К А Н А Л О А Р М Е Й Ц Ы

◊◊

СТРОИТЕЛЬСТВО КАНАЛА МОСКВА – ВОЛГА

ДМИТРОВЛАГ

◊

СЕКРЕТЁВ Михаил Яковлевич (1885 – 1957).

В 1904 окончил Донской Кадетский корпус. В 1912 окончил Технологический институт и до войны работал инженером-технологом на заводе в Коломне. В 1914 был призван в армию, в. 1915 окончил Юнкерское училище. До весны 1918 служил в автомастерской в Смоленске. После Брестского мира вернулся на Дон и до августа 1920 работал инженером в мастерской автомобильного парка. 16.01.1921 был призван в Красную армию. В 1923 переехал с женой и детьми в Москву, где работал в Центросоюзе, а с 1925 по 1929 ― в МКХ, в транспортном отделе Москомтранса.

27 октября 1930 арестован по обвинению в «тесной связи с членами казачьих контрреволюционных организаций». Возможно, М.Я. был арестован именно из-за близкого родства с А. Секретёвым (двоюродным братом), казачьим атаманом и активным участником войны с Советской властью. Упомянут в романе М. Шолохова «Тихий Дон». Покинул Крым вместе с другими казаками и жил на о. Лемнос. В 1929 вернулся в Советскую Россию, жил в Москве, преподавал в Военной Академии. Точных сведений о его судьбе нет. Вероятнее всего, тоже репрессирован.

3 апреля 1931 года осужден по 58 ст. п.п. 2 и 4 и приговорён к расстрелу, но высшая мера была заменена на 10 лет ИТЛ. Сослан в Соловецкий лагерь, затем переведён на строительство Беломоро-Балтийского канала, где они и встретились с Ю.А. Коробьиным.

10 ноября 1932 освобождён и в качестве вольнонаемного остался работать в системе ГУ ИТЛ НКВД. С 1932 года работал в транспортно-ремонтном отделе Дмитровлага на строительстве канала Москва-Волга. С 1938 года работал на строительстве Куйбышевского узла ГЭС. Во время войны работал в Казахстане (Булаевский район).

◊

◊

Примечание. Справку о снятии судимости М.Як. получал дважды: 5.04. 1939 и 4.08. 1945. Дело в том, что снятие судимости в 1939 году не дало ему право проживания в Москве, и он не мог вернуться к семье. Тогда его жена, Ксения Александровна, решила написать письмо самому И.В. Сталину и написала его в 1943 году. Нарушая хронологию, публикую это письмо здесь и напоминаю, что все выделения в тексте принадлежат составителю.

◊

ПИСЬМО И.В. СТАЛИНУ от Кс.А. СЕКРЕТЕВОЙ. 1943 год. М/п копия с черновика

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Мой муж, инженер Секретев Михаил Яковлевич, был арестован 27 октября 1930 г. Осужден в апреле 1931 года к 10 годам. 8 ноября 1932 года был досрочно освобожден за работу на строительстве Беломорского Канала и приглашен на строительство канала Москва-Волга, где неоднократно премировался и имел значок «лучшего Ударника». По окончании строительства канала, перешел на строительство Гидроузла в г. Куйбышеве, по консервировании которого назначен был на Вытегорское строительство, где и работал до его ликвидации в марте марта 41 года. На всех этих строительствах мой муж занимал руководящие должности по автотранспорту.

После ликвидации Вытегорстроя, муж поехал к старшему сыну – главному конструктору одного из номерных заводов, эвакуированного из г. Александрова Ивановской области в Петропавловск Казахской ССР. Через две недели по приезде, ему была прислана телеграмма с приглашением в Нижний Тагил, на одно из строительств Н.К.В.Д., возглавляемое тов. Рапопортом. Он поехал и принялся за работу. Когда пошел в отдел кадров его не оформили, несмотря на все хлопоты, вызвавшего его начальника, т.к. он там был очень нужен. Отдел кадров сослался на сокращение штатов, истинная же причина, видимо, его судимость.

Вернувшись к сыну, он стал работать в Петропавловске техноруком Автотранспорта. В ноябре 1941 года он был вынужден выехать в северный район Казахстана, на ст. Булаево Возвышенский Совхоз, на ту же должность в автоколонне. Петропавловск стал режимным городом, и он не имел права жительства в нем.

Мой муж очень скромный, безусловно, честный, бесконечно добросовестный работник, и все его страдания произошли из-за родства с генералом Секретевым, его двоюродным братом, идеологически никогда не бывшими вместе.

Сейчас моему мужу 58 лет, у него больное сердце, печень и легкие, ему жить в суровых климатических условиях Северного Казахстана очень тяжело, совершенно одному, без близких. Бытовые условия трудные – комната проходная, холодная.

По своему трудовому опыту и квалификации он может, несравненно большую пользу приносить своей стране, тем более, в такое трудное время, когда каждый работник особенно ценен. Зная Ваше чуткое отношение, персонально к каждому человеку, я Вас прошу, войдите в тяжелое, как моральное, так и физическое положение моего мужа, снимите с него судимость, верните ему права полного гражданства. Все эти 12 лет его нестерпимо гнетет его судимость. Врагом народа он никогда не был.

У нас два сына, один главный конструктор завода, Сергей Михайлович, работает на одном заводе 12 лет. Жена его конструктор того же завода, член партии и тоже работает на этом заводе 12 лет. Второй сын, Дмитрий, совмещая работу на заводе Электросвет, на котором он проработал 10 лет, учился в высшем учебном заведении, был Вашим стипендиатом. Сейчас он инженер, работает в Москве на заводе шлифовальных станков.

