1917– 1921. ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ. Воспоминания взрослых и детей.

 

 

1917 – 1921

 

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О.П. ЧИЖОВА (12-15 лет)

БЕЛЁВ. ТУЛЬСКАЯ ГУБЕРНИЯ

 

 

 

ЧИЖОВ Олег Павлович (1905 − 2002) ― доктор географических наук, научный сотрудник отдела гляциологии Географического института АН СССР, почетный член Географического общества. Мы познакомилась в 1956 году в экспедиции Школы ЮНГ на Белом озере в Мещёре, когда О.П. было 50 лет, а мне 16. С тех пор мы навсегда подружились и с ним, и с его женой В.П. Энгельгардт (урожденной Головиной), и с его пятью сыновьями. Свои воспоминания он начал писать ещё при советской власти в 1983 году и писал их с перерывами до 1993 года, когда советскую власть уже свергли. А в 2000 году один из его сыновей, Сергей, издал Воспоминания отца тиражом 20 экземпляров.

 

НАЧАЛО ВОСПОМИНАНИЙ

Родился я 25 октября (7 ноября) 1905 года в дворянской семье в имении своего отца, в деревне Давыдовке, Белёвского уезда, Тульской губернии. Отец, Павел Викторович Чижов (1872-1927), был, по нашим местам, помещиком средней руки. Всего у отца было 300 десятин земли (т.е. меньше 300 гектаров), включая пашню, луга и лес. Отношения с крестьянами были патриархальные. Дети многих были крестниками отца или матери. На Пасху со всеми христосовались. Всех лечили, все приходили за лекарствами.

Отец мой был последователем основателя кооперативного движения Роберта Оуэна. Он считал, что путь к более справедливому устройству общества должен идти через развитие кооперативов, через всё больший охват ими граждан страны и вытеснение кооперативами частного капитала. Отец начал с того, что устроил в нашей деревне потребительское общество и кредитное товарищество, а потом способствовал устройству таких же кооперативов и в округе. С 1912 или 1913 года организовалось Белёвское уездное объединение кооперативов. С тех пор отец был бессменным председателем этого объединения вплоть до 1918 года, когда вся жизнь коренным образом переменилась.

В 1916 году, 11 лет, родители отдали меня в Белёвское реальное училище. За годы моего пребывания в средней школе происходили, может быть, самые значительные  события и в общественной жизни страны, и в жизни нашей семьи. Когда я был в первом классе, совершилась Февральская революция, а когда начались занятия во втором классе, тогда вскоре произошла Октябрьская социалистическая революция. Произошёл коренной перелом во всей жизни страны. Начало революции, когда было свергнуто самодержавие, царь отрёкся от престола и Государственная Дума назначила временное Правительство, было встречено со всеобщим восторгом. Все приветствовали это событие. Февральский переворот назвали бескровным. Вся русская интеллигенция была в праздничном настроении. В обществе ощущалось настроение подъема и какого-то облегчения. Началась подготовка к выборам в Учредительное собрание.

Служебное положение отца тоже вскоре изменилось. Сразу после Февральского переворота, Белёвское объединение кооперативов было переименовано в Союз кооператоров. Слово Союз при царском режиме как-то не одобрялось. Отец внимательно следил за ходом событий и стал подшивать газеты. Помню, я тоже стал интересоваться событиями. Спрашивал у отца, что такое политическая партия, какие партии существуют, что такое программа партии и т.п.

Эсеры необходимым средством борьбы считали террор и, в свое время, осуществляли политические убийства. Социал-демократы такие методы считали бесполезными, они стояли за вооружённое восстание. К тому времени эсдеки уже разделились на «большевиков» и «меньшевиков», и в 1917 году вместо «социал-демократ» стали говорить «большевик».

В глазах обывателя Советская власть и большевики представлялись Лениным и Троцким. Любопытная, кстати сказать, вещь: большинство (во всяком случае, очень много) революционеров, подготовивших и совершивших Октябрьскую революцию, были из духовного сословия и из евреев.  Из дворян и других сословий тоже были, а из рабочих и крестьян ― очень мало, единицы. Первое Ленинское правительство состояло почти сплошь из евреев: Троцкий, Свердлов, Моисей Володарский, Каменев, Зиновьев, Урицкий…

Стишки ходили, кажется, их сочинил Пуришкевич:

У украинцев пан гетман, // У поляков будет Круль,

А у русского народа // Не то Мойше, не то Сруль.

