали детей, вместе собирались на праздники, а в конце 60–х годов вокруг этого «ядра» сложилось новое братство – труппа театра «Летучая мышь». Оно просуществовало 20 лет – почти до развала Советского Союза.

А после этого старые друзья стали умирать один за другим – как говорил Леня Ещенко, «снаряды падают совсем рядом». К настоящему времени из 12 моих сокурсников–океанологов в живых осталось всего 4 человека, и мы тоже скоро умрем. 

В журнале «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ» (ЛМ) были напечатаны:

СТИХИ (Москва, 1963–1972) – «ЛМ», № 2, стр. 69 –74, Октябрь 1974

МЕЛКИЕ ЗАРИСОВКИ (Мурманск. 1969) – «ЛМ» № 3, стр. 97–100. Ноябрь 1974

ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ (Каспий, 1964) – «ЛМ» № 5, стр. 31 – 42, Март 1975

 

Борис Левин. Стихи 1960-90. Изд.-во ЛМ. М. 2010

 

Борис был мне особенно дорог, поэтому я решила издать то немногое, что он написал и что когда–то давно, в 1970–е годы, было опубликовано в нашем журнале «Летучая мышь», или сохранилось в архиве домашнего театра–кабаре, где ему было присвоено звание Народного артиста. Как редактор журнала я высоко ценила и его прозу, и его стихи, а как директор театра – его артистический талант. При этом сам он относился ко всему этому с пренебрежением, и, думаю, вряд ли одобрил бы мою затею. Но я не хоронила его, не была на его могиле. И это единственное, что я могу сделать сейчас для него. Думаю – а вдруг когда–нибудь кто–то всё же прочтет эту книжечку и подумает о нем с симпатией.

 

 

 

 

 

Борис Левин. СТИХИ–1958 – 1963.

 

* * *

С неба срываясь, падают вниз

Звёзды ночами поздними.

Искры костра уносятся ввысь

И становятся звёздами.

 

Пусть умирают и падают вниз

Звёзды, смертью сражённые.

Рвутся и тянутся в темную высь

Костры, на земле зажженные.

 

 

* * *

 

Осень! Ты мне, как лекарство

От всяких несчастий и травм.

В твое разноцветное царство

Вхожу я, как входят в храм.

 

Всегда ты, как сказка красива,

И жду я тебя не дождусь.

Спокойствие, веру и силу

Вливает в меня твоя грусть.

 

 

* * *

 

Золотая веточка березы

С красными прожилки огня.

Падают оранжевые слёзы

На скамью, асфальт и на меня.

 

 

 

Зима 1964 года

* * *

Снег, до чего ж ты белый!

Чистый, мягкий пушистый.

И как ты умеешь красиво

Везде, где упал, лежать.

 

 

Очень хочется в небо,

Чтоб там превратиться в чистый,

Белый, мягкий, пушистый снег

И на землю упасть.

 

* * *

Снежинки хотят,

Чтобы утром красиво и чисто

На улицах было

И в душах, и в мыслях людей.

 

Снежинки, снежинки!

Пушистые звездочки-искры

Танцуют в оранжевом свете

Ночных фонарей.

 

 

Борис Левин. Мурманск. 1967

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

МУРМАНСК. «ТРАЛФЛОТ»,  «МУРМАНСЕЛЬДЬ» и  ПИНРО.  1966-1968

 

* * *

По временам пустынно мне и сухо,

Стучится в мозг озноб и пустота.

Все суета сует. Томленье духа…

И снова суета.

 

Томится дух.  Я должен сделать что-то:

Нарисовать, построить, сочинить.

Не для того, чтоб удивить кого-то,

А  просто, чтобы жить.

 

Внутри меня заложено такое –

Нельзя мне просто жить, ходить, смотреть.

Я сочиню, придумаю, построю,

Пока наступит смерть.

 

Поэтому–то мне и не сидится.

Я тороплюсь, и сходит пустота.

Но снова суета… И дух томится…

И снова суета.

Борис Левин. 1966

 

КОРАБЛИ 

Уходит ветер на круги свои,

Идет на север, повернется к югу.

Из гаваней уходят корабли

И мачтами прощаются друг с другом.

