☼w^w_w`wawbwcwdwewfwgwhwiw☼
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ИЩУЩИЕ МАННЫ
Манна от еврейского слова man—lu,
выражающего удивление: Что это такое?
Man—lu? спрашивали сыны Израиля, когда
впервые увидели вещество, ниспосланное
им с неба Иеговой взамен хлеба.
Библейская энциклопедия, т. 1, стр. 450
Не смешивать с русской манной кашей.
О.Н. Трубачев в словаре Фасмера, т.II, с. 570
&По возвращении в Усадьбу они тут же окунулись в ставшую привычной нервозность музейной жизни. Разгорался очередной скандал. Ариадна Ивановна готовилась уйти в отпуск. Перед её отъездом директор попросил оставить ключи от всех дверей в Доме, так, на всякий случай. Она была в полной панике. Ключи пропали! Она позвала на помощь Лизу, Марию Михайловну и Лину Байкову. Искали вчетвером. Искали повсюду: и в бывшем кабинете Павла Николаевича, и в «домике священника», где обитала Ариадна Ивановна. Но ключей не нашли. В полном унынии они сидели как-то в хранении, и взгляд Марии Михайловны случайно упал на две высокие стопки книг. Это были 80 томов Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Под ними виднелся небольшой деревянный ящик.
Не могут ли ключи быть там? высказала она вслух мелькнувшую в голове догадку и взглянула на Ариадну.
Господи! Там! Там! запричитала Ариадна Ивановна. Лина, помните, как мы с вами в июне выкладывали из шкафа словарь и подложили ящик с ключами под книги, чтобы не класть их прямо на пол?
Лина бросилась снимать книги, но вдруг остановилась и стала озадаченно вглядываться в их корешки.
Что же вы застряли? Снимайте книги скорее! торопила Лину Ариадна. Как вы не понимаете? Ведь у меня билет на завтра. Все эти дни живу в каком-то кошмаре.
Подождите минутку, Ариадна Ивановна, раздражённо ответила Лина.
Что-нибудь подозрительное обнаружили? спросила Мария Михайловна, понимая, что Лина медлит не зря. Какой-нибудь том пропал?
Нет, пропасть вроде бы ничего не пропало, ответила Лина, но книги уложены неправильно.
Что значит, «неправильно»? с возмущением спросила Ариадна Ивановна. Чушь какая-то!
Дело в том, что книги лежат не по номерам, а кипками, вперемежку, ответила Лина, продолжая вглядываться в номера томов на корешках.
Ну и что? Что в этом необычного? продолжала настаивать Ариадна.
Вынимая из шкафов многотомные издания, я всегда укладываю их в стопки одинаково: по порядку номеров снизу вверх, терпеливо объяснила Лина. Делается это для того, чтобы потом было удобно их расставлять. Я хорошо помню, что и в тот раз выкладывала так же. А теперь всё перепутано».
Оставьте свои фантазии, Лина! С того времени мы их не перекладывали. В хранение только я могу войти. А я, когда ухожу и запираю хранение, обязательно вкладываю контрольку с датой и своей подписью.
Она кинулась к замку, вынула смятую и разорванную ключом бумажку и всем показала свою подпись. Мария Михайловна в это время думала о другом. Обнаруженный Линой беспорядок в стопках словаря был очень важной уликой. Судя по тому, что взломщик снимал книги, его интересовали не книги, а именно ключи. Но какие? Все? Или от какой-нибудь одной двери? Эти соображения моментально пронеслись у неё в голове. Однако она сдержалась и вслух их не высказала. Она решила переключить внимание Ариадны Ивановны с контрольки на ключи.
Скажите, пожалуйста, Ариадна Ивановна, спросила Мария Михайловна, какие у вас порядки с ключами? Недавно Витольд Измайлович вручил мне две огромные сумки с документами. Спросила его: откуда они? Он ответил, что нашел их, разбирая свои завалы в Зондерхаузе. И пояснил: «Когда-то давно я и сам Архивом думал заняться, да руки не дошли».
Ах, Мария Михайловна, вечно вы со своей подозрительностью, отмахнулась от неё, как от назойливой мухи, Ариадна Ивановна.
Она с нетерпением ждала, когда же Лина освободит из-под книг вожделенный ящичек. Пришлось отвечать на вопрос Елизавете Алексеевне.