Дальше шло перечисление состава правительства не по партийным псевдонимам, а по метрикам: «Иоффе, Кан, Леон, Бронштейн (Троцкий), Розенфельд, Минор и Дан» и т.д. Не помню всей вирши, довольно длинной.

Отец ни к какой партии не принадлежал. К какой из партий он больше склонялся, не знаю. Думаю, что, вероятно, к конституционным демократам (КД), кадетам. Будучи убеждённым последователем Р. Оуэна, он считал, что преобразование общества на справедливых началах может быть достигнуто не революционным переворотом, а путем постепенной эволюции, а кооперативы и являются путём к этому. Думаю, что поэтому он не мог одобрять социалистов революционеров (СР), эсеров, и социалистов демократов (СД), эсдеков.

 

ПЕРЕЕЗД ИЗ ДЕРЕВНИ В ГОРОД 

К осени 1918 года нашей семье пришлось переехать в город. Помещичьи владения экспроприировались. К нам крестьяне относились неплохо, нас не выгоняли и не жгли, с другими поступали хуже. Сожгли усадьбу Н.А. Собинина. Сгорел весь его племенной скот. Мы же уехали, вроде, добровольно, но на самом деле, конечно, понимая, что оставаться в деревне больше нельзя. Нам дали вывезти всё имущество, оставили нам корову (или даже двух), а матушка взяла ещё и двух молодых лошадей. Сняли мы в городе большую квартиру, в доме купеческой вдовы Рыжковой на главной Козельской улице. В квартире, насколько я помню, было шесть комнат и кухня. Меньшая квартира матушку не устраивала. Займи мы квартиру в доме не на главной улице и не такую, бросающуюся в глаза своими размерами, мы, вероятно, впоследствии имели бы меньше неприятностей и беспокойств (меньше обысков и дополнительных экспроприаций).

Переезд из деревни, где было всё своё, в город, где нужно было нанимать квартиру и жить на заработанную плату отца, весьма скромную, сопровождался ещё многими привходящими обстоятельствами.

 

Первая годовщина Октябрьской революции

Я, разумеется, разделял взгляды тех, кто меня окружал. Мой лучший друг в те годы, Донька Ирлин, вскоре вошёл в организацию юных пионеров. Первая годовщина Октябрьской революции праздновалась у нас в Белёве очень торжественно. Оформление плакатов, знамён, транспарантов для демонстрации и украшения зданий возглавил художник Катуркин. Работа кипела. Подготовка происходила в большой комнате нашей квартиры.

 

ЗАЛОЖНИКИ, ОБЫСКИ И КОНФИСКАЦИИ

Не помню точно, но, по-видимому, весной 1919 года, были проведены перевыборы правления Белёвского Союза кооперативов. Совпало это событие и с другим. Шла гражданская война, с Юга наступали части Белой армии, и войска генерала Деникина взяли Орёл (см. карту). До Белёва они не дошли, но кто знал тогда, что белые не пройдут дальше? Ведь они собирались взять Москву.

Советская власть принимала свои меры. На репрессии белых она отвечала или была готова ответить репрессиями. Из видных людей, которые представлялись властям потенциальными врагами и (или) кандидатами в состав местной власти, которую вместо советов установят белые, если придут, брали заложников. В их число попал и отец.

Белёвские заложники из купцов, помещиков, членов бывшей земской управы просидели в тюрьме недолго, недели две или месяц, не больше. Родственники приносили заложникам в тюрьму передачу ― всякую домашнюю снедь, пирожки, котлеты, что у кого было. Её передавали ежедневно, никаких злоупотреблений, насколько я помню, со стороны охраны не было. Сидели они в общей камере. По рассказам отца, между всеми, кто был взят, были очень дружеские отношения. Передачу объединяли в общий котёл, и всё принесённое дружно съедали.

С этим арестом совпали перевыборы правления Союза кооперативов. Отца на эти перевыборы приводили из тюрьмы под конвоем. Перевыборы были организованы местной властью, большевиками, и проведены, как положено: кого сочли нужным, того и избрали. Всё старое правление было заменено новыми людьми.

