ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА:

 

 

В нижнем углу карты стоят инициалы автора С.Д.  Надписи сделаны по правилам старой орфографии, так как “белые” не признавали “большевицкую” реформу языка.  Автор изобразил в  картинках расстановку сил в тот момент, когда “СОВДЕПИЯ” была со всех сторон окружена  и, врагам казалось, что скоро ей придет конец.

На полях карты стоят рамки с пояснениями, “кто есть кто”, и  стрелками, указывающими на их географическое положение.   Для удобства привожу их список следуя посолонь с левого верхнего угла:

ПРАВИТЕЛЬСТВО ЛЕНИНА и ТРОЦКОГО (см.  “Состав Совнаркома”). Они в панике бегут по клочку земли  с надписью “Совдепия” и орут от страха.

СЕВЕРНАЯ  АРМИЯ. Союзники Англичане, Американцы и т.д. – идут из Мурманска и Архангельска

АРМИЯ  адм. КОЛЧАКА. Оребуржцы. Уральцы. – Урал. От Омска по Трансибу стоят триколоры.

АНГЛИЧАНЕ. АМЕРИКАНЦЫ. ЯПОНЦЫ.  – следуют за Колчаком  (очень хорош ковбой с сигарой)

Справа надпись: Правительство адм. Колчака.

Внизу: АНГЛИЧАНЕ  на Каспийском море – в Баку качают нефть и плывут по морю с англ. флагом.

ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ ЮГА РОССИИ – надпись объединяет 4 рамки:

ДОБРАРМИЯ  – б. царские генералы  Алексеев, Корнилов, Деникин. Обозначена триколором.  

АНГЛИЧАНЕ  на Кавказе – ( в шотл. юбочке в Грузии)  – переправляют через хребет оружие Добрармии

ДОБРАРМИЯ  Донцев, Кубанцев Терцев – Казачий Южно-Русский Союз (Новочеркасск ),

ПОМОЩЬ СОЮЗНИКОВ Добрармии – пришли на кораблях в Черное море и разгружают оружие

С  ЗАПАДА на СОВДЕПИЮ движутся

ПОЛЯКИ  –   во главе с Пилсудским захватили часть Литвы и запад Белоруссии

АРМИЯ  ген. Юденича и ФИННЫ – с  разных сторон идут на  Петроград .

Автором  не отмечены на карте ещё:  Румыния, захванившая Бессарабию;  Германия, захватившая южные губернии, провозгласившие себя Незалежной Украиной, а также – Правительство кадетов в Крыму.

Карту  ” РЕСПУБЛИКА В КОЛЬЦЕ ФРОНТОВ” см. на стр. 16 -17  – Часть 1,  2-го тома

Сражавшиеся на полях войны царские генералы (во главе с начальником штаба Н.В. Рузским) во время государственного переворота 28 февраля 1917 года отказали в поддержке своему Императору и Главнокомандующему. Армия встала на сторону Временного Правительства, нарушив военную присягу. Во время Гражданской войны многие из них стали не только командующими частями Белой армии, но возглавляли правительства разных государственных образований, возникших на окраинах развалившейся Империи.

Список наиболее известных царских генералов, изменивших присяге.

1918 год

 

 

В.И. Ленин «Военная переписка (1917-1920)».

Сборник документов. М., Изд-во Политической литературы. 1975

 

21 февраля 1918. Социалистическое отечество в опасности!

5) …мобилизовать батальоны для рытья окопов.

6) В эти батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев. Сопротивляющихся — расстреливать.

8) Неприятельские агенты, спекулянты, громилы хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления.

 

ВОССТАНИЕ Каледина на Кубани и Дутова в Оренбурге. Зима-весна 1918 

ВОССТАНИЕ Алексеева на Кубани (60 тыс.). Лето 1918

2 июня 1918. Как поступать в случае нашествия неприятеля… (наставление всем местным совдепам и всему населению):…Обеспечить себе тыл. А для этого поголовно истреблять шпионов, провокаторов, белогвардейцев, контр–революционных предателей, которые оказывают прямое или косвенное содействие врагу. 

ВОССТАНИЕ левых эсеров в Москве и Ярославле. Лето 1918

7 июля 1918. Телеграмма Сталину: У нас заложниками сотни левых эсеров. Повсюду необходимо беспощадно подавить этих жалких и истеричных авантюристов… Итак, будьте беспощадны против левых эсеров… 

ВОССТАНИЯ чехо-словаков в Поволжье и дашнаков в Баку. Июль 1918

9 августа. 1918. Из письма в Нижний Новгород: В Нижнем, явно, готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов…, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п. Ни минуты промедления… Надо действовать во всю: массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия. Массовый вывоз меньшевиков и ненадёжных.

 

ВОССТАНИЕ пяти волостей в Пензе. Август 1918

11 августа 1918. Телеграмма Пензенскому Губисполкому: При подавлении восстания пяти волостей приложить все усилия и принять все меры, в целях изъятия из рук держателей /?/ всех до чиста излишков хлеба, осуществляя это одновременно с подавлением восстания. Для этого по каждой волости назначайте (не берите, а назначайте) поименно заложников из кулаков, богатеев и мироедов. … Заложники отвечают жизнью за точное, в кратчайший срок, исполнение наложенной контрибуции… Мера эта должна быть проведена решительно, стремительно и беспощадно… Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев, сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города.

Примечание Н.М.: На подавление восстания были посланы латышские части.

 

ВОССТАНИЕ крестьян в Задонске. Август 1918

 

 

СМУТНОЕ ВРЕМЯ

Автор воспоминаний

Е.Я. РОГАЧЕВА (1896 – 1983)

 

От составителя Летописца. Сестра моего деда, Ксения Коробьина, вышла замуж за Михаила Яковлевича Секретёва, у которого было несколько сестер. Одна из них, Евгения Яковлевна, по мужу Рогачева, жила Саратове. С 1969 по 1974 годы я постоянно ездила в Саратов в командировки, и мы очень подружились. Когда я стала собирать рассказы очевидцев, мой дед уже умер. Я очень надеялась на то, что мне удастся уговорить Евгению Яковлевну написать воспоминания. Писать мемуары она категорически отказалась, но с радостью согласилась рассказать о том, что помнит. Запись нашей беседы в 1974 году она прочитала и дала согласие на публикацию в журнале «Летучая мышь».

