ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ. Из серии “Дружба народов”.
Письмо в Каракалпакию до востребования
Нукус-Устюрт. Экспедиция археологов. Лето 1976 г.
ДРУЖБА НАРОДОВ
В 1976 году я уволилась из ИФЗ и осталась без работы. Мне очень хотелось поехать в Бухару, чтобы навестить могилу Сергея Николаевича Юренева. На свои деньги ехать туда было дорого, и я решила устроиться в какую-нибудь экспедицию на полевой сезон. Не помню, кто меня надоумил пойти в Институт Археологии, а там как раз требовался геодезист в Хорезмскую экспедицию, и меня взяли. База их находилась в Турткуле, а раскопки велись в пустыне. Я рассчитывала, что оттуда я как-нибудь доберусь до Бухары. Но вышло по-другому. В Газли случилось сильное землетрясение, и проезд на юг закрыли.
Однажды начальство послало меня в другой московский отряд, на раскопки в знаменитую крепость Топрак-калу, так как у них не было топографа. А уж оттуда послали меня к местным археологам, которые копали крепость Джампак-Калу VIII века на обрыве (чинке) Устюрта. Из Нукуса меня сопровождал в этот отряд местный археолог татарин Эдик, и мы с ним за время дороги подружились. Приехали в отряд, а там одни мужчины — я была в ужасе. Вдруг приставать будут. Начальник отряда каракалпак Мирзамурат тут же отвел меня в заросли, где на берегу арыка с солоноватой и чистой водой стояла заранее поставленная для меня палатка.
По случаю нашего приезда был устроен пир. Ели замечательно приготовленную рыбу — сазана и судака; пили коньяк и вино. Нас было пятеро — каракалпак Мирзамурат, казах Нуриман, татарин Эдик, еще один казах Кордабай-ага — он-то все и готовил и нас потчевал, и я, русская, — они стали называть меня Наташа-Ханум, потому что произносить Наталья Михайловна сочли затруднительным.
Около полуночи на лагерь обрушился страшный ураган, и ветер сорвал несколько палаток — я такой бури и на море не видала. Вода лилась с небес сплошным потоком, промочила иссохшие на солнце пески и “высветила” контуры скрытых песками домов, хумов (кувшинов), древних мостовых. В этом мы убедились, когда утром пришли в крепость. Три дня не покладая рук мы вчетвером делали съемку, чтобы успеть нанести на план все, что ненадолго “высветилось” и должно было исчезнуть под палящими лучами солнца.
Наша дружеская пирушка, вместе пережитая опасность, а главное, совместная работа, которой мы все отдавались с радостным увлечением, — всё вместе – так нас сблизило и сдружило, что, уезжая от них, я чуть не плакала. За ударную работу Мирзамурат выдал мне полевые за месяц — 150 руб. за три дня. Ни до, ни после этого я так много за день не зарабатывала.
Мирзамурат — молчаливый, внимательный и заботливый до изысканности — притащил мне с Устюрта “ласточкины хвосты” — камушки гипса. Толстый, ироничный и улыбчивый казах Нуриман вначале недоверчиво ко мне относился — казахи не любят русских. Но и он подобрел. А уж Эдик — такой живой, такой добрый человек. Худенький, непоседа, безотказный.
Накануне моего отъезда Эдик приготовил сырую рыбу (“хе” по-корейски) в уксусе и с перцем. Мы запивали рыбу шампанским и все немного грустили, потому что знали, что больше никогда не увидимся. Не пойдем вместе в утренних лучах солнца к крутому обрыву Устюрта, не будем с азартом отыскивать темные контуры древних строений и разглядывать скорпионов, которые прячутся под камнями от жгучей жары. Ну, да ведь счастье всегда коротко, а на этот раз оно продлилось целых три дня.
Оно запечатлелось всего на одной фотографии, где мы сидим все четверо — казах, татарин, каракалпак и русская, но у меня в сердце и в памяти оно сохранилось на всю жизнь. Поэтому я не верю, что не было “дружбы народов” — она была.