 

Они идут, качаясь  на волне,

И мачты их колышутся, как руки.

Они гудят, и так приятны мне

Тревожные и радостные звуки.

 

Борис Левин. 1966

 

 

МАЯК. Шотландские острова 

* * *

Над островами над Шотландскими, луна,

А под луной маяк.

Луна и море, и маяк, и острова –

Все это – просто так.

 

Проходим мимо. И проходит жизнь моя.

Вот так же – просто так.

Мне очень хочется попасть на острова,

Где мечется маяк.

 

Но мы проходим мимо островов.

Луна. Печаль.

И впереди не видно маяков.

И очень жаль.

Борис  Левин. 1967

 

* * *

Всё куда-то спешу,

А спросить, так и сам не отвечу,

Для чего мне спешить

И куда торопиться? Зачем?

 

Было утро. Вот – день,

И уже надвигается вечер.

А потом будет ночь.

Будет долгая ночь… Насовсем.

 

То спешил подрасти,

То спешил научиться чему-то.

Торопился я верить,

Не верить – теперь тороплюсь.

 

Но ведь кончится день,

Как когда-то окончилось утро.

И всего не успеть,

Что хотелось бы сделать, боюсь.

 

Я метаться устал.

Мне б покоя, хоть самую малость,

Но кончается день –

Не успеть, если даже в разнос.

 

Да… Кончается день,

И кто знает, как много осталось

До того, как засветятся

Первые искорки звезд.

Борис Левин. 1968  

 

 

 

Борис Левин. 1970. Москва.

 

 

 

 

 

СТИХИ 1968 – 1980. Москва

  

 

 

РАДУГА 

Небо дождями развесилось,

Зловонием луж разлилось.

Радуга в небе повесилась —

Что это ей не жилось?

 

Что ж не жилось тебе, радуга,

Радуга, чудо-дуга?

Лужи с ползучими гадами

Скоро поглотит земля.

 

Снова солнышко выкатит,

Теплое что-то сказать,

А у тебя на выкате

Твои цветные глаза.

 

Висишь ты, как осуждение,

Распятая в небесах,

И вижу я нетерпение

В застывших твоих глазах.

 

А  если я рано радуюсь,

Если не скоро в бой,

Тогда подвинься-ка, радуга,

Повешусь рядом с тобой.

 Борис Левин. 1968

 

 

ЖЕЛАНИЯ

 

Меня изжелали желания,

Меня исхотели хотения:

То очень хочется в Данию,

То просто хочу нототению.

 

Но где она, эта Дания?

А может, её и нет…

Но есть свобода желаний, и

Желаю я – и привет.

 

И, если еще с нототенией,

Возможно, не все потеряно,

Другое мое хотение

Доводит до неврастении.

 

Ну, что это за наказание!

Уж слишком много свобод,

И эта свобода желаний

Меня в могилу сведет.

 

Я выступлю на собрании,

Я обращусь в печать –

Пускай отменят желания, и –

Я перестану желать.

 

Плевать мне тогда на Данию,

А также на нототению, –

Не будет свободы желаний,

А также свободы хотений.

 

 

 

ЗАБОРЫ

 

Мы с детства привыкли к заборам

И просто не можем без них.

Запреты, законы, затворы

От всех — от своих и чужих.

 

Но мало их всё–таки, мало

И надо ещё городить,

Чтоб людям не как попало,

А вдоль заборов ходить.

 

И будет всё очень здорово

И ясно, как шоколад:

Вперёд! В лабиринт заборов!

Вперёд — и ни шагу назад.

 

Вперёд — и ни шагу в сторону,

И за забор не сметь!

В конце пути подзаборная

Нас ожидает смерть.

 

И даже, когда под грядочку

Засунут на вечный покой,

Вокруг возведут оградочку,

Уютный заборчик такой.

 Борис Левин. 1972

 

 

 

ОНИ И МЫ (ироническое)

Совсем доканали масоны —

Сумели пролезть даже в сон.                 

И снится мне, что Накасоне*

И тот беспробудный масон.

Ещё при царе Соломоне

Они получили приказ.

Товарищи эти, масоны,

Веками масонили нас.