 

Ты спрашиваешь, как люди моего поколения пережили Революцию? Но я начну с того, как мы жили до семнадцатого года. Замечательно жили, просто замечательно! У нас была очень большая семья – четыре сестры и два брата. Мама рано овдовела, и мы жили в имении нашего деда  Семёна Петровича Каменева. Он учился в Петровской Академии и по окончании курса купил землю около Таганрога. На этой земле насадил он роскошный сад, применял самые современные методы садоводства, выписывал массу научной литературы и порядочно разбогател. Своими фруктами дедушка снабжал весь Таганрог.

Конечно, мы, как и вся российская молодёжь, были заражены революционными идеями. До революции мы относились ко всем революционным партиям с уважением. Особенно были популярны эсеры, но мы знали и о большевиках, и о меньшевиках, но к ним относились как-то несерьёзно. Мне кажется, что мой брат Георгий и твой дед Юрий вступили в партию СД [социал-демократов], будучи ещё студентами.

 

 

Они оба участвовали в организации восстания в Москве в 1905 году, из-за чего попали в Бутырскую тюрьму. Впрочем, ненадолго. Их вскоре отпустили, но они боялись оставаться в Москве и уехали в Таганрог. Однако и здесь было опасно, поэтому они некоторое время жили тайком в дедушкином саду, под обрывом. Дедушка был консервативен и крайне отрицательно относился к нашим революционным увлечениям. Поэтому мы тщательно скрывали, что два «карбонария» скрываются в его владениях. Мы, сестры, тайком носили им еду и, конечно, чувствовали себя романтическими героинями. С тех пор Юрий стал близким человеком в нашей семье.

 

В 1906 году я кончила гимназию и вместе со своей сестрой и двумя нашими подругами уехала в Лозанну, где мы поступили в Медицинский институт. Там была большая русская колония, жили интересно и весело. Устраивали благотворительные вечера с танцами, собирали деньги “на революцию”, помогали политическим эмигрантам. В Лозанне я пробыла полтора года, но меня испугал анатомический театр, и я вернулась в Россию, в Петербург, где поступила на общеобразовательные курсы Герье.

В 1909 году, когда мне было 19 лет, я вышла замуж за Владимира Павловича Рогачева. Мы были знакомы с ним с гимназических времён. Ко времени нашей женитьбы он был студентом Харьковского университета на юридическом факультете. Отец его был банковский служащий. Жили они не блестяще, но вполне хорошо, потому что жизнь стоила пустяки. Осенью на базаре закупали овощи на всю зиму, отвозили домой на телеге, а стоило все это несколько рублей. В Харькове мы начали самостоятельную жизнь. Володя подрабатывал уроками до 30-40 рублей в месяц, а я получала от дедушки по 50 рублей. Мы снимали комнату за 20 рублей, питались в дешёвых столовых, где кормили действительно дёшево и в то же время доброкачественно.

 

 

Чтобы получить звание присяжного поверенного и самостоятельную практику, Володе нужно было пройти Совет присяжных поверенных. Заседания Совета обставлялись чрезвычайно торжественно. Здесь обсуждалась репутация будущего адвоката. Требовалась абсолютная честность, то есть непричастность к каким-нибудь тёмным двусмысленным делам. Многие, у которых репутация была запятнана, особенно из евреев, так и не получали самостоятельную практику, а оставались помощниками пожизненно. Тогда было общественное мнение, а сейчас нет никакого.

Володя получил самостоятельную адвокатскую практику незадолго перед войной. Имели мы не то чтобы много, но мы ни в чем не нуждались. Владимир Павлович получал 8-10 тысяч в год, приблизительно треть уходила на квартиру. Мы снимали шестикомнатную квартиру в городе и имели собственную дачу. Крестьяне из ближайших сёл снабжали нас летом буквально всеми продуктами, в город приходилось ездить только за говядиной. Отношения с крестьянами были прекрасные, с той и другой стороны добродушные. Был контакт – взаимное уважение и доброжелательность. Никто никого не боялся. Двери и окна не запирались. Крестьяне жили и одевались хорошо – не модно, не по-городскому, у них был свой стиль, в городскую жизнь не лезли  это считалось неприличным. Кроме обычных малороссийских деревень, в округе было много селений, в которых жили сектанты молокане – эти из своей посуды есть и пить не давали.

На дачу к нам всегда приезжало много гостей. Адвокатская среда, с одной стороны, была очень культурной и прогрессивной, а с другой – в быту – была какая-то распущенность, это даже было модно, и этим кичились. Жили невенчанными, менялись женами, не крестили детей и всем этим бравировали.

У нас в доме было две прислуги: кухарка и горничная. Когда у нас родился сын, Саша, была взята нянька. Её звали Наташа. Она прожила в нашей семье всю жизнь и умерла уже здесь, в Саратове. Она была совершенно неграмотна, и, когда Сашу стали учить читать и писать, он учил и её, так что она потом сама читала и писала письма родным в деревню.

Летом 1914 года началась война. Но фронт был далеко, и в первые годы люди жили по-прежнему, всё еще неплохо. Февральскую Революцию вся интеллигенция встретила восторженно, с энтузиазмом. Я не помню, чтобы кто-нибудь выражал сожаление по поводу отречения царя. Его и царицу не любили и надеялись, что вот теперь наступит “царство свободы”. Однако очень скоро наступило разочарование – начались неурядицы, нехватка продуктов, бандитизм. Банды чаще всего состояли из бежавших с фронта солдат. Цены страшно подскочили, в магазинах трудно было что-нибудь достать и, например, сахар приходилось доставать “по блату“. Особенно вскочили цены на извозчиков, с 20 копеек неимоверно высоко. Не стало овса, да и вся жизнь вздорожала.

