УЧЕНИКИ

 

Наш класс, как и любой класс в любое время, не был величиной постоянной. Кто-то оставался на второй год, кто-то переходил в другую школу, приходили новенькие из других школ. Но ядро, определяющее лицо класса, было постоянным. Конечно, и единым целым класс не был: были группы, кампании. И всё же, как выяснилось через много лет, все мы остались на всю жизнь как-то связанными друг с другом. Во 2-А классе я уже застала многих, с кем проучилась до конца школы или до конца 7 класса. Туся Блюменау, Леночка Танненберг, Лида Полежаева, Оля Белова остались моими лучшими подругами на всю жизнь. Из мальчиков были: Жоржик Яблоновский, Гриша Иоффе, Костя Варжанский, Сережа Скородумов, Андрей Михайлов…

Помню, как уже после начала учебного года высокий военный привел в наш класс темноволосую темноглазую девочку в длинном сером платье и черном переднике. Девочка была очень хорошенькая, но личико у нее было грустное и глаза испуганные. Это была Настя Афанасьева. Она быстро освоилась и оказалась веселой хохотушкой с острым языком. Недаром Галя Крассова сочинила для нее такой фантастический сон:

«Она сидит на уроке, … её одолевает смех… ей безумно хочется поболтать с кем-нибудь, но рядом никого нет… Хочет говорить — и не может… Почему-то рот не открывается! Она пробует раскрыть рот рукой и вдруг нащупывает проткнутый в губы большой замок! Ей становится страшно и неприятно, она поднимает глаза, ― а перед ней стоит Давид Львович Кононович и лукаво улыбается. «Это мои проделки», ― шепчет он…»

В общественной жизни школы мы ещё участия не принимали и только отголоски её докатывались до нас. А у старшеклассников жизнь, наверное, была бурной, так как в школьной стенгазете были статьи и частушки, направленные против заведующего школой, В.А. Ржевского (мужа владелицы гимназии Л.Ф. Ржевской), и против его сторонников. Как шла эта борьба, мы не знали, но результаты её не замедлили проявиться: когда мы учились в 4 классе, заведующим школой был назначен Иван Демьянович Журавель. До этого он заведовал Детским домом в Суханове, где работал и муж моей тётки Ксении Евгеньевны, Константин Петрович Мезько. Иван Демьянович обладал даром привлекать к себе ребят и держать их в руках, не повышая голоса, не угрожая, не распекая. Склонив голову набок, поглаживая бородку, он говорил ласково, с украинской мягкостью; тем не менее, каждый чувствовал, что в случае чего поблажки не будет.

Борьба была не только против старого гимназического начальства, но и при выборах в Учком (учебный комитет). В то время в школах ещё не было пионерской и комсомольской организаций. Наверное, в 3-м классе девочки стали говорить, что будут созданы пионерские отряды, а бой-скаутов совсем запретят. Это нас почему-то огорчало, хотя никаких бой-скаутов среди нас не было.

Еще раньше всплыл вопрос о Законе Божьем: мол, раз его в школе не преподают, то надо собрать группу и учиться у батюшки. Это, наверное, шло от старших сестёр, бывших гимназисток. Но, насколько мне известно, никто Законом Божьим заниматься так и не стал. Пионерские отряды стали создаваться в начале 20-х годов, но не в школах, а на предприятиях. Желающие вступить в пионеры могли поступить в отряд при той организации, где работали родители. Моя мама, её сестра Кася и дядя Костя, работали в школе, так что мне некуда было вступать. Правда, был ещё брат мамы, Боря, который работал в банке. В пионеротряд при банке вступил мой кузен Алёша. А я так и не вступила.

Причин тут было несколько. Во-первых, никто из нашего класса в пионеры не вступал; во-вторых, у меня с пионерами были разногласия по вопросу о религии. Сама я считала себя верующей до 13 лет. Хотя я особой религиозностью никогда не отличалась, но мне не нравились насмешки над верующими и священниками. Не нравились и залихватские частушки, вроде:

Долой, долой монахов, // Долой, долой попов,

Мы на небо залезем, // Разгоним всех богов.

Их пели обычно на «комсомольской пасхе» и «комсомольском рождестве».