Они открывают кингстоны,

И кажется — кончился мир.

И весь телевизор — масоны,

И дьявол у них командир.

 

Историю знаем мы плохо.

Скажите, что есть «тамплиер»?

Красивый Филипп их ухлопал —

Возник Мирабо,  Робеспьер

Возникли Вольтеры, Мараты,

Эсеры и кто–то ещё.

Масоны, естественно, рады —

Кричат: «Горячо! Горячо!»

 

Но рано они торжествуют —

Мы были, и будем, и есть:

От пакостей их нас страхуют

Достоинство, совесть и честь. 

Их деньги, кинжалы и яды

Нам не были сроду страшны;

И нас не прельщают награды,

И не увлекают чины.

 

Они нас косою косили

И жгли на кострах, как дрова,

Но головы мы возносили,

Как стебли возносит трава.

Борис Левин. Весна 1987

 

Накасоне*[премьер–министр Японии в тот год

 

 

ТАВЕРНА в театре "Летучая мышь". Рис. Н.П. Ермаковой.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

БОРИС ЛЕВИН. Каспийское море. Зима 1964

 

ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

Журнал «Летучая мышь» № 5, стр. 31 – 42, Март 1975

Здесь публикуется с сокращениями

 

И у меня была первая любовь. Давно когда–то. И много лет после того, как мы расстались, я вспоминал свою первую любовь, хотя она уже давно мне даже не снилась, хотя я не целовал её никогда и не писал ей писем, не говорил ей о своей любви…

У меня плохая память на даты. Из всей истории твёрдо запомнилась только одна – 216 год до новой эры. В этом году была битва при Каннах. Понятия не имею, кто и зачем там бился, но дату помню. Из своей биографии помню только день рождения 12 июля 1936 года и день, когда ушёл в армию, 26 сентября 1955 года.

Не могу вспомнить, когда мы встретились с ней в первый раз. По–моему, я учился тогда в 9–м классе, и было это весной. Я уже год жил в Москве. Наш район только строился. Четыре 3–х этажных дома из серого кирпича, в одном из которых жил я, а в другом — мой друг Мишка, были построены в числе самых первых на Октябрьском поле. И мы с Мишкой этим очень гордились. За год наш двор стал очень уютным и зеленым. В наших домах было много мальчишек и девчонок примерно одного со мной возраста, и жили мы дружно и весело. До самого девятого класса бегали летом по улицам босиком, играли, ходили на Москву–реку купаться. Часто по вечерам Мишка выносил патефон и пластинки, и мы танцевали во дворе до тех пор, пока не приходила дворничиха и не грозилась позвать милицию. Дома наши были расположены прямоугольником, на одной стороне которого стоял старый деревянный двухэтажный дом. И в нём жила она. Только я не знал этого. И вот однажды Мишка сказал, что позовёт её, и мы будем танцевать. И она пришла. И я увидел её в первый раз, и полюбил, и узнал, что её зовут Светланой… С самого начала она относилась ко мне, как к ребенку. Но я любил её. Любил так, что никогда у меня не возникало желания сказать ей об этом. Это можно было только почувствовать. А она не чувствовала.

[Через год они перестали встречаться, а он продолжал её любить и мечтать о ней]

 

<… > После окончания школы я, к своему удивлению, сдал вступительные экзамены в Институт Стали, но по конкурсу, к счастью, не прошёл. К счастью — потому что это было совсем не для меня. Я и сдавал–то туда только потому, что туда поступал мой товарищ, с которым мы учились с первого класса в Болшеве, потом вместе переехали на Октябрьское поле и здесь окончили школу. В школе я учился кое–как. Увлекался географией, астрономией, фантастикой, марками. Всеми этими увлечениями я был обязан Мишке, за что по сей день благодарен ему. Я обрадовался, когда узнал, что меня не приняли. И стал готовиться в Университет. Я решил поступать на Географический факультет. Это подходило мне гораздо больше. Ещё учась в школе, мы с Мишкой как–то раз были в Университете. Мне там понравилось, и я сказал себе, что буду учиться только здесь. Правда, готовился я плохо и очень удивился, когда отлично сдал вступительные экзамены. Только по математике получил тройку. Я был уверен, что пройду по конкурсу, но не прошел. На этот раз я очень расстроился. В приемной комиссии сказали, что ещё не поздно подать документы в институт «ЦВЕТМЕТЗОЛОТО», надо только сдать там еще какой–то экзамен. Но я хотел учиться только в Университете, и осенью меня забрали в армию.