Примечание Н.М. «Жизнь вздорожала» и «неурядицы» начались гораздо раньше, уже в 1915 году, о чём свидетельствуют приведённые выше письма из Кишинева.  Летом 1916 года значительно уменьшились посевные площади из-за массового призыва крестьян на фронт. Из выступлений членов Госдумы (см. выше) ясно, что уже в ноябре 1916 года страну охватил продовольственный и топливный кризис. Разруха наступила ДО революции, однако в 1917 году кризисные процессы не только не прекратились, но продолжали нарастать и к моменту Октябрьского переворота уже вышли из-под контроля Временного Правительства.  Дальние причины разрухи (война, банковские спекуляции, вызвавшие искусственный дефицит продуктов и топлива) или не осознавались населением, или были забыты, стёртые более поздними страданиями. Такая «забывчивость», наверное, составляет свойство человеческой памяти. Несмотря на тысячелетний опыт, люди ухитряются видеть в прошлом «золотой век», а в настоящем ― «железный», уповая на «светлое будущее», а кое-кто и на «загробную жизнь» в Раю. В результате ответственность за все последствия разрухи (в том числе, и за голод 1920-1921 годов) были приписаны «большевикам». Однако не они изобрели такие институты, как Особое Совещание, продразверстка, заградительные заставы, карточки. Они воспользовались уже готовыми учреждениями и методами, унаследованными от царского режима Временным Правительством, которое за 9 месяцев не смогло справиться с этими проблемами.

Осенью 1917 года власть в Харькове была смешанной: работала старая городская дума, но постепенно власть большевизировалась. Перед Рождеством, когда мы как раз собирались в Таганрог, власть полностью перешла к большевикам. Начали притеснять интеллигенцию, была объявлена поголовная мобилизация на рытьё окопов. Мы, слава Богу, уехали в Таганрог, там пережили зиму и вернулись только осенью. В это время большевики отступили от Харькова. Власть была полу большевицкая, наступали немцы, вокруг города бродили украинские банды. Они избивали евреев. Публика жила бесшабашно  рестораны, театры, а по ночам выстрелы на улицах. Ленин заключил с немцами Брестский мир, по которому почти вся Малороссия отходила Германии. В Харьков вошли немцы. Мы смотрели на них с балкона. Они вползли в город, как серая змея. И воцарилась тишина… Вели себя замечательно вежливо, за все расплачивались, даже с торговками на мосту. Мы прожили лето на даче, последнее лето. Немцев мы совсем не замечали.

Осенью почувствовалось приближение большевиков. Местная адвокатура, помня о страшных месяцах большевистской власти зимой 1918-го года, решила бежать на юг. Владимир Павлович в это время был уже главным юрисконсультом Южной железной дороги. В октябре ночью, тихонько, с какой-то дачной станции мы выехали в вагонах третьего класса на Ростов. Это был чуть ли не последний поезд, вырвавшийся из Харькова.

В Ростове я опять увидела интервентов  на этот раз, англичан и французов. Здесь я разыскала своего двоюродного брата Александра Секретёва. Он был известным генералом казачьего войска. Его имя даже упомянуто у Шолохова в «Тихом Доне». Нашла я его в номере гостиницы сильно пьяным. Он всё повторял: «Это конец! Это конец!» Он, видимо, понимал бессмысленность сопротивления. Александр обещал мне помочь выбраться из Ростова в Таганрог. Отправились мы с ним на вокзал, заняли купе. Входят французы. И вдруг предлагают Александру выйти, а даме милостиво разрешают остаться. Что было делать?  и Александр, русский генерал, вышел. Французы пытались со мной заговорить, но я отвернулась и дала им понять, что не желаю с ними иметь дело. Они презирали русское командование.

Судьба Александра была трагичной. Вместе с Белой армией он покинул Россию и несколько лет провел на острове Лесбос, где начал агитировать казаков за возвращение в Россию. За это его чуть не убили сами казаки. Он связался с нашим полпредством и в 1922 году вернулся в Россию. Его торжественно встречали в Севастополе и Москве, предлагали высокие военные должности, но он отказался и взялся за преподавание конного дела в Военной Академии. Потом женился, у него родилась дочь. А в 30-м году он был арестован и исчез.

Наконец, я добралась до Таганрога. Весь город – военный лагерь. Вся молодежь была воодушевлена и настроена против большевиков. Все шли в Белую армию, и даже штатские уходили простыми солдатами в казачьи полки. А в декабре события так стали нарастать, что началась эвакуация на юг, к Новороссийску. Большевики приближались.

Служащим железной дороги предоставили громадный поезд, и они с семьями двинулись на Кубань. Наша семья тоже попала в этот поезд. Тогда свирепствовал сыпной тиф. Много больных тифом было и в поезде. Мы  застряли в Армавире. Однажды мы гуляли по перрону. Вдруг чей-то голос зовет: “Женя! Женя!” Мы с Володей сначала не обратили на это внимания, но зов повторился. Оказалось, что это был Юрий. Он ехал из Майкопа в Екатеринодар (ныне Краснодар) на собрание Казачьей Рады. Мы страшно обрадовались и смеялись, что все произошло, как в последнем акте оперетты, когда все действующие лица встречаются. Около часу мы провели вместе и расстались на долгие годы.

Я сказала Володе, что лучше уйти из поезда, потому что иначе кто-нибудь из нас заболеет тифом. Мы сняли комнату у станичника. Начальник дороги уехал в Новороссийск, звал нас за границу и обещал вернуться за нами. Ехать за границу нам не хотелось, а он, слава богу, не вернулся. Около двух месяцев прожили мы в Армавире. На что мы жили тогда? Были деньги, чёрт знает какие! Я даже не знаю, какие. Добровольческие деньги назывались «колокольцами». Кое-что мы увезли с собой из Таганрога. Там, в Армавире, я продала свой золотой кулончик, подарок мамы. И потом на Кубани все было недорого. Хозяйка кормила нас обедами очень дёшево. Потом и на Кубань пришла Советская власть.

Нам всем сказали: «Возвращайтесь, товарищи!». Тут был анекдот. Оружие держать не разрешалось, было приказано его сдавать. Володя был страстный охотник, поэтому у него было ружьё и револьвер. Сдавать мы боялись. И Володя спрятал свой револьвер за верхнюю балку в «чижике»  деревянном туалете. Каждый день он проверял, там ли еще револьвер. Однажды пощупал  а там два револьвера, а на следующий день – уже три. Кто-то еще решил воспользоваться этим способом. Но через несколько дней все три исчезли. А ружьё мы уже по дороге утопили в Доне  прекрасное было ружьё!

Двинулись мы обратно в Харьков. Около Таганрога в поезде был обыск, и у нас забрали бинокль. Саша очень плакал. Из Таганрога через Синельниково доехали до Екатеринослава (ныне Днепропетровск). К счастью, мост кем-то был взорван и поезд не дошел до города. Мы с Сашей остались в вагоне, а Владимир Павлович пошёл пешком в город. Отыскал там своих друзей. Они ему в один голос говорят: «Что ты? Что ты? Скрывайся как можно скорее! Тебя как главного юрисконсульта разыскивают и непременно арестуют». Пришлось нам покинуть поезд. Но как вернуться в Таганрог?