… Все, кто меня окружал и с кем я был связан, к советской власти относились критически и (или) отрицательно. Как я теперь припоминаю, меньше всего антисоветских суждений я слышал от отца. Он был сдержанный человек и старался добросовестно выполнять свои обязанности и приносить пользу на том месте, на которое ставила его жизнь. После переизбрания состава Союза кооперативов (его детища) первая работа, которая ему представилась, была должность диспетчера железнодорожной станции «Белёв». Как железнодорожник он имел право на бесплатный проезд два раза в год. Кроме того, железнодорожникам выдавали тогда «провизионки», дававшие право на проезд на недалёкое расстояние, чтобы продать что-либо из одежды и обуви и купить продукты, которых горожанам не хватало (хлеб, масло и т.п.).

По такой «провизионке» и я ездил в Ельню в 1921 году, мне было тогда 16 лет. Продал что-то на базаре, что-то привёз, муку, как будто. Деревня тогда жила лучше города. Крестьяне если свой хлеб, излишки обменивали на одежду и прочее.

Пока мы жили в той большой квартире на Козельской улице, наша жизнь в Белёве была наиболее тревожной. Были обыски и конфискации. Мы с братом, мальчишки, пожалуй, не чувствовали того, что должны были чувствовать взрослые. Приходили ночью, будили всех. Молодой комиссар решительного вида в кожаных штанах и куртке, с наганом, пулеметными лентами через плечо и с гранатами у пояса, предъявлял документы. Затем требовал документы у отца и у других. Что-то искали, что-то требовали. Не помню, чтобы что-то предосудительное находили, по-видимому, ничего, так как никаких особых последствий после этих обысков не было. Но кое-что, что казалось им лишним для одной семьи, они забирали. Убавили у нас книги. Помню, что забрали у нас собрание сочинений Сервантеса. Не помню, сколько раз у нас были обыски, но не единожды. Тогда же забрали часть мебели, тем самым облегчив наш переезд на другую квартиру. После переезда в меньшую квартиру в доме Анфиловых, мне помнится, ни обысков, ни конфискаций уже не было.

В течение всего этого времени сохранялась какая-то связь с нашей деревней. Крестьяне выделили нам землю, сколько полагалось по числу членов семьи, оказывали помощь в её обработке и уборке урожая. Я довольно часто бывал в деревне у мельника Василия Дрынина. Раньше он арендовал мельницу у моего отца, а теперь стал фактически её хозяином. У него часто обедал. Он очень сытно кормил.

…В описываемые годы жизнь была трудной и бедной, в 1920-1921 годах даже голодновато было. Хлеб пекли с добавкой картошки, не доставало соли. Но настоящего голода мы не испытывали. С одеждой и обувью тоже было туго. Носили туфли на веревочных подошвах, а летом мы, школьники, ходили даже в школу босиком.

Но вместе с тем, общественная культурная жизнь была живой и интересной, думаю, интересней теперешней в том же Белёве и других районных центрах. В те годы в Белёве оказались настоящие профессиональные актёры, музыканты, художники (бас Аблицов, скрипач Б.А. Михайловский, художник Катуркин). В здании бывшего благородного собрания постоянно устраивались театральные постановки и концерты. Б.А. Михайловский устроил в Белёве музыкальную школу, где я учился играть на скрипке, а мой друг, Женя Акулов, на фортепиано.

Мы, вся наша компания, много читали, обменивались впечатлениями. Большая часть того, что я прочёл за свою жизнь (не считая специальной литературы), была прочитана в школьные годы. Ни радио, ни тем более телевидения в те годы не было. Думаю, что для нас это было очень хорошо, нам пришлось думать. Знания, получаемые из книг, усваиваются самостоятельно, обдумываются. Теперь молодёжь получает информацию из телевидения пассивно.

Лет в 16 я увлекался Толстым, включая его поздние произведения, в которых изложены его мысли о правильной нравственной жизни, о необходимости жить своим трудом и пр. Долго ли я находился под их влиянием, не помню, но они оставили во мне какой-то след.

К религии мы все относились равнодушно, в церковь не ходили, постов не соблюдали ни мы, ни старшие в наших семьях. Акуловы все были неверующими, к попам относились с пренебрежением и даже с неприязнью, как к особому классу, с которым не имели ничего общего. Но большие праздники все праздновали. Сестра матушки, тётя Катя, уважала обряды. Она считала, что обряды соединяют нас с прошлым, идут из глубины веков, из древнего Египта, а к нему у неё было особое почтение ещё с археологического института, где и дипломную работу по Египту писала.