 

 

 

О СЛУЖБЕ В АРМИИ

«Последние два года службы я работал диспетчером посадки на военном аэродроме. Нас было трое, и жили мы в землянке рядом с КДП. Почти всё свободное время я сидел в землянке один и читал, либо пиликал на аккордеоне, который мне прислали из дома.

После того, как я расстался со Светланой, у меня не было девушек. Перед армией я пробовал ухаживать за некоторыми, но мне с ними было так не интересно, что скоро я оставил эти попытки. И в армии у меня не было девушек тоже, и я не искал их. Иногда я так хотел видеть её, так звал, что, если бы вдруг открылась дверь и она бы вошла в землянку, я бы не удивился, а только сказал бы: «Ну, наконец–то!»

На последнем году службы я начал писать стихи. Первый раз это случилось на дежурстве, когда меня совершенно поразило солнце, восходящее из–за гор. Стихи сложились сами собой, я написал их сразу, не исправляя ни одного слова . И мне вдруг страстно захотелось писать. Я очень этому удивился и обрадовался. В то утро я написал ещё несколько стихотворений и исписал несколько листов. На следующий день я всё уничтожил, оставив только стихи о восходе солнца. Перед самой демобилизацией я написал стихотворение, посвящённое ей. Оно кончалось оптимистически: мол, мы ещё встретимся, всё будет хорошо. Я не видел её больше трёх лет и часто думал, какой же она теперь стала, как мы встретимся».

 

 

МГУ, ГЕОФАК, КАФЕДРА ОКЕАНОЛОГИИ

 

 

О ПОСТУПЛЕНИИ В УНИВЕРСИТЕТ

 

Из армии я вернулся в июле 1958 года. Меня отпустили на два месяца раньше, чтобы я успел сдать вступительные экзамены в Университет. Я опять поступал на Географический факультет, на кафедру океанологии, и на этот раз поступил. Это был первый год, когда при поступлении давалось преимущество тем, кто пришел с производства или из армии.

Вскоре после экзаменов я встретил Светлану у ворот нашего двора. Она показалась мне чужой и незнакомой, была озабочена, куда–то спешила. После этой встречи я даже как–то успокоился. Всё проходит. Она теперь совсем другая, и никогда уже не будет такой, какой я любил её и помнил четыре года.

< … > Последний раз я видел её осенью 1958 года. Я уже учился на первом курсе и целиком был поглощен университетом, влюбился в бойкую однокурсницу, и она у меня была первой после того, как я расстался со Светланой. У меня появились друзья. Это были ребята, которые так же, как и я, пришли в Университет из армии.

 

В своей повести Борис пишет:

С 1958 года я больше не видел её… Прошло шесть лет. Много повидал я и пережил за это время. Много было хорошего, ещё больше – плохого. Были экспедиции. Тундра. Бесконечная тундра. Такие восходы и закаты, что не веришь, что это на самом деле. Была Атлантика. Штормы, туманы, айсберги и чужие далёкие берега. Были полярные сияния, огромные во всё небо. Были хорошие песни и хорошие люди. Были друзья и подруги, девушки и женщины. Но было и другое. Были безнадёжность, отчаяние и боль. Были разочарования, много разочарований в друзьях, в девушках и женщинах. Были ложь, предательство и грязь. Была водка, много водки — целое море.

Пересказ:  От школьных товарищей он узнал, что она работает в научной библиотеке на Кузнецком мосту, а Борис работал в Океанографическом институте около Крымской площади. Вскоре он должен был уехать на полтора месяца в экспедицию на Каспийское море. За несколько дней до отъезда он разыскал её в библиотеке, и они встретились. В воскресенье 23 февраля они поехали к её друзьям в Сокольники и весь день катались на лыжах. Вечером отмечали у них день Красной Армии, и он проводил её до дома. Один раз ходили в ресторан и танцевали. Потом настал день отъезда, и она провожала его на вокзал.