Случайно на вокзале встретила я дальнего родственника. Он приехал из Москвы в Екатеринослав за дочерью. Почему-то он был вместе с какой-то научной экспедицией. Словом, у него был вагон   экспедиция, может, и липовая была, но вагон был с колбами и пробирками. Так мы уехали нелегально. Не знаю, чем бы иначе кончилось, наверное, Володя был бы арестован.

Доехали мы в этом научном вагоне до Иловайской, а там опять неизвестно, как дальше быть. Мы сидим на вокзале, но, правда, не унываем, думаем, как-нибудь да доедем. Володя куда-то пошел погулять с Сашей, я одна сижу с вещами. Подходит молодой инженер: «Куда вы, гражданка, едете?». Я отвечаю довольно дерзко: «Куда у вас можно ехать, когда нет ни одного поезда?». Он, однако, не рассердился, объяснил, что у него вагон, что он едет из Сибири на Кубань и может довезти меня до ближайшей к Таганрогу станции. Спросил, одна ли я. Я объяснила, что еду с мужем и сыном. У него лицо завяло, но деваться некуда – уже обещал. Так мы очутились в его вагоне и очень подружились. Жена его умерла недавно, он как-то отогрелся в нашей семье. У него была чудесная маленькая фисгармония, и Володя играл на ней. Жили мы очень весело. Денщик обслуживал нас, добывал продукты. Наш спаситель очень хотел, чтобы мы взяли на память эту маленькую фисгармонию – прелестная вещь! –  но мы отказались. Неизвестно было, как мы доберёмся и со своими вещами.

После того, как мы покинули этот милый вагон, началась беда. Еле нашли подводу до Таганрога и вернулись в наш дом. Дедушка еще до революции земли и сад продал, деньги положил в Государственный Банк, написал завещание, в котором всем нам расписал порядочные суммы. Мы их, конечно, никогда не увидели и впоследствии, наученные горьким опытом, всю жизнь тратили деньги во всю, когда они были. Дедушка до конца своей жизни прожил в Таганроге. Он умер в 1926 году. Они с мамой страшно бедствовали, и я помню, уже во времена НЭПа (мы тогда жили в Симферополе), мы послали им морем в Таганрог корову, которая отелилась двумя телками.

Когда мы приехали в Таганрог, дом наш был занят советскими служащими, большевиками. Две мои сестры жили в бывшей гостиной, а дедушка с мамой в пристройке.

Наташа, милая, это был такой ужас! Начались наши мучения. Каждый день какие-то декреты, принудительные работы. Нам с Володей одна знакомая предоставила квартиру. Туда перенесли наиболее ценные вещи –  пианино, мебель. Владимир Павлович оделся обормотом, достал у знакомого флейту и устроился в оркестр, поступил в союз РАБИС (работников искусств). Настроение у нас не было подавленным. Володя говорил: «Что же делать? Нельзя быть адвокатом, так буду играть на флейте». Оркестр давал концерты водникам и совершал турне по районам. За концерты давали хлеб, иногда чудный, белый.

Так он кормил нас музыкой, а я поступила на работу в мастерскую наглядных пособий. Года два работала художником, раскрашивала по папье-маше. Жалованье давали в марте за декабрь, да и купить на него можно было разве что коробку спичек. Но работать нужно было обязательно, иначе могли послать мыть вокзалы. Так мы прожили года два-три. Голод был невероятный. Крестьяне могли возить продукты и пытались возить, но их в города не пускали. Власти сами ничего не давали и продавать не разрешали.

Власть была суровая и очень. Суровость усугублялась еще и тем, что в Крыму был Врангель. Он иногда высаживал десант. Власти брали заложников, и однажды за городом были расстреляны несколько адвокатов, взятых в качестве заложников. Удивительная вещь, но на Владимира Павловича никто не донёс, и мы благополучно пережили это страшное время.

Бывали обыски. У дедушки с вешалки «конфисковали», а проще говоря, украли меховую шубу и шапку. Одну нашу родственницу, помещицу, посадили в тюрьму. В один из десантов каким-то образом тюрьма была открыта, она бежала и пришла к нам. Страшно было, но и нельзя же отказать в убежище. Володя рискнул, пошёл в участок и там попросил пожилого служащего дать паспорт женщины лет 50-ти. «Вы спасёте человеческую жизнь»,  сказал он ему. Тот дал чужой паспорт, какой-то женщины из  простонародья, Матрены Фотиевны. Наша родственница с этим паспортом уехала и так и прожила с ним всю жизнь.

Так мы прожили до времен НЭПа, до 1922 года. За времена большевиков мы страшно прожились. Няня, помню, сшила себе платье из гардин, потому что ей не в чем было ходить. Вместе с НЭПом жизнь расцвела моментально: открылись магазины, стала переводиться иностранная литература. И опять мы жили прекрасно. Переехали в Крым, в Симферополь. Володя устроился юристом на какое-то предприятие. Но в 1929 году в Крыму случилось страшное землетрясение, и мы решили перебраться в более безопасное место.

Так мы и оказались в Саратове. И опять жили хорошо.

 

РАССКАЗ Ю.А. КОРОБЬИНА

 

От составителя Н.М. К сожалению, мой дед не оставил своих  воспоминаний о том времени. За год до смерти, в 1970 году, он, явно неохотно, но всё же согласился ответить на мои настойчивые вопросы: как он пережил годы Революции, чем тогда занимался, почему не уехал в эмиграцию и за что его арестовали. Привожу рассказ в том виде, как он тогда был мною записан.

 

По окончании Московского университета я приехал в Майкоп, куда переехала наша семья из Таганрога. Здесь я стал присяжным поверенным. В 1912 году баллотировался в Государственную Думу, но по выборам не прошёл. В 1913 году был призван в армию и служил в Грозном.  Летом 1914 года, мы с Лёлей [вторая жена, О.В. Товара-Шапошникова], отправились в путешествие. Сначала на пароходе через Стамбул в Афины, потом в Италию до Бриндизи, где было много наших богомольцев. Потом Неаполь, Рим, Флоренция, Милан, Пиза, Венеция. Мы успели вернуться в Россию до начала войны.

Меня сразу же призвали в армию, направили в Тифлис, в школу прапорщиков, а через три месяца в Карс, в крепостную артиллерию.