… Весной 1923 года мы закончили школу. Осенью мы с Женей Акуловым уехали в Москву, где нас приютили родственники. Началась для меня новая жизнь. С этого времени родным городом постепенно стала Москва. Женя Акулов сразу по приезде в Москву поступил в музыкальный техникум Е.Ф. Гнесиной [Впоследствии Е.А. Акулов стал дирижером Большого театра]. В отличие от Жени, я не знал, куда мне поступить. Поступил в педагогический техникум, одновременно занимался и в музыкальном техникуме. Выбор профессии закончился тем, что в 1927 году я бросил музыку, а в 1930 поступил в Гидрологический институт.

 

СПРАВКИ.

ОУЭН Роберт (1771 – 1858) ― один из первых социальных реформаторов XIX в. Свои теории он тут же воплощал на практике. Увлеченный идеей фабричного законодательства, он тут же внедряет систему «патроната» на своей фабрике и добивается блестящих результатов в деле облегчения жизни рабочих. Затем Оуэн обратился к промышленному классу с призывом образовывать производительные ассоциации, задача которых, по его словам, «заключалась в организации всеобщего счастья при посредстве системы единства и кооперации, основанной на всеобщей любви к ближнему и истинном познании человеческой природы». В 1825 году он предпринимает попытку осуществить в жизни свои идеи, для чего покупает 30 тыс. акров земли в США, штат Индиана. Там Оуэн организовал коммунистическую производительную колонию, надеясь сразу пересоздать природу людей путём преобразования внешних условий. Из этой затеи ничего не вышло. Колония исчезла, Оуэн потерпел убытки, но не отчаялся, и в 1832 году он затеял в Англии новое дело. Желая уничтожить всякую торговую прибыль и посредничество денег, он устраивает в Лондоне «Биржу трудового обмена», куда всякий производитель мог доставлять товары, получая за них трудовые билеты, получая по 6 пенсов за каждый час труда, вложенный в продукт. Биржа тоже кончила банкротством. Несмотря на эти неудачи, идеи Оуэна оказали громадное влияние на общественное сознание, как в Европе, так и в России. Он не только дал первый толчок фабричному законодательству, которое вскоре получило самое широкое распространение, но указал на необходимость вмешательства государства и ясно поставил задачу борьбы с безработицей. Его же считают отцом теории кризисов в промышленности, которая объясняет их несоответствием производства с потребительными бюджетами масс, иными словами, с незначительностью потребительной доли богатства, которая достается трудящимся массам при системе соперничества. Оуэн считается духовным творцом кооперативного движения, ставящего своей задачей сделать потребителя производителем и устранить торговую прибыль.

 

ДЖОРДЖ Генри (1839 18??) ― экономист (США). Всемирную известность он получил после публикации в 1879 книги «Прогресс и бедность», в которой защищал идею «национализации земли». По учению классической школы прибавочная стоимость, именуемая обычно прибылью на капитал, делится на два вида: прибыль и ренту, а их происхождение сводит к «своеобразным условиям». Г. Джордж объяснял существованием особых воспроизводительных сил природы, которые всегда возрастают с течением времени. Зерно, брошенное в землю, дает прирост; скот дает приплод; вода, ветер и недра дают тепло и энергию и т.д. Прибыль всегда ― результат естественного прироста, который затем путем обмена лишь распределяется между всеми отраслями обрабатывающей промышленности. Социальное зло (бедность большинства и непомерное накопление богатств единицами) он видел не в чрезмерном возрастании прибавочной собственности вообще, а в возрастании одного из её видов ― в земельной ренте. В процессе экономического развития рента стремится возрастать и в конечном результате поглощает наибольшую долю рабочей платы и прибылей. Поэтому, по его мнению, все социальные реформы должны  быть направлены единственно на уничтожение ренты: государство должно присвоить себе основной источник её происхождения ― землю, при помощи установления всеобщего земельного налога, поглощающего без остатка всю ренту. Таким образом, Г. Джордж предлагал отнять у землевладельцев весь излишек дохода, приобретаемый ими вследствие общественных условий. (А. Миклашевский в Энц.Сл.Брокгауза, т. 20, с.554).