В политической жизни мы тогда совершенно не разбирались, да и не интересовались ею. Думаю, что учителя наши тоже не очень-то понимали, что к чему, а так как большинство их оставались ещё от гимназии, то они по старинке считали, что детей приобщать к политике ни к чему. Старшие ребята сами приобщались, а мы и так обходились. Политинформации у нас появились только в 7-м или в 8-м классе, газет не выписывали, да и можно ли было их тогда выписывать? Радио появилось в быту только в 1925 – 1926 годах. Так что источников информации у нас не было. Знали мы только два имени: Ленин и Троцкий. Но о них самих знали очень мало. О Ленине узнали подробнее только после его смерти. Мы тогда учились в 5-м классе.

В 5-м классе появилась Галя Крассова. Она была своеобразной девочкой, а потом и девушкой. Была она некрасива, держалась сутуло, одевалась нескладно, но её глубоко посаженные зеленоватые глаза были необычайно выразительны, а вятский говорок, оставшийся у неё на всю жизнь, был очень приятен. Мальчики, и не только мальчики, влюблялись в неё один за другим, да и сама она была страшно влюбчива. Мы могли с ней без конца разговаривать, а летом писали друг другу длиннющие письма. Галя очень выразительно, задушевно читала стихи, и сама их писала, подражая Есенину:

Ты не пришёл… а я долго ждала,

И смотрела в окно на покрытую снегом крышу.

Прислонилась горячей щекой у стекла,

И как будто не знаю, не слышу,

Что колотится сердце, как птица в груди,

Что дрожит оно трепетно, трепетно выскочить хочет.

И хотелось, что силы, кричать: «Приходи!»

…А в глаза только месяц хохочет.

В 7-м и 8-м классах школа для меня стала значить больше, чем раньше, появилось много интересных дел, и многие из нас жили школой и в школе. Ну, а я то ― в буквальном смысле, так как мы жили в школьном здании, рядом с докторской, где мама днём осматривала ребят, а вечером можно было в ней учить уроки или вести задушевные беседы с подругами.

В то время были модны литературные суды над литературными героями. Такой суд очень хорошо описан Кавериным в «Двух капитанах». Вот и у нас был организован суд над Евгением Онегиным. Обвинителем был Лева Васильев. Онегин обвинялся в убийстве Ленского и в праздной жизни, и в чём-то ещё. Насколько я помню, мы единогласно присудили его к нескольким годам принудительных работ!

В старших классах у нас работал литературный кружок, который сначала вёл Сергей Васильевич, а потом Петр Николаевич Соколов. Помню, что на литературном кружке мы разбирали только что появившуюся книгу Огнева «Дневник Кости Рябцева». Пожалуй, это была первая книга о советской школе, для нас очень интересная. Что говорилось на кружке, не помню, но «в кулуарах» оживлённо обсуждался вопрос: а как же наши мальчики? жил ли уже кто-нибудь из них с девочками? Но вопроса этого мы решить не могли. В нашем-то классе все мальчики были еще слишком мальчиками для таких дел. На кружке Галя читала свои стихи, но я помню, что Петр Ник отнесся к ним иронически. Как-то после кружка, поздним вечером в пустом классе Галя читала мне свою «жуткую» повесть о некой девушке, ослепшей от слёз по поводу неудачной любви. К этой повести я тоже отнеслась иронически.

Много времени я проводила в школьной библиотеке. Заведовал библиотекой милейший Иван Васильевич Андросов. Внешностью он напоминал Станиславского: высокий, с начинавшими седеть густыми волосами, с черными еще усами. Он курил трубку, и кисет с табаком всегда лежал на его столе. Иван Васильевич научил нас практике библиотечного дела, и мы с удовольствием им занимались. Привлекала нас в библиотеку, конечно, не только работа с книгами, но и та душевная обстановка, которую создавал Иван Васильевич. Библиотека стала своеобразным клубом, в котором велись всяческие разговоры, обсуждались разные проблемы. Помню  маленькая комната, по стенам стеллажи с книгами, по большей части оставшиеся ещё от гимназии; посередине большой стол, за которым сидят девочки: Лида Полежаева, я, кто-то ещё. Иван Васильевич прохаживается вокруг стола, показывает нам, что и как нужно делать, а если напутаем, говорит: «Эх, вы, гуси лапчатые!» Заходят и мальчики, но не для работы, а для разговоров. Обычно на стремянке, ближе к потолку, сидит Мишка Райхман и разглагольствует на политические темы.