Я мечтал стать летчиком, но мне отказывали из-за моего роста. Аэропланы были легкие, и в летчики брали малорослых и худых людей. В конце концов, меня взяли в Авиационную школу «по блату», как сейчас говорят. Моим протеже был великий князь, ведавший авиацией. Три месяца я проучился в авиационной школе в Каче, под Севастополем, и вернулся в Карс, где служил на военном аэродроме. Авиация в то время выполняла только разведывательные функции. Мы летали через границу, чтобы выяснить размещение турецких войск. Аэропланы часто терпели аварии, но я ни разу в аварии не попадал, хотя однажды сделал вынужденную посадку из-за того, что кончилось горючее. Чувство полета удивительное, и я помню его до сих пор. В каком я был восторге, когда летел в верховьях Евфрата, над колыбелью человечества.

В апреле 1917 года кубанцы провели выборы в Казачью Раду. Среди казаков многие были сторонниками отделения от России. В ноябре 1917 года было создано Кубанское Краевое Правительство. В ноябре 1917 объявили демобилизацию. Я приехал в Тифлис, оттуда с разными приключениями по Военно-Грузинской дороге во Владикавказ и, наконец, в феврале 1918 года добрался до Майкопа. А там уже были «большевики». Братья моей жены, Товара, взяли меня в свою трудовую огородную артель «Предгорье». Овощи продавали на базаре.

«Большевики» на Кубани продержались недолго. В 1918 году в Майкопе я был выбран в Кубанскую Раду от фракции иногородних, и мне приходилось часто бывать в Екатеринодаре. Из Крыма, по поручению генерала Врангеля, к Деникину приехал наш родственник Н.Н. Богданов. Он считал, что всё кончено, предлагал мне отправиться вместе с ним через Сибирь выбраться за границу, но я отказался.

В январе 1920 года армия Будённого разгромила Белых. Началось бегство. Меня назначили Управляющим делами Ревкома города Майкопа. У нас в доме жил преподаватель военных пехотных курсов, Владимир Табенский (впоследствии расстрелян). Объявили новые выборы в Краевую Раду, и назвали её Красной, хотя предыдущая никогда не была Белой.  Наоборот, казаки конфликтовали с Деникиным, желая иметь отдельное государство. Меня выбрали и в «красную» Раду от Майкопа, и я выехал в Екатеринодар. Первое заседание открывал тот самый Белобородов, который участвовал в расстреле Николая II и его семьи. Позднее, в 1923 или 1924 году, Белобородов был расстрелян по обвинению в троцкизме.

Вышел приказ Троцкого о мобилизации военных летчиков. Меня мобилизовали. Сначала я работал в Военкомате, потом выехал в Москву и работал на аэродроме на Ходынке до 1923 года. Вернулся в Майкоп, чтобы забрать семью, и переехал в Москву. Мы сняли квартиру в Токмаковом переулке. Я устроился в Московское Коммунальное Хозяйство (МКХ), где работал экономистом в Организационно-плановом отделе до своего ареста осенью 1930 года. Но это уже другая история.

― Так за что же тебя взяли? В чем обвиняли? ― спросила я.

― А вот за то и взяли: за участие в Белой Раде.

КОНЕЦ РАССКАЗА

Примечание Н.М. Так я впервые узнала о том, что деда арестовали не за пресловутые анекдоты, а за участие в Кубанской Раде, но об истинных целях этого органа он и тогда мне ничего не сказал. И только через 30 лет, после Перестройки, в Интернете я нашла несколько статей, посвящённых истории Казачьего движения, а из публикации в журнале «Новый часовой» узнала о том, что он принимал участие в процессе над Е.Ю. Кузьминой-Караваевой-Скобцовой, которая теперь известна как «мать Мария» и канонизирована. За неимением собственноручных показаний свидетелей, публикую эти материалы, полагая, что и они интересны.

Почти все окраины разрушенной Империи (Финляндия, губернии Остзейского края, Царство Польское, губернии в Малороссии, Белоруссии и Закавказье) спешили провозгласить свою независимость от России, и, как известно, некоторым это удалось. В 1917 году во всех казачьих войсках: (на Кубани, на Дону, на Урале и Тереке) возникли Рады и Правительства, провозгласившие свою независимость от России. Казаки тоже объявили себя особой нацией, что давало им основание требовать реализации своего права на «самоопределение». Деникин и деятели Белого Движения, наоборот, мечтали о Единой России и потому боролись с сепаратистами на Юге.

Из документов, опубликованных в последние годы, я узнала, что мой дед, Ю.А. Коробьин, не только был избран в Кубанскую Раду, но участвовал в сочинении Конституции Юго-Восточного Союза, где провозглашалось создание нового, независимого от России Казачьего Государства. И белые, и казаки, конечно, надеялись на скорый разгром красных. Но вышло по-другому.

 

ССЫЛКА: http://www.cossackdom.com/enciclopedic/yuo.htm.

КАЗАЧИЙ СЛОВАРЬ-СПРАВОЧНИК

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. КАЗАЧЬЕ ГОСУДАРСТВО.

КУБАНСКАЯ РАДА

 

ЮГО-ВОСТОЧНЫЙ СОЮЗ — первоначальная форма народившейся казачьей федерации, основы которой заложены 20 октября 1917 г., а окончательно утверждены актом Верховного Круга от 11 января 1920 г.

К  октябрю 1917 года, т.е. через полгода [восемь месяцев] после отречения императора Николая II-го, казачьи войсковые общины восстановили на своих землях старинные формы казачьей политической жизни; каждое Войско уже имело Народные Собрания, Круги и Рады, создавшие схемы краевых конституций, выборных атаманов и правительства. Но существовало и стремление к обще-казачьему объединению.  Уже в июне 1917 г. донской атаман А.М. Каледин и председатель Донского правительства принимали в Новочеркасске, приехавших на совещание, гостей: Кубанского атамана А.П. Филимонова, К.Л. Бардижа, Терского атамана М.А. Караулова и члена Терского правительства Ткачева. И тогда уже идея тесного союза между казачьими и горскими общинами была принята с интересом и сочувствием. Для её осуществления было постановлено учредить в Новочеркасске специальную комиссию, которая бы разработала вопрос о его деталях.