Архив всегда лежал в Доме, но в разных комнатах и шкафах, сказала она. У Витольда, конечно, ключи от всего Дома были.
А от других строений?
Не знаю, ответила Лиза. Вряд ли. Ведь у нас почти ничего не запиралось.
А Конный двор? настойчиво продолжала выспрашивать Мария Михайловна.
Двор, конечно, был закрыт. Замки висели на обеих дверях. Но туда редко ходили.
Разве там две двери? с сомнением переспросила Мария Михайловна. Я не замечала.
Одна входная, а вторую трудно заметить: она ведет в подпол и расположена сбоку, пояснила Лиза. Она впервые подумала о том, что при Павле Николаевиче порядки в музее были патриархальными. Понимая, что Маша пытает её не из праздного любопытства, она добавила, не дожидаясь очередного вопроса.
Даже в мемориальной библиотеке книжные шкафы не запирались. Мы брали книги и расписывались в какой-то тетради. Всё на полнейшем доверии было построено.
И у вас ничего не пропадало? с сомнением спросила Маша.
Помилуйте, кому бы пришло в голову что-то взять? решительно вмешалась в разговор Ариадна Ивановна. У Витольда и сейчас, наверное, ключи остались. Вы же видите: он сам принес вам документы.
Вижу. Может, у него и еще что-нибудь найдется?
Может, что-нибудь и найдётся, но он это обязательно вернёт. Я абсолютно уверена, что он человек честный.
Наконец, Лина добралась до ящичка. Ключи были на месте. Старинные медные ключи разных размеров и форм от парадного входа, от эркерных дверей, от разных шкафов. На связке их было около двух десятков. Ариадна Ивановна с радостью их схватила и даже поиграла ими, подняв всю связку вверх и позвякивая.
Нашлись! Впрочем, они потеряться никак не могли. Я была уверена. Мы же ими никогда не пользуемся.
Инцидент, казалось бы, был исчерпан, и Ариадна Ивановна с лёгким сердцем уехала в Москву. Но Маша не успокоилась. Она решила рассказать о своих подозрениях Грише Борзуну, надеясь на то, что история с ключами его заинтересует.
После обеда она отыскала Зину, и они вместе пошли в «кабинет» к Грише. Однако он только посмеялся над её подозрениями. Желая отвлечь Марию Михайловну от навязчивой идеи, он предложил вместе пить чай и тотчас пошел к колодцу за водой. Но не тут-то было! Как только он вышел, Мария Михайловна начала пытать Зинаиду:
Помните, вы нам в Ярославле насчет Комиссии говорили?
Да, помню. Когда я вернулась, Ариадна мне показала акт. О пропаже портрета «старца» в этом акте не было ни слова. Ведь он у нас официально не числился. Возможно, Павел Николаевич его хранил по чьей-либо просьбе. Что касается подлинности портретов, написанных Кипренским, Рокотовым и Тропининым, то о них написали, что они изначально были копиями, а подлинниками считались лишь по семейным преданиям. Мария Михайловна, может, это и правда?
Мне что-то не верится. В путеводителях двадцатых годов определенно указано авторство этих художников. Не стали бы Камынины обманывать.
Вернулся Гриша и поставил на плитку чайник. Мария Михайловна продолжала.
Всю последнюю неделю я разбирала те документы, которые мне Витольд принес. Там оказались приходно-расходные книги начала XIX века из конторы Камыниных и старые инвентарные описания. Их ещё сёстры Павла Николаевича составляли.
Нашли что-нибудь любопытное? поинтересовался Гриша.
Кое-что нашла, ответила Мария Михайловна. Сейчас покажу. Я сделала выписки.
Она развернула сложенный вчетверо листок бумаги и прочитала со своими пояснениями: «Куплено у художника Тропинина: Портрет князя Сергея Ивановича». Это отец нашего князя-католика. А вот запись за тот же 1823 год: «Куплено: Италианский пейзаж у художника Кипренского за 100 рублёв». Кипренский в том году из Италии вернулся. Вот еще: «Июля 15 дня отдано за работу художнику Кипренскому за портрет Василия Дмитриевича». Это о портрете старика Камынина из Большой Гостиной.
А картины Рокотова не упоминаются? спросил Гриша.