Райхман пришел к нам в 7-м классе, вернее его перевели из другой школы за какие-то грехи. Нам он сразу не понравился, во-первых, потому что он приставал к девочкам, чего наши мальчики никогда не делали, а во-вторых, из-за того, что он сразу пошел против всего класса во время выборов в Учком. Мы от своего класса выдвинули в Учком Гришку Иоффе. Парень он был непоседливый и озорной, но хороший товарищ, и мы его любили. Кроме того, надеялись, что работа в Учкоме остепенит его. И вот, этот негодяй Райхман, пришлый чужак, посмел выступить на общешкольном собрании и отвести нашу кандидатуру! И его послушали ― Гришку не выбрали!  Перенести это было невозможно.

Из зала, где проходило собрание, мы прибежали в класс с криками: «Бойкот! Бойкот!» Чуть ли не я первая и кричала. Объявили Райхману бойкот. Но мальчики не долго выдержали характер, девочки держались дольше, но всё же не до конца года. К  Райхману трудно было применять бойкот, так как сам он не обращал на него никакого внимания и заговаривал со всеми, будто ничего не случилось. Он любил ораторствовать, поэтому вот, что написала Галя Красова о том, что ему должно было сниться под Новый Год:

 

Что снилось Мише Райхману:

Полная аудитория. Он — председатель Учкома. Говорит речь, зажигающую сердца, о внутри-школьном распорядке. Учащиеся полны внимания и слушают его с открытыми ртами. Он весь горит, неистово машет руками: «Товарищи, сознательные товарищи, это в корне неправильно!..» и т.д. А потом — гром аплодисментов, и, опьянённый успехом, он сходит со сцены. Кто-то крепко жмёт ему руку и благодарит его… Райхман поднимает глаза, а перед ним стоит Иван Демьянович (зав. школой). «Хорошо! Хорошо! — говорит он со слезами умиления на глазах. —  Знаете, вы… вы — звезда моей школы!..»

 

В сущности, Мишка Райхман был хороший парень, и уже в 8-м классе мы были с ним в одной «бригаде». Последний раз я видела его в 1935 году. Он приехал из Ленинграда, где учился, и мы вместе ходили к Леночке Танненберг. Потом Лена видела его как-то в Ленинграде, а с 1937 года его следы затерялись. Он был курчав, как Троцкий, и ораторствовал, по нашему мнению, тоже, как Троцкий.

А тогда было о чём поговорить людям, интересующимся политикой: и «левый уклон», и исключение Троцкого из партии, и события в Китае. Я помню общешкольный митинг по случаю того, что 21 марта 1927 года революционные войска Китая взяли Шанхай. Какое торжество было! А разгром Аркоса в Лондоне! Опять же была демонстрация протеста перед английским посольством, но наша школа почему-то опоздала, и мы одни потрясали кулаками перед окнами. Мы с Галей тогда очень возмущались тем, что наше правительство не объявило войну Англии. В китайских делах и китайских генералах мы не разбирались, а Мишка Райхман совершенно свободно оперировал всеми этими Чан Кайши, Чжан Цзо-линами и прочими.

◊

ШКОЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

◊

 

Кроме работы в библиотеке, я была ещё и активным членом школьного ученического кооператива. Не знаю, ведал ли им кто-либо из взрослых, но, во всяком случае, мы этого не чувствовали. Заправляли всеми делами кооператива старшие ребята. Собирались членские взносы, на них приобретались писчебумажные принадлежности, которые продавались на переменах в маленьком зале. Там же продавались 5-копеечные французские булки с ветчиной и колбасой. Буфета в школе тогда не было, а бесплатное кормление прекратилось с окончанием гражданской войны и с началом НЭПа. Мы сами торговали, сами отчитывались перед старшими ребятами, и я не помню ни одного случая недостачи денег или товаров. А я, как живущая при школе, часто вела торговлю во время перемен.

С увлечением работала СИНЯЯ БЛУЗА  «живая газета», как её тогда называли. «Синяя блуза» была всюду: в школах, институтах, на предприятиях. Гоша Спенглер через 40 лет писал в своей «поэме»:

То было время «Синей блузы»,

Гвоздём в ней «пирамиды» были.

Всем блузы сшили профсоюзы,

Девчатам шаровары сшили.

Громила «блуза» лень и хамство,

Вела борьбу за новый быт,

Клеймила нэпманов, мещанство,

И лорд Керзон был не забыт.

