1931 – 1934. АРЕСТЫ, ПРОЦЕССЫ и ЛАГЕРЯ. Руководители НКВД и ГУ ИТЛ.

ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

 

ПИСЬМА И СТИХИ Ю.А. КОРОБЬИНА

(продолжение)

 

 

 

 

Осень 1933 года. Ксеньевская.

 

10.10. 1933 ПИСЬМО Ю.А. КОРОБЬИНА – дочери ТАНЕ

Ст. Ксеньевская. Хабаровский край.

Моя дорогая дочка, ты как-то мне писала, что хочешь писать стихи. Вот тебе мои. Портрет, хотя и симпатичный, но мало достойный уважения. Когда будешь отвечать, не называй заглавия, а просто — стихи. Со стороны формальной, очень бы хотелось узнать мнение о них знатоков поэзии — Серёжи и К.П. Ты мне об этом расскажешь. Ну, а Нина, конечно, напишет и по существу. Написал я тебе одно или два больших письма, а от тебя ни гу-гу. От Нины получил сегодня из Свободного застарелое письмо. Крепко тебя и Нину целую. Всем верхним мой привет и любовь. Юрий. Одновременно посылаю стихи Мишуку.

 

Примечание. СерёжаСергей Иванович Шаров, самый близкий друг Ю.А. Ему он посвятил стихи, написанные в Москве в 1948 (см. ниже под 1948 годом).

К.П.Константин Петрович Мезько, муж Ксении Евгеньевны Белявской, сестры Нины Евгеньевны. Окончил филологический факультет Московского университета и преподавал русский язык и литературу в средней школе и в техникумах. Его родной брат, был поэтом.

«Всем верхним» — в доме на Садовой Нина Евгеньевна и Таня жили на первом этаже, а семья Каси и их брат Борис Евгеньевич Белявский жили на «верху», на третьем этаже.

 

 

Танюше и Мишуку — моим детям.

 

ИСПОВЕДЬ

Сижу один на берегу Урюма,

Внизу волнуется бурун-ворчун,

И горы смотрят на меня угрюмо.

Одетые в осеннюю парчу.

Сижу один с разбитыми мечтами,

С сознанием ничтожности своей,

С раскаяньем, что лёгкими тропами

Я обходил узлы тяжёлых дней.

Я жил без дум о будущих годинах,

Без честолюбия и без борьбы,

И не сорвал на боевых вершинах

Венок бессмертной славы у Судьбы.

Когда-то постигал я мудрость Канта

И думал о величии Творца,

Но не нашлось во мне горенья Брандта —

Я взял портфель судебного дельца.

Пришла война, и с нею вдохновенно

Направил ввысь я свой аэроплан, —

Но ведь не я, а Линдберг несравненный

Перелетел впервые океан.

В дни революции, без чётких линий,

Выискивая всюду компромисс,

Меж твёрдым Лениным и Муссолини

Я гнулся в стороны, я падал вниз.

Вкусив от всяких знаний понемногу,

Я стал во всём приятный дилетант,

С авторитетами всегда шёл в ногу,

Боясь отбить свой личный вариант.

Характер мой и ясный, и открытый,

В делах чутьё и верный глазомер,

В идеях ум поверхностно разрытый —

Рассадник грёз, мечтаний и химер;

А сердце мягкой христианской пробы,

Готовое понять, чтобы простить,

И диалектики любви и злобы

Я никогда не мог в себя вместить.

Высокий рост и аппетит завидный,

При встречах каждый мне сердечно рад, —

Вот мой портрет — довольно симпатичный,

Всем по плечу, как стёганый халат.

Сижу один на берегу Урюма,

Смотрю на пройденный бесцельно путь,

И скорбная, навязчивая дума

Теснит мою взволнованную грудь.

Осень 1933 года. Ксеньевская.

Примечание. Сколько раз я читала и перечитывала это стихотворение и была уверена, что название реки «Урюм» дед придумал ради рифмы. И я не догадалась поискать на карте эту Ксеньевскую, где деду пришлось провести в лагере полтора года. Только теперь нашла Ксеньевскую в Интернете, и нашла на сайте «ТРАССА. Рассказы о путешествиях» подробный рассказ двух современных путешественников, Антона Кротова и Андрея Петрова, о том, как в 2000 году они из Москвы добирались автостопом в Магадан.

[Дата индексирования: 27.03.2008. 88 Kb — http://trassa.travel.ru/story/magadan/magadan3.htm].

Вместе с ними мне удалось «проехать» от Тайшета через Читу, Чернышевск и Зилово до Ксеньевской на реке Урюм и далее через Могочу в Сковородино на Амуре. А там уже было недалеко и до посёлка Свободный, где в начале 1930-х, когда началось строительство первого БАМа (Байкало-Амурской магистрали), находилось Управление Свободлага НКВД. После своего освобождения в 1935 году, дед переехал из Ксеньевской в Свободный и был зачислен на работу как вольнонаемный специалист. Здесь он был вторично арестован в 1937 году, приговорен к 10 годам, но выпущен на свободу в связи с переменой в руководстве НКВД (вместо Ежова наркомом стал Берия). Летом 1940 года ему удалось, наконец, добиться перевода с Дальнего Востока в Европейскую часть, но опять же в очень тяжелые места, в Печерские лагеря, где началось строительство дороги на Воркуту.

Итак, мой дед провёл на этом участке ТРАССЫ БАМ 5,5 лет (с августа 1934 года по 14 мая 1940 года). Привожу карту и несколько цитат из рассказа путешественников 2000 года, где упоминаются Ксеньевская и река Урюм, на берегу которой Ю.А. Коробьин написал свою «Исповедь».