Дальнейшее развитие событий заставило представительные учреждения Дона и Терека, по инициативе кубанцев, принять решение о срочной необходимости образования общеказачьего территориального объединения, которое в будущем могло стать штатом Всероссийской федерации. В первой половине сентября 1917 года Донской Круг, обсудив доклад посланцев Кубани и Терека о желательности федеративного устройства будущей России, выразил свое полное согласие с ними.  Круг постановил принять участие в намеченной Конференции из представителей казачьих областей, коренных иногородних и степных народов, для разработки вопроса о союзной организации, которая должна быть создана в целях защиты их краевых интересов. Образование такого союза должно было общими силами обеспечить полную самостоятельность национальностей н крупных бытовых групп в сфере местного управления и законодательства: суда, земельных отношений, экономической и культурной жизни, даже при условии пребывания этого союза в границах Российской федерации.

В сложной обстановке неопределенности политического положения России, после Февральской революции, и угрозы надвигавшейся опасности коммунистического переворота, это был первый шаг к возрождению и укреплению объединенного казачьего политического общества.

Первая Казачья конференция собралась в Екатеринодаре 20-го сентября 1917 г. Она заседала 5 дней, во время которых разрабатывались основные положения организации Юго-Восточного Союза.

Вторая конференция состоялась 15 октября того же года в расширенном составе, при участии Дона, Кубани, Терека, северо-кавказских Горцев и представителей Дагестана, Астраханских и Уральских Казаков. Конференция продолжалась до 20-го октября и закончилась постановлением о создании Юго-Восточного Союза. Уполномоченные подписали союзный договор, по которому дело управления поручалось

Деятельность правительства началась с детальной разработки основных тезисов Конституции Союза. Они и были намечены в основе: внешние сношения, военные дела, пути сообщения, торговля и финансы переходили в ведение Союзной власти, и в этом отношении предвиделось частичное ограничение самостоятельности договаривающихся сторон. Конституция в готовом виде получала силу Основного закона, после утверждения ее Кругами и Радой. Но большевицкий переворот в России принудил, Правительство Ю.-В. Союза немедленно приступить к приведению в порядок железнодорожного движения, установить добрые отношения с соседями, разрешить вопрос о единой денежной системе, разработать план создания союзной армии и т.п. Однако, эта деятельность вскоре оказалась нарушена нашествием ленинской Красной гвардии и потому была отложена до лучших времен.

В 1918 г., после изгнания ленинцев с Дона и Кубани, идея Ю. – В. Союза возродилась в проекте атамана П.Н. Краснова, предлагавшего заменить его прежнее название именем Дон-Кавказской Федерации и внести некоторые поправки в Конституцию. По словам видного казачьего политического деятеля Н.М. Мельникова, “Дон, Кубань, Терек и Астрахань, объединившись на началах федерации, по мысли ген. Краснова — в противоположность мысли Каледина — должны были быть совершенно независимыми от России”.

“В письме-инструкции послу ген. Черячукину (23.6.18, № 141) Краснов писал: “Германскому послу Мумму надо намекнуть, что слова Россия Единая были употреблены в видах внутренней политики и добрых отношений с Корниловской армией, которая нам нужна, на деле же я стремлюсь образовать Юго-Восточный Союз на началах федерации” (“Родимый Край” № 45, стр. 10).

Перемены в имени Союза и в его Конституции требовали согласия всех участников союзного договора, а во время власти генерала Краснова территория Союза не была еще полностью освобождена от противника, поэтому считалось, что Ю.-В. С.оюз продолжает существовать в его прежних конституционных формах.

В последующее время, на территории Союза создалась крайне сложная обстановка: Казакам, кроме вооруженной борьбы с непрерывно растущей Красной армией, пришлось также противодействовать диктатуре “белых”. Их вождь генерал Деникин не признавал никакого “областничества”, автономий и сепаратизма, а угроза нового вторжения “красных” принуждала Казаков сотрудничать с ним и считаться с его пожеланиями.

Но все же 13 февраля 1919 года Кубанская Краевая Рада постановила ускорить выполнение принятого раньше решения и не позже марта месяца того же года созвать в Екатеринодаре конференцию представителей Дона, Кубани, Терека, Дагестана, Крыма, Грузии, Армении и Азербайджана, на предмет утверждения союзного договора и конституции Ю.-В. Союза. Однако неудачи на фронте заставили ее созыв отложить на некоторое время. Вопрос снова был выдвинут на очередь в расцвет наибольших успехов казачьего оружия, когда земли Северного Кавказа и Дон оказались полностью освобождены от войск противника.

1-го июня 1919 года Донской Круг принял постановление о завершении организации Ю.-В. Союза, “для укрепления экономической мощи Края и утверждения кровью добытых автономных прав, при сохранении самых искренних дружественных связей и отношений с главным командованием Юга России и в боевом сотрудничестве с ним в деле осуществления задач по воссозданию единой, великой родины России”.

В последних словах отдавалась дань общим требованиям западных союзников, считавших генерала Деникина главным руководителем борьбы. Но сам генерал Деникин не очень доверял подобным изъявлениям любви и преданности. Он видел в Ю-В Союзе желание Казаков “использовать государственную смуту в интересах чисто местных”. Началась энергичная и злобная кампания в “белой” русской прессе.

 

13 июня 1919 года в Ростове собралась трагическая конференция.

Участниками ее от Дона были: председатель Круга В.А. Харламов, члены Круга И.П. Буданов, В. Щепкина, В.Т. Васильев и А. П. Епифанов, а также заведующие внутренними делами К.П. Каклюгин и народным просвещением В. Н. Светозаров от Донского правительства.

Кубань представляли: Председатель Краевой Рады Н.С. Рябовол, зам. пред. Законодательной Рады Султан Шахим Гирей и члены обеих Рад: Ю.А. Коробьин, И.Л. Макаренко, Д.А. Филимонов, инженер Ланко и Данило Скобцов.

От Терека: Представитель правительства Н.К. Федюшкин, члены Малого Круга Ф. Т. Синюхаев, В. И. Баскаков и войсковой контролер Ф.Н. Овчаренко.

Русские представители (то есть деникинцы) на Конференцию приглашены не были.

На первом заседании с программной речью выступил глава кубанской делегации Н.С. Рябовол. Он резко критиковал: политические мероприятия Особого Совещания при Деникине, критиковал тот режим, который устанавливали деникинские гражданские власти в новозанятых русских районах, считал такую политику губительной для казачьей борьбы с советской властью.