Участники «Синей блузы» были одеты в униформу: синюю рабочую блузу, на головах кепки, иногда у девушек красные косынки. Синеблузники разыгрывали различные стихи, частушки на злобу дня по случаю «Дат красного календаря». Я любила смотреть репетиции «Синей блузы», но о своём участии в ней даже помыслить не смела, потому что была тогда очень застенчивой. Помню их выступление в годовщину революции 1905 года, когда разыгрывали известные частушки:

Царь испугался — издал Манифест:

Мёртвым  свободу, живых — под арест.

«Синяя блуза» тоже была целиком в руках самих ребят, никто из взрослых ими не руководил. Вообще с нами тогда не нянчились, как в современной школе, и мы были гораздо самостоятельнее и гораздо более заинтересованы в школьных делах, потому что они были действительно нашими делами. Кроме выступлений «Синей блузы», были и просто вечера самодеятельности, как теперь говорят, и ставились спектакли. Особенно развилась театральная деятельность, когда наладилась «смычка» с Сухановским детским домом. О Суханове стоит сказать подробнее.

 

◊

СУХАНОВО

◊

 

 

Суханово — бывшее имение князей Волконских в трех километрах от станции Расторгуево по Павелецкой железной дороге. Теперь там дом отдыха Союза Архитекторов, а в 1921 году в усадьбе поместили Детский дом. Не знаю, как это случилось, но во время Революции княжеский дом не был разграблен. Во всяком случае, этот жилой дом был в то же время и музеем. В роскошных комнатах, стены которых были обиты гобеленами с мифологическими сюжетами, разместились детские спальни. Собрания и спектакли проходили в Китайском зале, украшенном черно-красными драконами и различными японскими вазами. Была гостиная карельской березы.

 

 

Заведующий детским домом, Иван Демьянович Журавель, жил в «комнате Александра II». По преданию этот царь в ней когда-то останавливался. Там стояли изумительно уютные глубокие кресла, а над камином висел портрет последней владелицы имения, княгини Ольги Волконской. По стенам в залах и гостиных стояли фаянсовые курильницы в виде бочонков разных цветов и рисунков.

Парк был волшебный: с разрушенными павильонами, обелисками, горбатыми мостиками, перекинутыми через заросшие тихие прудики. А у большого пруда каждый раз неожиданно возникала неизбежная в имениях XIX века, бронзовая «девушка, разбившая кувшин»… Чудесный был парк! Сохранилась и княжеская библиотека. Каждое лето я жила в Суханове у дяди Кости и Каси, маминой сестры. Там я прочитала всего Диккенса, Жорж Санд, Тургенева.

Сухановских ребят я знала мало, они были старше, и у них была своя жизнь. Сухановский математик Григорий Степанович [Бородин], был любителем театра и прекрасным режиссером. Он ставил с сухановцами такие спектакли, подобные которым я потом ни в одной школе не видала. Да что в школе! Сухановские постановки мне нравились больше, чем театральные. «Принцессу Турандот» я смотрела там раз десять и уверена, что она была не хуже Вахтанговской!

Вечера и спектакли в нашей жизни занимали большое место, хотя активное участие в них принимали далеко не все. На спектаклях и выступлениях «Синей блузы» всегда было много народу, хотя никаких танцев после выступлений не было. Танцы тогда считались «буржуазным предрассудком» и в школе не разрешались.

Примечание: Что касается танцев, то в школе того же района № 32, расположенной напротив школы № 30, танцы, наоборот, поощряли. Об этом пишет Ира Даева в своем Дневнике, отрывки из которого приведены ниже. В 1925 году её отец, преподаватель химии и прекрасный музыкант, М.П. Даев, организовал в этой школе Симфонический оркестр, состоящий из учащихся. Этот оркестр выступал и в других школах, но Таня Коробьина ничего о нём не знает, во всяком случае, не вспоминает.

Жизнь наша, конечно, была заполнена не только уроками (ими-то меньше всего!) и общественными делами. Естественно, что в 7- 8 классах мы влюблялись, без конца поверяли друг другу свои сердечные тайны, читали и переживали во время уроков всякую любовную лирику, особенно Есенина. Влюблялись и в мальчиков, и в учителей, иногда одновременно и в тех, и в других. Я-то в учителей не влюблялась, так как жила в учительской семье, многих знала по дому и по Суханову, в общем, видела их в домашней обстановке, а потому никакой романтической прелести они для меня не представляли.

Помню, как Вера Брук на одном из вечеров читала «Скифы» Блока.

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжёт и губит!