С ним сложнее. За восемнадцатый век подобных книг в архиве нет. Один «инвентарь» рукою Софьи Николаевны написан: «Портрет императора Петра Федоровича, работы Федора Рокотова. Холст, масло, подпись художника на обороте холста под рамою в правом нижнем углу». Кроме того, сохранились документы о том, как Камынины в 1830-х годах портреты из Сурминова посылали на выставку в музей императора Александра III. Реестр есть. Что со всем этим делать?
Что? В октябре у нас будут «Лермонтовские чтения», сказал Гриша. Вы можете сделать сообщение.
Это выйдет не сообщение, а разоблачение. Ясно станет, что подлинники исчезли.
Гриша не хотел продолжать неприятный разговор. Занятый своими мыслями, он вдруг, ни к селу, ни к городу, спросил:
Мария Михайловна, а вы знаете, что вас зовут так же, как мать Лермонтова?
Знаю, но особого значения этому не придаю, спокойно ответила она. Имя мне дали в честь сестры моей прабабки, Марии Павловны. О матери Лермонтова не думали. По вашему тону я чувствую, что вы усматриваете в этом совпадении нечто «роковое». Не правда ли?
Не обязательно «роковое», парировал Гриша. Просто любопытно. Совпадения невольно обращают на себя наше внимание и вызывают повышенный интерес. Ваши родители не думали о Лермонтове, а вот судьба привела вас в музей его имени. Впрочем, вы правы. Меня преимущественно занимают «роковые» совпадения. Особенно сейчас, когда для «Словника» Тютчева я пишу статью «РОК, РОКОВОЙ».
Что такое «Словник»?
Словниками филологи называют особые словари, где приведены все слова, встречающиеся в произведениях того или иного автора. Составители, среди прочего, приводят сведения о частотности употребления. Так, например, у Пушкина слово «роковой» встречается всего четыре раза. И это при огромном объеме его поэтического наследия. А у Тютчева всего 250 стихотворений, а слово «РОК» и производные от него встречаются 45 раз! Представляете?
А у Лермонтова? с любопытством спросила Зина, прикидывая, как можно эффектно использовать полученную информацию в экскурсии.
Не знаю, у него я не подсчитывал.
На этой «роковой» ноте чаепитие во Флигеле закончилось. По дороге в Сурминово Зина напомнила Марье Михайловне, что завтра санитарный день, и что Соня Кузнецова просила всех, кто сможет, помочь ей обрабатывать книги.
Где? В библиотеке? поинтересовалась Мария Михайловна.
Нет, в верхней угольной комнате. Там стоят два шкафа с книгами и какими-то рукописями из усадьбы Олениных. Они ведь у нас отдельно хранятся.
На следующий день Соня вручила им какой-то жуткий раствор для дезинфекции книг, и они поднялись на второй этаж. Вынули содержимое двух шкафов, протерли ватными тампонами книжные полки и принялись, не спеша, укладывать всё обратно. Мария Михайловна мельком проглядывала книги и более тщательно рукописи. Мелькали слова «Умирающий сфинкс», «Теоретический градус» и «Новый Израиль». Среди посетителей ложи «Умирающий сфинкс» ей попалось имя будущего митрополита Московского Филарета Дроздова, что казалось уж совсем невероятным. Не хотелось верить, что православные архиереи тоже проходили обязательные в масонских ложах посвящения и повторяли жуткие клятвы. А впрочем, почему бы и нет? Ради пользы дела, на что только не пойдешь.
В отдельной папке лежали протоколы лож «Ищущие манны» и «К мертвой голове». О том, что слово «манна» произошло от еврейского выражения «Man—lu?», она, конечно, тогда не знала, но от потрясения так же, как сыны Израиля, невольно воскликнула: «Что это такое?» Но это был вопрос риторический.
Она решила сейчас же забрать все папки с рукописями, а из книг взяла только журналы «Сионский вестник». И хорошо сделала. Если бы она могла предвидеть, что случится здесь в Ночь перед Рождеством, то непременно забрала бы и всё остальное. Но Мария Михайловна экстрасенсорными способностями не обладала.
Она отнесла папки в свою рабочую комнату, начала читать документы и оторваться не могла. Так и просидела всю ночь, периодически заваривая себе кофе. Она обнаружила чрезвычайно любопытные факты, о которых до этого ничего не знала. Больше всего её поразили документы, связанные с ложей, во главе которой стоял Царь Израильский, а члены называли себя Новым Израилем или Народом Божьим.