КООПЕРАЦИЯ (от лат. «сотрудничество») ― 1) одна из форм организации труда, при которой много лиц совместно участвуют в одном и том же процессе труда; 2) массовые коллективные объединения в области производства и обмена. Основные формы кооперации: потребительская, снабженческо-бытовая, кредитная, производственная. В СССР основными формами кооперации были: коллективные хозяйства (колхозы), промысловые кооперативы (производство товаров из местного сырья), потребительская и др.

КООПЕРАТИВНЫЕ СОЮЗЫ. Общая цель всех кооперативных союзов состоит в устранении или возможном уменьшении посредничества. Потребительские общества стремятся устранить посредничество торговцев. Общества взаимного кредита и ссудо-сберегательные кассы (кассы взаимопомощи при советской власти в любом учреждении) устраняют посредничество частных заимодавцев и банков. Производительные общества стремятся устранить посредничество между производителем и покупателем в лице предпринимателя.

Примечание Н.М. . В повседневной жизни 1920-30-х годов КООПЕРАЦИЯ играла очень важную роль. Это слово постоянно звучит в дневниках и письмах того времени. В Москве был открыт Кооперативный институт. Как и в других общественных организациях, во главе Союз кооператоров стояли политически активные люди. Об этом см. ниже, в материалах о Комитете Помгол под знаком Красного Креста. В 1930 году начался процесс делу «О контрреволюционной организации в системе сельскохозяйственной кооперации», и многие кооператоры «из бывших» пострадали. П.В. Чижов, отец Олега Павловича, оуэнист и бывший помещик, умер раньше, в 1927 году, а был бы жив (кто знает?), тоже мог быть арестован как кооператор.

 


 

 

ИЗ ЗАПИСОК В.П. ГОЛОВИНОЙ-ЭНГЕЛЬГАРДТ

(жены О.П. Чижова)

КУРСК – ВОРОНЕЖ — Ст. ОСКОЛ

 

В Воронеж мы переехали в начале революции, уже, по-видимому, в 1919 году. Начался тиф. Мой отец подозвал мать к окну: «Смотри, говорит, Лиза, не дай Бог умереть такой смертью». Мимо окна везли на санях-розвальнях покойников, покрытых рогожами. Вскоре после этого мы лишились отца, он погиб, может быть, и умер от тифа. Мать осталась без средств. В Воронеже мы сняли дом у фабрикантов, братьев Зотовых. Верхний этаж заняли мы, нижний ― семья моей тетки, Марии Николаевны с мужем П. Г. Синдеевым.

Время настало тревожное. Город берут то красные, то белые. Доносы, пытки. Вешали людей на столбах. Допрашивали и судили в монастыре св. Митрофания. Почему был арестован и посажен в подвал дома недалеко от монастыря Петр Григорьевич Синдеев, не знаю, но я носила ему передачи. Его вскоре выпустили, и Синдеевы уехали к себе в Грайвороновку. Мы с мамой остались одни во всем доме. Фабриканты Зотовы оставили свои дома и куда-то скрылись.

Гремели орудия, шла перестрелка. Мать нас троих устроила в подвале, заложив окна периной. Ни дров, ни еды, ни воды. Когда стихало, мама выбиралась ползком и откуда-то приносила воду. От холода у меня полопались пальцы на руках.

На открытое место недалеко от дома приземлился небольшой самолет. Вот тут-то нас и обнаружили. Пришли в дом красноармейцы: «Тётка! Куда девались буржуи?» Нас не тронули. Наоборот, отнеслись участливо, дали хлеба: «На тебе, вдова, помни нас». Мы поставили буржуйку (железную печку). Изрубили для неё красную мебель.

Сменилось правительство. Каким-то образом в доме появилась учительница, Александра Клементьевна. У неё был приемный сын. Как-то она устроила, наверное, через сына, что нас поместили в теплушку. Она снабдила нас едой, и мы поехали, сами не зная, куда закинет нас судьба. Ехали что-то долго, подолгу стояли на разъездах. Весна была в разгаре. На стоянках слушали соловьев. Где-то нас высадили.