Эту Повесть Борис написал на Каспии. И вот её последние строки:

«Когда поезд тронулся, я быстро поцеловал её и вскочил на подножку…. Она просила написать ей. …Я напишу ей завтра. Не знаю, что напишу ей, но это будет очень хорошее письмо, потому что мне так хорошо сейчас. Увидев её, я очень ясно вспомнил то время, когда я мечтал так, что качались звезды».

 

ПОСЛЕ ЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ В МОСКВУ, ОНИ РАССТАЛИСЬ НАВСЕГДА

 

 

 

 

 

 

БОРИС ЛЕВИН. Мурманск. 1966–1969  

 

МЕЛКИЕ ЗАРИСОВКИ

Журнал «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ» № 3, стр. 97–100. Ноябрь 1974

 

ПУГАЕТ

Возвращался я из отпуска. Опаздывал на поезд. Если идти из дома по дороге, то до станции12 километров– как ни беги, всё равно не успеваешь. А через лес по тропинке — восемь. Но через лес ночью никто не ходит. Ни бабы, ни мужики… Пугает там. А у меня выхода не было. Жена дала мне топор (пугает ведь), и я пошел.

Отошел немного – темнота, лес стоит стеной. У меня уши топориком, и я быстрей, быстрей. Побежал. Вдруг где–то сзади слышу колокольчик. Остановился – нет ничего. Я снова бежать. Опять колокольчик звенит в лесу где–то рядом. Я быстрей, а он – рядом, не отстает. Тогда я пустился пулей. А он всё рядом звенит.

Вылетел на большую дорогу. Смотрю – машина идёт. Остановился дух перевести. Снял рюкзак, бросил на землю, что–то звякнуло. Поднял его, потряс: дзинь–дзинь. Оказывается, застёжка на одном кармашке была расстёгнута и звенела. Напряжение у меня спало, ноги подкосились, и упал я. До станции потом шёл еле–еле. И ещё на станции насиделся, ожидая поезда…

Я им потом написал, что никто не пугает. Это сами мы пугаемся.

 

Сценка из жизни

Милиционер привел в отделение двух пьяных. Говорит: «Климов, с обоих штраф по 100 рублей». Климов долго и старательно заполняет последний оставшийся у него бланк. Обращаясь к пьяницам, говорит: «Распишитесь». Один – с готовностью: «Это я могу, это я могу». Второй смотрит на него с удивлением. Первый ушло и старательно работает над бланком, наконец, разгибает спину, вытирает пот и удовлетворённо мотает головой. Готово!

Через весь бланк крупными печатными буквами вкривь и вкось выведено: «НЕЗАКОННО». На несколько мгновений Климов теряет дар речи. Опомнившись, первому говорит: «В камеру!» Второму — с отчаянием: «Уходи!»

 

ИЗ ВАХТЕННОГО ЖУРНАЛА:

Объяснительные записки:

 «Я шел вечером по улице, упал и разбил нос. Надо было приложить что–нибудь холодное. Вижу напротив кафе–мороженое. Я зашел, увидал коньяк три звездочки и …напился».

 «Ворвавшийся в иллюминатор ветер свернул ковёр в трубочку и выбросил за борт».

 «Волна, ворвавшаяся в салон, подхватила чайный сервиз и выбросила за борт»

Приписка боцмана: «Пусть волна вернётся и поставит сервиз на место».

 

Примечание. Есть ещё один рассказ, но и он на ту же тему, поэтому я его здесь не привожу.  Называется «СТРАШНОЕ ДЕЛО». Рассказывает боцман о том, как они «вышли под треску, зашли в Тюву–губу» – место, где промысловые суда получали сети и продукты. А к дрифмейстеру («в работе – зверь») на берегу привязался большой чорт. Завел его к озеру и чуть не утопил. «Так потом и помер от водки» – закончил боцман.