«Мы сели на электричку Хилок — Могзон — Чита. Чита — последний областной город на Востоке, куда может доехать машина на своих колёсах. В Читинской области начинается путаница с дорогами, шоссе превращаются в грунтовки, грунтовки исчезают в болотах и марях, и, наконец, городком Чернышевск (Читинской области) завершаются в атласе автодорог все трассы. Дальше машины движутся, по идее, только по железной дороге. А Чита — последний форпост автодорожной цивилизации. МАРИ – это бесконечные болота на вечной мерзлоте, кочки, ягоды, комары, сырость, хлюпает под ногами, пехота не пройдёт и бронепоезд не промчится. Километры, десятки километров болота с редкими полусухими, полуголыми деревцами. Но это ещё не тундра. Доехали до города Нерчинска. По пыльной грунтовой дороге навстречу нам каждые пятнадцать минут проносилась какая-нибудь «Toyota» или современный джип. Это ехали перегонные машины с Дальнего Востока (как правило, японские). Без особых проблем доехали до Чернышевска».

Здесь они получили весточку от Пожидаева [тоже автостопщика], уже преодолевшего путь до Хабаровска. Среди прочего в его послании и нашлись интересующие меня строчки:

«С Ульякана на Урюм дорога хорошая, С Урюма стабильное сообщение с Усть-Карском. С Горбицы на Ксеньевскую и Могочу есть движение…».

 

«Мы проезжали красивейшие места ― реки, возвышенные горы, тоннели… Ксеньевская была деревней типа Зилово. Около вокзала стоит непонятной формы монумент, простирающий свои странные крылья на восток и на запад. На нём надпись: ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ ЗИЛОВО-КСЕНЬЕВСКАЯ ― НАШ ПОДАРОК ЗАБАЙКАЛЬЦАМ! БАМ ТЫНДА, 1992 − 1994». Монумент ― это память о строителях БАМа 1980-х годов. Из-за «перестройки» ТРАССА пришла в запустение. А по проекту 1930-х годов железную дорогу должны были протянуть от Тынды до Чукотки.

СПРАВКА. Ксеньевская (Забайкальская магистраль) ― поселок городского типа (с 1939 г.) и крупная железнодорожная станция на Транссибирской магистрали в Могочинском районе Читинской области. По рассказам старожилов, поселок назван по имени сестры царя Николая II Ксении, которой были подарены прииски по реке Черный Урюм. Золотоносные россыпи по рекам Белому и Черному Урюмам открыты в 1863 году горным инженером, автором «Записок охотника Восточной Сибири» А.А. Черкасовым и разрабатывались с 1865 г. Первые домики строителей Амурской железной дороги на месте нынешней Ксеньевской появились в 1908 году. Вскоре после начала строительства в 1913 г. Ксеньевскую посетил известный норвежский путешественник Ф. Нансен. В его книге «В страну будущего» есть такие строки: «Мы остановились на красивой Ксеньевской станции, лежащей на склоне Урюмской долины. Здесь живет до 1500 человек народу; на холме возвышается небольшая церковь, и с этого холма открывается вид на всю долину, до самых окрестных гор».

С 1936 по 1959 год Ксеньевская являлась стыковой станцией между Забайкальской и Амурской железными дорогами и получила большое развитие. Кроме предприятий железнодорожного транспорта в поселке расположены прииск «Ксеньевский», леспромхоз, Восточная геологоразведочная экспедиция. Самое известное событие из новейшей истории: торжества в декабре 1994 года по случаю завершения электрификации железной дороги Москва – Хабаровск, самой длинной электрифицированной магистрали в мире.

[Монумента в память о строителях БАМа 1930-х-годов нет. Нет и упоминания о них.]

 

 

21 января 1934 года. Дальневосточный край. Ксеньевская

Нине, Касе, К.П. и Боре

НОВОГОДНЕЕ

Спасибо, милые друзья,

За новогодние приветы!

Когда же, наконец, и я

Как, помните, в былые лета,

Нагряну к вам в вечерний час

И за кипящим самоваром

Сплету узорчатый рассказ

С былым веселием и жаром?!

Мы все усядемся в кружок,

Как вдруг внесёт la belle Елена

Роскошный праздничный пирог

В честь возвращения из плена,

А Кася пышный тот пирог

Разрежет пышными руками

И, подавая мне кусок,

Воскликнет: «Юрий, выпьем с нами!»

Подвинет Боринька ко мне

Предупредительно селёдку,

И скажет сумрачный КаПе:

«Давай-ка, Юрий, выпьем водку!»

И чокнув рюмки, выпьем мы

За нашу встречу, и за дружбу.

Помянем тех, кто в царстве тьмы

В награду за земную службу

Приял забвенье и покой.

Конечно, выпьем и за младость,

За тех, кто твёрдою ногой

Идёт сменять глухую старость.

Взволнованно мне скажет Нина,

Держа бокал вина в руке:

«Ах, Юрий милый, менеке,

Я вижу — горькая кручина

В твоих речах сгустила соль…

Я вижу — в сердце ветерана

Незаживающие раны,

Неутихающую боль…»

Ну, что ж, пока мой плещет парус,

Я вам кричу: «Еrgo, bibamus

21 января 1934 года.

Дальневосточный край. Ксеньевская. Юрий

 

Примечание: Стихотворение «НОВОГОДНЕЕ» посвящено «всем верхним». Оно написано в ответ на поздравления с наступающим Новым 1934 годом, когда Юрий с нетерпением ожидал освобождения в связи с тем, что 10-летний срок ему скостили до 5 лет. К.П. Мезько умер в 1938 году, так что с ним дед уже не увиделся.