Читала она прекрасно, но «Скифы» были выбраны ею, увы, не за их политическое содержание, а за эти слова. И слова эти обращались отнюдь не к нашим западным противникам, а к Натану Львовичу Колтунову! В Бориса Петровича Баженова была влюблена Зоя Мальмберг, что нашло отражение в «Новогодних снах» Гали Крассовой:

 

Что снилось Зое Мальмберг:

Тихие сумерки в естественном кабинете… Зоя и Борис Петрович рассматривают рыб силурийского периода… Зоя томно говорит: «Ах, какие они хорошенькие…» — «Да, но вы ещё лучше… в тысячу раз!»  — отвечает Борис Петрович и гладит её  по голове.

В мае 1926 года мы закончили семилетку.

◊

СУХАНОВО. Мавзолей. Открытка МКХ. 1926

Усадьба князей Волконских. Ст. Расторгуево. После Революции здесь разместился Детский дом. Директор Иван Демьянович Журавель (друг К.П. Мезько). Кася и КаПе летом жили в Суханове, куда к ним приезжали и Таня Коробьина.

СУХАНОВО. Парк. Девушка с кувшином. Фото 2006

Ксения Евгеньевна Мезько в «Китайской комнате» дворца. Фото сер. 1920-х

1926. Выступление на школьном вечере. Справа Кс. Е. Мезько

«ПИРАМИДА» (см. выше стихи Г. Спенглера). Фото конца 1920- х из архива Т. Титовой, с которой Т. Коробьина подружилась в Педтехникуме.

 

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ к теме: СУХАНОВО:

http://www.mosjour.ru/index.php?id=930

Московский Журнал. Рубрика: Из истории образования в России

———————————————————————————

Б. Якеменко. СУХАНОВСКАЯ ШКОЛА  (в сокращении)

(Жирным шрифтом выделены фамилии тех людей, которые упомянуты в очерке Т.Ю. Коробьиной, часть из которых я тоже знала в детстве — Н.М.)

 

В начале 1920 года Московский отдел народного образования (МОНО) принял решение об организации в опустевшей подмосковной усадьбе Суханово, родовой вотчине князей Волконских, «Сухановской школы 2-й ступени» с интернатом для подростков, потерявших родителей в первой мировой и гражданской войнах (1).

Дело было поручено заведующему 30-й московской школой, преподавателю истории Ивану Демьяновичу Журавелю. Приехала сюда и жена Ивана Демьяновича — Татьяна Тимофеевна Журавель.

 

Вскоре И.Д.Журавель пригласил нескольких педагогов-энтузиастов и хозяйственников, до этого работавших с ним в 30-й школе:

— Сергиевский Сергей Васильевич — преподаватель литературы,

— Раиса Марковна Фукельман — преподаватель русского языка,

— её муж, Эмиль Михайлович Фукельмон

А.Н. Таболина,

фельдшер Вера Николаевна Устинова, отвечавшая за питание,

 

Учащиеся прибывали в Суханово по распоряжению МОНО из Москвы и Подмосковья, из соседних селений. В начале августа их количество достигло 124 человек (2).

Набор учащихся шел куда успешнее, нежели набор учителей. Главным препятствием продолжали оставаться тяжелые условия, в которых предстояло работать и жить.

К началу учебного года в состав небольшого педколлектива вошли:

Г.С.Бородин — преподаватель математики,

И.В.Ипатов, также преподававший математику и руководивший кружком живописи,

Б.П.Баженов — преподаватель естественнонаучных дисциплин,

П.Е. Куртенер — преподаватель физкультуры (бывший профессиональный боксер, известный под псевдонимом Марен Буше).

 

Некоторые приезжали ненадолго — для чтения лекций, проведения кружковых занятий, экскурсий. Так, тогда еще только начинающий писатель Леонид Леонов неоднократно бывал в Суханове. Частым гостем был молодой в то время чтец Владимир Яхонтов.

В школе устраивались «часы слушания музыки», проводившиеся Р.М.Глиэром — композитором, народным артистом СССР. Хоровым кружком в составе 50 человек руководил В.В.Нечаев, позднее профессор Московской консерватории. Известный исследователь архитектуры В.В. Згура на семинарских занятиях изучал с воспитанниками искусство XVIII — XIX веков и проводил экскурсии по музеям Москвы и Подмосковья. Археологические раскопки велись под руководством профессора В.А. Городцова. В гости к школьникам приезжали С.В. Образцов (имение его крестной матери находилось в Потапове, неподалеку от Суханова) (3), известный археолог, исследователь подземной Москвы И.Я.Стеллецкий (по воспоминаниям П.А.Герасимова, он был странно одет и носил привязанный к поясу совок), профессор Московской консерватории А.А. Борисяк; дважды была здесь Айседора Дункан со своей труппой.