 

 

 

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ». 2010

 

ОБ АВТОРЕ

 

ЛЕВИН Борис Федоровичокеанолог, программист, поэт и артист

Отец танкист, гвардии–полковник Федор Иванович Левин (1907–1990

Мать – учительница русского языка Варвара Михайловна Чирва (1908 – 1991)

Жена: с 1964 года: Идея Андреевна Тищенко.

 Сын: Андрей родился 6 фв. 1966

 

По окончании школы в 1955 году Борис Федорович был призван в Армию. Служил три года в войсках ВВС на Северном Кавказе и в Азербайджане на военном аэродроме. Там начал писать стихи (не сохранились).

После армии в 1958 поступил в МГУ на Кафедру океанологии Географического факультета. По окончании МГУ в 1963 году работал инженером в Государственном Океанографическом Институте (ГОИН) в лаборатории конструирования океанографических приборов. Зимой 1964 года ездил в экспедицию на Каспий, где велись на нефтяной платформе. Там написал «Повесть о первой любви».

В мае 1964 – женился. После рождения сына, стало ясно, что он не сможет прокормить семью на свою мизерную зарплату. Поэтому в марте 1966 года Борис уехал в Мурманск, где заработки были гораздо выше. Три года он работал инженер–гидрологом, старшим инженером и помощником капитана по научной части на промысловых судах (СРТ) управления «Тралового флота» и «Мурмансельди». Рейсы: в Баренцево и Норвежское моря, в Атлантику – к берегам Гренландии, к Фолклендским и Шотландским островам.

В 1969 он вернулся в Москву и поступил на работу в Гидропроект, в лабораторию комплексных водохозяйственных проблем. Два года проработал там в должности инженера и старшего инженера. Зарплаты на жизнь не хватало, и пришлось искать хорошо оплачиваемую работу в другой сфере деятельности.

В 1971 Борис устроился на работу Всесоюзное Научно–производственное Объединение (ВНПО) «КАСКАД» – режимное учреждение, связанное с Космосом. Он быстро освоил новую специальность – программиста на ЭВМ. Работал на подмосковных станциях слежения за спутниками  – в  Болшеве, Балабанове и Голицине, где составлялись сложные программы для математического обеспечения. В системе «КАСКАД» он проработал 26 лет, но после распада СССР началось разложение всей экономики страны, в том числе, и космической отрасли. «КАСКАД» превратился ОАО, работы для программистов не было. Ему пришлось в должности инженера работать дворником, и в 1997 году он ушёл на пенсию. К тому времени у него появился современный компьютер, и он стал (по просьбе Н. Михайловой) строить карты, схемы и таблицы к её книгам.

Борис умер 24 августа 2009 года. Похоронен на Шереметьевском кладбище.

 

 

ЛЮБИМЫЕ ПЕСНИ БОРИСА.  ОН ИХ САМ ПЕЛ —  замечательно.

 

 В СТЕПИ ПОД ХЕРСОНОМ ВЫСОКИЕ ТРАВЫ

( Про матроса Железняка — прозвище Б. Левина).

Музыка: М. Блантер. Слова: М. Голодный

 На сайте Музофон нашлось только  1 (одно) исполнение — поет Леонид Утесов

 Leonid-Utesov-v-stepi-pod-Hersonom-vysokie-travy(muzofon.com)

 

В степи под Херсоном — Высокие травы,

В степи под Херсоном — курган.

Лежит под курганом, Заросшим бурьяном,

Матрос Железняк, партизан.

 

Он шёл на Одессу, А вышел к Херсону —

В засаду попался отряд. Налево — застава,

Махновцы — направо, И десять осталось гранат.

«Ребята, — сказал, Обращаясь к отряду,

Матрос-партизан Железняк, — Херсон перед нами,

Пробьёмся штыками, И десять гранат — не пустяк!»

Сказали ребята: «Пробьёмся штыками,

И десять гранат — не пустяк!»

Штыком и гранатой Пробились ребята…

Остался в степи Железняк.

 

Весёлые песни Поёт Украина,

Счастливая юность цветёт. Подсолнух высокий,

И в небе далёкий Над степью кружит самолёт. 

В степи под Херсоном — Высокие травы.

В степи под Херсоном — курган.

Лежит под курганом, Заросшим бурьяном,

Матрос Железняк, партизан. 