В первую же ночь после заседания Н.С. Рябовол погиб от пули убийцы в военной форме. Выяснить участников покушения особенно не старались, но для всех было ясно, что этот акт устрашения совершён с благословения влиятельных лиц из Добровольческой армии

Программа работ конференции была сорвана, наперекор наказам Кругов и Рады, все окончилось разговорами об организации южно-русской власти. Даже после двух лет подготовительных работ, народы, вошедшие в Юго-Восточный Союз не смогли добиться практического осуществления его идеи. Причинами этому служили: военная угроза со стороны России красной, интриги и открытый террор со стороны России белой, деникинской.

9-го января 1918 года Верховный Круг избрал две комиссии:

1. Конституционную — в составе:

а) от донцов; П.М. Агеев, М.Н. Гнилорыбов, Г.П. Янов, П.И. Ковалев, Г.И. Карев и И.К. Зенков,

б) от кубанцев: И.А. Билый, П.И. Курганский, Ю.А. Коробьин, Г.Н. Меликов, Д.Е. Скобцов и О.К. Готагога,

в) от терцев: И.В. Баев, В.И. Абрамов, В.И. Баскаков, П.Д. Губарев, Г.Ф. Фальчиков и Е.А. Букановский.

2. По обороне — в составе: (Перечислены фамилии).

В том же заседании была принята программа работ Верховного Круга, формулированная председателем: 1) определение того, что такое есть Верховный Круг Дона, Кубани и Терека;

2) об обороне; 3) соглашение Дона, Кубани и Терека;

4) организация общей власти; 5) манифест Верховного Круга.

http://forum.fstanitsa.ru/cgi bin/yabb/YaBB.pl?board=18;action=display;num=1128069006;start=

 

 

 

Участники Южно-русской конференции.

 Сидят: В центре ― председатель Донского Войскового Круга В.А. Харламов, слева от него ― председатель Кубанской делегации И.Л. Макаренко, управляющий делами народного просвещения на Дону В.Н. Светозаров; справа ― председатель Терской делегации генерал В.И. Басманов.

Стоят слева направо: член Секретариата от Донской делегации И.П. Буганов. управляющий делами канцелярии С.Г. Сватиков; секретарь Кубанской делегации Ю.А. Коробьин; члены Донской делегации В.Т. Васильев и В.В. Шапкин; член Терской делегации Ф.Т. Синюхин; член Донской делегации А.П. Епифанов; член Терской делегации Овчаренко.

ССЫЛКА: (Журнал «Донская волна»).

Фотоальбом «Белая Россия 1917 − 1922 г.г.». М., Посев, 2003 С. 185, фото 39, с. 191 (текст).

Глава IV. Вооруженные силы Юга России. Поход на Москву (январь 1919  ― март 1920 гг.).

[Подраздел ]  Политики Белого Юга.

 

11-го января 1920 года. Казачье государство

Идее Ю.-В. Союза суждено было вылиться в конкретные формы перед падением власти генерала Деникина, когда Верховный Круг Дона, Кубани и Терека, собравшись 5-го января 1920 г., использовал двухлетнюю предварительную работу, 11-го января утвердил союзную Конституцию и принял на себя верховную власть в объединенном Казачьем государстве.

 

 

СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС в Анапе в 1919 

по делу члена партии эсеров Е.Ю. Кузьминой-Караваевой (Пиленко)

Из современных публикаций я впервые узнала об участии деда в судебном процессе над Е.Ю. Кузьминой–Караваевой, по второму мужу Скобцовой. В церковных кругах она более известна под своим монашеским именем «мать Мария». Процесс проходил в 1919 году в Анапе, когда на Кубани утвердилась власть Белой гвардии под командованием генерала Деникина. Её обвиняли в сотрудничестве с большевиками, и по действовавшему в то время на Кубани законодательству ей грозил смертный приговор, то есть расстрел.

Все мы знаем о «красном терроре» и зверствах «большевиков», но историки не скрывают и факты «белого террора». Так как история с Е.Ю. Кузьминой-Караваевой интересна как классический пример «белого террора», то расскажу об этом процессе поподробнее. Но, за неимением воспоминаний самих участников происшествия, расскажу не своими словами, а пользуясь опубликованными материалами.

Сначала скажу о происхождении Елизаветы Юрьевны, которое чрезвычайно любопытно, потому что связывает Великую Французскую и Великую Российскую революции на «генетическом уровне». Дело в том, что по линии матери, Софьи Борисовны Делоне, её дети, Лиза и Дмитрий, были праправнуками коменданта Бастилии, Бернара де Лоне, убитого 14 июля 1789 года революционным народом. Сын злосчастного коменданта служил в армии Наполеона лекарем и в 1812 году вместе с этой армией оказался в России и был взят в плен. Здесь его фамилия из де Лоне превратилась в Делоне, здесь он женился, и у него родился сын, Борис Делоне, тоже ставший врачом.

Его дочь, Софья Борисовна вышла замуж за казачьего генерала, Юрия Пиленко, у которого под Анапой было имение. После смерти мужа, Софья Борисовна переехала в Санкт-Петербург, где жила её сестра, фрейлина Двора. Елизавета Юрьевна вышла замуж за сына влиятельного адвоката, масона и активного политического деятеля В.Д. Кузьмина-Караваева.

Его сын, Д. В. Кузьмин-Караваев, вращался в богемных кругах поэтов Серебряного века и был другом поэта Н.С. Гумилева, имение которого в Тверской области находилось поблизости от имения Кузьминых-Караваевых. В круг поэтов-акмеистов входил также Б.М. Зубакин, мистик и тамплиер. Гумилев, Зубакин и Д.В. Кузьмин-Караваев основали поэтическое, с оттенком мистики, общество под названием «Цех поэтов», участницами которого были и первая жена Гумилёва, Анна Горенко, и жена Д. В. Кузьмина–Караваева, Лиза Пиленко. Та и другая тоже писали стихи. Елизавету Юрьевну знали и ценили Блок, Волошин, Эренбург.

Прошло немного времени, и обе поэтессы разошлись со своими первыми мужьями. Муж Лизы стал членом РСДРП, большевиком. Лиза, неизвестно от кого, родила дочь, Гаяну. Сразу после Февральской революции она вступила в партию эсеров, как и многие из интеллигентов. Весной 1917 года Елизавета Юрьевна с маленькой дочерью уехала из Санкт-Петербурга в Анапу, к матери. Там она приняла самое активное участие в партийном движении. На выборах в новую, демократическую, Городскую Управу, она была избрана от партии эсеров, мало того, получила пост городского Головы.