В учебный план Сухановской школы 2-й ступени входили: русский язык и литература, математика, черчение, физика и космография, химия, естествознание, география, история (древнего мира, средних веков и новая), обществоведение, физкультура, иностранные языки (немецкий и французский), рисование и ознакомление с памятниками искусства, пение.

Серьезное внимание уделялось музыкальному воспитанию. На уроках музыки обучали хоровому пению и основам музыкальной грамоты. Желающие могли записаться в хор, выступавший в школе и окрестных деревнях. Репертуар был обширен — от классики до революционных песен.

 

Музей местного края

 

20-е годы в России стали временем расцвета краеведения. Ни до, ни после не выходило такого количества краеведческой литературы и не открывалось столько музеев. По инициативе П.А.Герасимова решили организовать музей местного края и в Сухановской школе. Вскоре в школе начал работать новый преподаватель — геолог П.А.Иванов (1895-1982), принявший самое активное участие в организации работы музея и систематизации его отделов. Основу археологического отдела составляли материалы из раскопок окрестных курганов — керамика, вятичские перстни, браслеты, гривны. Здесь находилось даже целое погребение, вырезанное из раскопа.

В 1923 году в Москве открылась Всероссийская Сельскохозяйственная и Кустарно-промышленная выставка, один из павильонов которой отвели МОНО Наркомпроса для показа работ школьников Москвы и Подмосковья. Экспозиция Музея местного края при Сухановской школе удостоилась премии, которую вручили хранителю музея П.А. Герасимову. В общей сложности музей просуществовал чуть больше 10 лет. В 1932 году усадьбу передали Союзу архитекторов и он, как и Сухановская школа, прекратил свое существование. Судьба его коллекций неизвестна.

 

ТЕАТР

 

Сухановская школа представляла собой своеобразное государство — со своей территорией, «конституцией», «прессой», музеем и, наконец, театром или, вернее, театральным кружком-студией под руководством Г.С.Бородина, учителя математики. Когда-то он учился у И.Д. Журавеля, затем поступил в институт, после окончания которого был приглашен Иваном Демьяновичем преподавать в Суханове. Не имея театрального образования, Григорий Степанович оказался прекрасным режиссером.

Сцену оборудовали в китайском зале главного усадебного дома.

Свой первый сезон сухановцы открыли спектаклем «Сказки Шехерезады», выбранным под впечатлением постановки, просмотренной в московском Детском театре на Тверской (сейчас Театр имени Станиславского). Возникла проблема с материалами для декораций — бумага и картон были редкостью. В дело пошли остатки княжеского архива — старинные планы и карты. На их обороте под руководством И.В.Ипатова, руководителя художественного кружка, школьники рисовали фрагменты декораций. Музыкальное сопровождение обеспечивал Г.Н. Хубов. Следующим спектаклем стала популярнейшая в то время в Москве «Принцесса Турандот», поставленная труппой театра Вахтангова.

.

Спектакль имел большой успех. Слухи о нем дошли до Москвы; в одном из театральных журналов появилась заметка «Турандот в деревне». Позже спектакль был показан в Москве на сцене 30-й школы. В целом за 4 года существования сухановский драматический кружок поставил более десяти больших спектаклей: «Принцесса Турандот», «Орленок», «Гроза», «Вильгельм Телль» «Майская ночь» и другие.

 

Первый выпуск состоялся в июне 1925 года. «Значительное количество окончивших Сухановскую школу стали педагогами, врачами, инженерами и другими специалистами. Так, Л.Флоренова, П.Солдаткина и Н.Шершаков стали преподавателями, А.Егорова — доктором наук, Н.Розанов получил специальность историка, был директором школы в Москве, заведующим Отделом народного образования Кировского района Москвы, К.Дикарева получила специальность акушера, А.Баженова — хирурга, защитила докторскую диссертацию, Н.Хромова также работала врачом, К.Коньков стал архитектором, С.Якиманский — гидротехником, П. Герасимов — геологом, палеонтологом, Н.Баженов — режиссером…»

 

________________________________

 

• Следует отметить, что сухановская школа была одной из многих школ подобного типа, открытых в Москве (в Сокольниках, на улицах Тверской и Пятницкой) и в пригороде (Опалиха- Нахабино).

 

.