 ◊ ◊ ◊

 

Владимир Высоцкий. ОХОТА НА ВОЛКОВ

 Можно послушать. Исполняет Вл. Высоцкий.

VSVysockiy-Ohota-na-volkov(muzofon.com)

 

Рвусь из сил, из всех сухожилий // Но сегодня не так, как вчера

Обложили меня, обложили, // Гонят весело на номера!

Из за елей хлопочут двустволки — // Там охотники прячутся в тень

На снегу кувыркаются волки, // Превратившись в живую мишень.

Идёт охота на волков. Идёт охота!

На серых хищников — матёрых и щенков.

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 

Не на равных играют с водками // Егеря, но не дрогнет рука!

Оградив нам свободу флажками, // Бьют уверенно, наверняка.

Волк не может нарушить традиций. // Видно, в детстве, слепые щенки,

Мы, волчата, сосали волчицу //  И всосали — «Нельзя за флажки». 

И вот — охота на волков. Идёт охота!

На серых хищников — матёрых и щенков

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 

Наши ноги и челюсти быстры Почему же — вожак, дай ответ —

Мы затравленно мчимся на выстрел  И не пробуем через запрет?

Волк не может, не должен иначе Вот кончается время моё

Тот, которому я предназначен,  Улыбнулся и  поднял ружьё.

Идёт охота на волков. Идёт охота!

На серых хищников — матёрых и щенков.

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 

Я из повиновения вышел  За флажки — жажда жизни сильней!

Только сзади я радостно слышал Удивлённые крики людей.

Рвусь из сил и из всех сухожилий, Но сегодня — не так, как вчера!

Обложили меня! Обложили! Но остались ни с чем егеря! 

Идёт охота на волков. Идёт охота!

На серых хищников — матёрых и щенков.

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 

 ◊  ◊  ◊

 

Владимир Высоцкий. КОНИ  ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ

 Полная запись этой песни идет более 5 мин. Сайт её не вмещает.

Нашлась запись 3-23, но она неполная, обрывается

Vysockiy-Vladimir-Koni-priveredlivye(muzofon.com)

 

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю

Я коней своих нагайкою стегаю-погоняю!

Что-то воздуху мне мало: ветер пью, туман глотаю…

Чую с гибельным восторгом:  пропадаю, пропадаю!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!

Вы тугую не слушайте плеть.

Но что-то кони мне попались привередливые…

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Я коней напою, Я куплет допою, —

Хоть мгновенье еще постою на краю…

 

Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони,

И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, —

Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,

Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!

Не указчики вам кнут и плеть.

Но что-то кони мне попались привередливые…

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Я коней напою, Я куплет допою, —

Хоть мгновенье еще постою на краю…

 

Мы успели: в гости к  Богу не бывает опозданий.

Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!

Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,

Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!

Чуть  помедленнее, кони, чуть помедленнее!

Умоляю вас вскачь не лететь.

Но что-то кони мне попались привередливые…

Коль  дожить не успел, так хотя бы  мне допеть.

Я коней напою, Я куплет допою, —

Хоть мгновенье еще постою на краю

 

 ◊  ◊  ◊

 

Давид Тухманов. МОЙ АДРЕС — СОВЕТСКИЙ СОЮ.

 Можно послушать. Исп. ансамбль «Самоцветы». Песня года в 1973 г.

1973—Moy-adres-Sovetskiy-Soyuz-DTuhmanov—VHaritonov(muzofon.com)

 

Колеса диктуют вагонные, //Где срочно увидеться нам.

Мои номера телефонные // Разбросаны по городам.

Припев:

Заботится сердце, сердце волнуется, // Почтовый пакуется груз…

Мой адрес не дом и не улица, // Мой адрес — Советский Союз!

 

Вы, точки — тире телеграфные, // Ищите на стройках меня.

Сегодня не личное главное, // А сводки рабочего дня. 

Припев

 

Я там, где ребята толковые, //Я там, где плакаты: «Вперёд !»

Где песни рабочие, новые, // Страна трудовая поет.

Припев

Заботится сердце, сердце волнуется, // Почтовый пакуется груз…

Мой адрес не дом и не улица, // Мой адрес – Советский Союз!