Я родная племянница Народовольца Шлиссельбуржца Лопатина Германа Александровича. Все эти годы у мужа могла бывать кратковременно, т.к. на моем попечении была старушка мать, родная сестра Германа Лопатина большая Ваша почитательница, заявившая как-то в 40-м году, что единственное ее желание перед смертью, пожать Вашу руку. 18 марта 1942 года она умерла в возрасте 93 лет.

Сейчас ехать к мужу, жить в тяжелых условиях, в мои годы с больным сердцем, очень рискованно. Поверьте, если бы не тревога за здоровье моего мужа, я бы не позволила себе, в такую трудную минуту для нашей страны, отвлекать Ваше внимание на мои личные дела.

Умоляю, разрешите моему мужу, последние годы жизни, прожить в семье в нормальных условиях. Вся моя семья, до конца дней своих будет Вас благословлять.

Преданная Вам Кс. Секретева

8 /IV 43 г. Москва

◊

◊

Примечание. Мне кажется, что письмо написано почти по-домашнему, доверительно, как знакомому человеку. В нем нет ни страха, ни лести, ни казенных слов. Вряд ли, конечно, Сталин читал это письмо, но если бы прочел, ему могло быть приятно, особенно устаревшие слова о «благословении». Никакого ответа К.А. не получила, но реакция на её просьбу всё же последовала, правда, не скоро, через два года. В 1945 году судимость с её мужа сняли вторично, на этот раз без запрета жить в Москве.

Упомянутый в письме двоюродный брат М.Як., казачий атаман и генерал А. Секретев (о нем см. в 1-м томе Летописца), воевал на стороне Деникина и эмигрировал вместе с казаками в 1920 году из Крыма. В конце 20-х годов он вернулся в СССР, преподавал в Военной Академии, однако в 1929 году был арестован и, вероятнее всего, расстрелян. О его судьбе ничего не известно. Интересно, что, несмотря на родство с ним и на арест и ссылку отца, ни жена, ни дети М.Як. не пострадали. Мало того, его младший сын со временем стал номенклатурным работником в аппарате ЦК КПСС в отделе промышленности.

◊

К 1975 году, когда я готовила реферат по книге о строительстве Беломорканала для домашнего журнала «Летучая мышь», участник этой стройки, М.Я. Секретёв, уже умер (в 1957). Я пыталась расспрашивать маму, видели ли они лагеря и заключенных, когда бывали в Свистухе в 1933 – 1936 годах. К сожалению, мама ничего не смогла мне рассказать, кроме того, что от станции к деревне приходилось идти через котлован будущего канала, но никаких подробностей она не помнила. Таким образом, в семейном архиве показаний очевидцев не сохранилось. Но в Интернете мне всё же удалось отыскать «живого свидетеля». Им оказалась Наталья Евгеньевна Соколова-Семпер, автор прекрасных «Частных воспоминаний о XX веке», из которых я то и дело черпаю выдержки в свой Летописец. Здесь же приведу лишь одну.

◊

ССЫЛКА: Дата: 29.09.2006. — http://magazines.russ.ru/druzhba/1997/2/sem.html —

Н.Е. Семпер (Соколова). Портреты и пейзажи. Частные воспоминания о XX веке

◊

ЛЕТО 1933 года. КАНАЛ.

◊

«Слухи витали с прошлого года: будут строить канал Волга-Москва. Летом 1933 года началось. Уже сносят Голявино, переселяют Морозки на гору, уже рубят заросли на трассе. Нагнали тысячи рабов. По дороге на станцию зияет колоссальный ров, и в нем трещит одинокий экскаватор. Для пешеходов оставлена узкая «бровка», по обе стороны ее внизу копошатся в жидкой глине серо-бурые, как вши, существа в мокрых телогрейках. Моросит дождь… Они откидывают землю лопатами и толкают по доскам и грязи тяжеловесные примитивные тачки (бульдозеров еще нет и в помине). Вся земля долины Яхромы разворочена и осквернена… Приехав из Москвы, мы с папой идём по этой перемычке на турбазу. Получили по карточкам хлеб. Скользко, пронизывает nw ветер. Снизу тянутся корявые, измазанные глиной руки, хрипят простуженные голоса: «Хлебушка подайте… Покурить бы… Киньте «бычка» (окурок)… Хлебца…» Сбросили им хлеб, обойдемся, отец сунул в лапу пачку папирос, их тотчас же расхватали. Вдруг окрик: «Эй, вы там, проходите, живо!» Наверху стоят солдаты в брезентовых плащах и синих фуражках НКВД. Хладнокровно курят «Беломор» и сплевывают в ров. А прохожие? Одни жалеют, бросают корки, ошурки, окурки; другие без оглядки спешат мимо (самим не хватает); третьи зло матерятся: «Туды их, сволочь, поделом сидят, шпионы, враги народа!» А кто они, die da unten? Раскулаченные мужики, инженеры-вредители, жалкие попы и поэты, неугодные партийные товарищи и прочие. Прохожие, рабы, конвой ― всё тот же русский народ-богоносец, моральный долг перед которым так терзал совесть возвышенных интеллигентов.

В XIX веке барышни в платочках шли в народ, в XX веке народ вломился к ним в души в кованых сапогах. На пригорке около станции отгорожен колючей проволокой облысевший участок, на нем расплющились гнусные бараки. От них разит вонью, тухлой рыбой и гнилой капустой. Зеки мрут «от живота», как мухи. Деденёвские жители знают, что их тела зарывают кое-как в березовой роще около шоссе, что ночью их раскапывают и жрут голодные псы, но люди предпочитают молчать ― и пожалеть-то страшно, не то что возмущаться: граждане, берегите свои нервы! Самое лучшее средство от меланхолии ― не смотреть в ту сторону. Понятно. Никому не хочется угодить в ров…».