Царем объявил себя граф Теодор Лещиц-Грабянка, «мистик» и адепт религиозного учения духовидца Эммануила Сведенборга (1688-1772). Среди членов этой ложи, похожей на секту, были весьма влиятельные и близкие ко Двору деятели такие, например, как обер-прокурор Синода князь А.Н. Голицын, камергер Р.А. Кошелев, вице-адмирал С.И. Плещеев, генерал-фельдмаршал Н.В. Репнин, директор Департамента военно-морских сил Империи А.Ф. Лабзин. Последний в 1806 году начал издавать журнал «Сионский вестник».
В отличие от масонских лож, членами секты Новый Израиль были несколько женщин, в том числе жены Плещеева и Лабзина. Но самой интересной фигурой среди них была Мария Антоновна Нарышкина, жена камергера и масона Д.Л. Нарышкина и одновременно долголетняя любовница Александра I. Она рожала детей то от мужа, то от императора. И всё девочек. Но вот, наконец, в 1813 году у неё родился сын. Его назвали Эммануилом, то ли в честь Христа, то ли в память об Эммануиле Сведенборге, которому поклонялись члены ложи Новый Израиль. Если бы император признал этого мальчика законным наследником, то на троне мог бы появиться император Эммануил Первый.
Ложа просуществовала недолго, с 1805 по 1807 год, когда Царя Израильского арестовали, и он вскоре умер в тюрьме. Царь умер, но Народ Божий остался и продолжал активно действовать. Князь А.Н. Голицын со временем стал членом Государственного совета, министром духовных дел и народного просвещения, а также основателем Российского Библейского Общества. Благодаря своему положению и, главное, близости к мистически настроенному Императору, он мог оказывать покровительство и финансовую помощь своим единомышленникам, в частности, немало способствовал возвышению вышеупомянутого Филарета Дроздова. В ту пору, казалось, что вожделенная симфония властей — светской и духовной — уже осуществилась на практике. Сын священника и великий реформатор Михаил Сперанский вынашивал планы преображения церкви в масонскую структуру, и даже в Троице-Сергиевой лавре появилась ложа.
Что касается Марии Антоновны, то она увлеклась князем Гагариным и уехала с ним за границу, где и умерла в 1854 году. Император Александр Павлович нашёл утешение в «мистическом» общении с госпожой Крюденер, английскими квакерами и баронессой Буксгевен, в замужестве Татариновой. Александр I поселил её в Михайловском дворце, где когда-то с его ведома был убит император Павел. Хлыстовские радения посещали всё тот же князь А.Н. Голицын и даже сам император. А ещё через пять лет непонятно от чего скончался в Таганроге император Александр, и произошла первая репетиция Великой Революции в России. Репетиции затянулись на целое столетие, но в конце концов, постановка удалась.
Да, каких только чудес и преступлений не происходило при Дворе русско-германских императоров!
В тот вечер Мария Михайловна решила на всякий случай снять копии, потому что уже не надеялась на безопасность хранения. На следующий день она отпросилась у начальства для работы в библиотеке и, захватив папки с собой, уехала в Москву. В те времена ксероксы не стояли на каждом углу, мало того, даже в тех учреждениях, где они имелись, ксерокопирование находилось под строжайшим контролем «первого отдела» и ксерить разрешали только самую необходимую документацию. Понятное дело, что любой контроль можно обойти. Ближайшая подруга Маши, Ирина Афанасьевна, работала архитектором в проектном институте. Там ксероксы были, и можно было скопировать всё, что угодно, заплатив копировальщику определенную сумму. И довольно дёшево брали: всего 4 копейки за лист А 4.
Прямо с вокзала она позвонила Ире, они договорились встретиться у ближайшей к её институту станции метро, и в тот же день к вечеру Маша получила копии. Теперь она могла изучать документы не только в Сурминове, но и дома, чем она и занималась весь сентябрь. Она перемежала эти занятия походами в Ленинку и обнаружила, что в середине XIX века по интересующей её теме было опубликовано немало статей. Так что постепенно ей удалось кое в чем разобраться. Но, к глубокому сожалению Автора, то, что она узнала о Новом Израиле и Ищущих Манну рыцарях Розового креста, неуместно пересказывать на страницах романа. Строго говоря, эту главу надо бы исключить, так как она ни к селу, ни к городу. Надо бы, да жаль.
Так что ограничимся тем, что поставим точку и вернёмся в Сурминово, чтобы посмотреть, чем заняты «новые рыцари».