Спросили у матери, куда нас отправить. Она ответила: «В Грайвороновку». И столько мы там претерпели нужды, голода. Травы не хватало на лепёшки, добавляли снятую с крыш просяную солому. Бабушку Надежду Ивановну вместе с теткой Маней выселили из большого дома, но тетке как инвалиду с одной ногой предоставили её же маленький домик, где мы все поселились и жили до смерти бабушки. До этого её ещё арестовали, увезли в старый Оскол и посадили в тюрьму. Нрава её не сломили. В тюрьме она отказалась выносить парашу. Хотели её расстрелять, мы ходили с ней прощаться. Но потом выпустили, и она вернулась домой. Было ей 63 года, умерла она в 1921 году от истощения и голода. Похоронили её на общем сельском кладбище.

Похоронив бабушку, мы перебрались в Старый Оскол. Все мы сестры учились. Мне посчастливилось окончить школу 10-летку. Младшим моим сестрам, Тамаре и Жене, окончить школу в Старом Осколе не пришлось. Их исключили по доносу об их «чуждом» происхождении.

По окончании школы в 1926 году я уехала в Москву к двоюродному брату Мише Синдееву. Он устроил меня на годичные курсы Моспрофобра, где он сам преподавал статистику.

 

 

Примечание Н.М. Потом Валерия Петровна Головина окончила курсы гидрометристов. В 1929-м году работала на реке Унже в лесомелиоративной экспедиции с В.М. Энгельгардтом, который стал её первым мужем. В той же экспедиции 1929 года они познакомились и с О.П. Чижовым. В.П. Энгельгардт овдовела, и в 1940 году вышла замуж за О.П. Чижова (тоже вдовца). Мы с мамой познакомились с семьей Чижовых в 1956 году. С тех пор мы на всю жизнь подружились с ними с их детьми (о чем речь впереди). В этом томе ещё два отрывка из Воспоминаний Олега Павловича помещены под 1927 и 1937 годами.

 

 

 

Е.Д. ТАННЕНБЕРГ. Рассказ о жизни в 1917-20-е годы см.  в Картинной галерее

 

 

flor. romachki 

 

ВОЕННЫЙ КОМИССАР В ТОРЖКЕ

 

САПУНОВ Александр Сергеевич (1890? – 1963, Ленинград)из крестьян, сельский учитель. В 1914 – 1917 был призван в армию, окончил в СПб школу прапорщиков (на одном курсе с А.Ф. Керенским) и воевал. После Революции, будучи членом ВКП (б), был назначен Военным комиссаром в городе Торжке. В начале 20–х вместе с женой и детьми переехал в Тверь, а в 1926 году — в Москву (по протекции А. Жданова). Работал в аппарате ВЦИКа, заведовал учебными заведениями Наркомата Пищевой промышленности. Получил три комнаты в бывших «Скворцовских номерах», расположенных во дворе дома, где размещалась приемная Председателя ВЦИК, его земляка М.И. Калинина (угол Моховой и Воздвиженки). В 1936 году оставил семью и перебрался в Ленинград. Репрессирован не был.

Жена: КРАССОВСКАЯ Прасковья Николаевна (1893 – 1973, Москва) родилась в селе Выдропужске в семье ямщика. Окончила Тверскую Учительскую семинарию («школу Максимовича»). В 1926 году окончила медицинское училище в Твери и в 1941 году ушла на фронт, была военным фельдшером.

Дети: Нина (1916 – 2005) и Юрий (1918 – 1984) – инженер–электрик.

Нина Сапунова окончила Химико–технологический техникум накануне войны и работала в НИИ по киноплёнкам, где и познакомилась с Алексеем Борисовичем Белявским, тоже химиком, в начале 1941 года. Не только Алеша, тётя Нина и их дети, Юра и Боря, но и её мать, Прасковья Николаевна, всю жизнь были очень близкими людьми и для бабушки, и для мамы, и для меня. Недавно Борис (сын Алеши и Нины) передал мне фотографии и другие материалы о семье Сапуновых–Крассовских, и благодаря появилась возможность и о них сохранить память в Летописце.