Тогда же она познакомилась со своим вторым мужем, членом Кубанской Рады, Данилой Скобцовым, бывшим станичным учителем. Зимой 1918 года к власти в Анапе пришли большевики, Кузьмина-Караваева пост головы не оставила. Более того, она стала комиссаром по народному образованию и поддержала идею национализации, как своего имения, так и одного частного санатория.

Однако осенью 1918 года Кубань опять заняли “добровольцы” во главе с Деникиным. Начался «белый террор». И бедная Кузьмина-Караваева стала одной из его жертв. Её арестовала деникинская контрразведка. Какое-то время она просидела в тюрьме, потом была выпущена под залог и жила под угрозой смерти при попытке к бегству. Белые обвинили её в сотрудничестве с большевиками, в комиссарстве и участии в национализации частного санатория.

Весной 1919 года она предстала перед военно-окружным судом. На основании приказа Краевого Правительства (членами коего, кстати, были и Юрий Коробьин, и Данила Скобцов), прокурор потребовал смертной казни для подсудимой. Защитником на процессе выступил Ю.А. Коробьин, возможно, по просьбе Скобцова, но не исключено, что по поручению местных эсеров. В своей речи на суде он сказал, что её комиссарство было вынужденным, что, оставаясь на своём посту, она смогла спасти жизни многих людей – учителей, офицеров – и, в сущности, выполняла свой долг перед «общечеловеческой культурой». Затем он сравнил её со своим любимым философом – Иммануилом Кантом, который де тоже пережил оккупацию Кёнигсберга вражескими войсками, но, оберегая храм науки, продолжал и при оккупантах читать лекции в Университете. Свою речь он закончил так: «То, что сделал большой Кант в большом Кёнигсберге, сделал маленький человек для маленькой Анапы».

Кант, видимо, произвёл громадное впечатление на присутствующих, потому что прокурор смягчился, а приговор суда и вовсе оказался чисто символическим – две недели ареста. А через три месяца Кузьмина-Караваева и Скобцов обвенчались в Екатеринодаре. В ту пору он уже был министром земледелия в Кубанском правительстве.

Весной 1920 года Екатеринодар вторично был взят большевиками, и на этот раз окончательно. Скобцовы, как и многие другие деятели Кубанской Рады, попали из огня да в полымя. Деникин и его команда жестоко, вплоть до казней, продолжали бороться с «самостийниками», а с севера напирали большевики, от которых тоже было трудно ожидать пощады. Елизавета Юрьевна была беременна, но Скобцову удалось вывезти семью – жену, падчерицу и тёщу – на итальянском пароходе из Новороссийска в Поти, откуда они с большим трудом добрались до Тифлиса. В Тифлисе у Скобцовых родился сын, в честь деда Ю. Пиленко названный Юрием. Потом через Турцию они уехали в эмиграцию, сначала жили в Сербии, где родилась их дочь Надя, а потом добрались до Парижа, где благополучно жили до начала войны.

В Париже бывшая поэтесса и эсерка, увлеклась религиозно-философскими проблемами, постриглась в монахини и получила новое имя Мария, в честь Марии Египетской. Но жила она не в монастыре, а по-прежнему в своём доме. В церковных кругах её зовут не иначе, как мать Мария, и считают святой. Во время последней войны мать Мария погибла в немецком концлагере в Регенсбруке. Её дочь, Гаяна, в конце 1930- годов вернулась на родину в Советский Союз, будучи убеждённой коммунисткой, но вскоре умерла от болезни. Во Франции умерла и вторая дочь матери Марии, а во время войны в лагерях погиб сын, Юрий Данилович Скобцов.

 

 

ЧЕМ ДЕЛО КОНЧИЛОСЬ?

 ЗЕМЛИ, УТРАЧЕННЫЕ В ХОДЕ ВОЙНЫ 1914-1920 г.г. 

 

 

За счет бывших ИМПЕРИЙ, Австро-Венгерской и Российской, образовались ряд НОВЫХ государств, многие из которых никогда не существовали.  Бывшая колония Швеции,  назвалась Финляндией и ушла из Империи с прибытком – с  Валаамом на Ладоге, Выборгом около Петрограда, с огромными территориями до Берингова моря и мечтой захватить Карелию вместе с Мурманском.

В  Прибалтике эсты (родственные племени финнов) переименовали Ревель в Таллин и объявили Эстляндскую губернию республиков  Эстония, заодно прихватив древний.  Латвия возникла на территории Лифляндской губернии вместе с немцами, потомками Ордена Меченосцев, построившими Ригу и прочие города. Бедная Литва перенесла свою столицу в Ковно (Каунас), так как ненасытная Польша оттяпала у неё древнюю столицу Гедимина –  Вильну. Пострадала и Белорусь, не успев родиться, – Польша отхватила у неё Гродненскую губернию, на Украине –  Львов и Прикарпатье, а Чехии часть Силезии.  ГЕРМАНИЯ  потеряла кусок своих территорий в Польше и в Поморье, где  Польша “прорубила себе окно к морю”, тем самым отделив от Германии Восточную Пруссию.

АВСТРИЮ расчленили на большие куски, так что об этой Империи мы теперь знаем только из школьных учебников. Чехов, моравов и словаков объединили в одну, дотоле неведомую страну Чехословакию. К Румынии присоединили Бессарабскую губ. вместе с молдаванами и г. Кишиневым. От Венгрии кое-что отрезали по краям. И, наконец, на Балканах учинили королевство Югославию, свалив в одну кучу хорватов, словенцев, боснийцев, сербоа и македонцев (чсть из которых досталась Греции, а другая часть – Болгарии.

Как видно по карте, Британия, Франция и их враги, Германия и Италия, можно сказать, остались “при своих”. Выиграли от войны Финны, Румыны и более всех Поляки. И  повсюду победители заложили бомбы с часовым механизмом, которые последовательно стал  приводится  в действие через десять лет. Правители и стратеги знали, что Первая Мировая не закончена, что она продолжается, но для удобства новых поколений они все же договорились считать 1 сент. 1939 г. началом Второй Мировой, а после неё, без перерыва, продолжили Мировую Столетнюю войну, придумав для неё, ради смеха, эпитет “холодная”.

 

Далее