 

Красовские-Сапуновы. с. Выдропужск Тверская губ. Фото 1904

 

На этой фотографии 1904 года мы видим жену ямщика Алексея Крассовского, бабушку Агафью (она прожила более 100 лет!) с внучками и внуком. Слева стоит 10–летняя Прасковья, справа – её младшая сестра Вера (с книжкой «Рейнеке–лис» в руках), а у ног бабушки сидит их брат Леонид. Это дети Николая Крассовского и его жены Евдокии Егоровны, урожденной Бабановой. Снимок сделан в огороде того самого дома, где Вера Николаевна прожила всю жизнь и куда к ней каждое лето приезжали её сестра Прасковья с внуками и её племянница Нина с мужем. Несколько лет (с 1947 по 1951) в Выдропужск приезжали и мы с мамой (о чем см. в главе 9 под 1949 годом).

Евдокия Егоровна Крассовская (мать Прасковьи и Веры) писала стихи, и мне они очень нравятся. Два из них («Октябрины» и «Красная площадь») напечатаны в гл. 4 (о колхозах). Там же и её фото 1930 г.

После всех этих объяснений продолжим рассказ о военкоме Сапунове.

 

А. И. АНТОНОВА. «Мои воспоминания о А.С. Сапунове».

 

 

 

А. С. Сапунова я всегда вспоминаю с большой душевной теплотой и уважением. С моей точки зрения, главной чертой его характера было «умение говорить с людьми», что тесно связано с «умением располагать людей у себе». Эта черта его характера очень помогла ему вы работе Военным комиссаром Новоторжского уезда. В то время этот участок работы был очень важным. Это было время создания Красной армии. Нужно было организовать и мобилизацию на гражданский фронт, и призыв молодёжи в армию, и политико–просветительную работу среди красноармейцев, и многое, многое другое.

Хочется отметить А.С. Сапунова как оратора. У него был очень приятный тембр голоса. Его речь была литературной, и в то же время простой, отчего смысл её был понятен всем. Его выступления были всегда продуманы и обоснованы, он никогда не выступал только ради самого выступления. Свои мысли и предположения он защищал всегда вескими аргументами.

В помощь Военным комиссарам в деле организации Красной армии, Советское правительство присылало на места военных специалистов — бывших кадровых офицеров царской армии, которые признали Советскую власть и пошли работать с коммунистами. В город Торжок приехал бывший царский офицер, полковник Штюрмер. И вот сельский учитель и прапорщик Сапунов сумел говорить и работать с этим военным специалистом. У них пошла очень слаженная работа, и в итоге Новоторжский Военный комиссариат всегда был на должной высоте.

Как человеку А.С. Сапунову были присущи отзывчивость и душевность. К нему многие обращались за помощью — или устроить на работу, или с другими просьбами. Он всегда помогал людям и никогда не давал заведомо невыполнимых обещаний.

Сапунов и его жена, Прасковья Николаевна, были очень радушны и гостеприимны. Где бы они ни жили — в Калинине или в Москве, — их квартира редко была без гостей. В 30–х годах я часто приезжала в Москву в командировки и всегда останавливалась у Сапуновых. И почти всегда встречала у них кого–либо из Торжка или Калинина, и не с одним, а подчас с двумя–тремя земляками.

За вечерним чаем мы всегда вспоминали Торжок и нашу совместную работу.

Примечание Н.М. Свои воспоминания о Сапунове Анна Ильинична Антонова написала в начале 1970–х годов по просьбе сотрудников Краеведческого музея города Торжка, собиравших сведения о знаменитых земляках. Она всю жизнь дружила со старшими Сапуновыми, а потом и с их дочерью Ниной Александровной. По её просьбе А.И. Антонова отдала написанный своей рукой черновик, а сын Н.А. передал его мне. Так этот листок попал на страницы Летописца. Мне осталось лишь сказать то немногое, что известно о судьбе самой Анны Ильиничны.

Членом ВКП (б) она, судя по всему, стала ещё в Торжке, то есть в 1920–е годы, но в 1937 году была арестована и осуждена по 58 ст. как «троцкистка» на 10 лет ИТЛ. После освобождения в 1947 году, она жила в Калинине. В последние годы жила в доме для престарелых, где Нина Александровна (вместе с Борей) изредка навещала её. Анна Ильинична считала, что причиной её ареста стала её собственная неосторожность. Однажды она шла по улице с подругой и слишком откровенно высказывала свои взгляды на политику партии и положение в стране. Вероятно, она говорила слишком громко, кто–то услышал и донёс, потому что её арестовали дня через три после этого случая. Она умерла в 1976 году.