Зима 1907 года
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА НИНЫ
◊
5 января 1907 года. Праздники прошли и не весело, и не скучно, впрочем, я об них и не мечтала, и довольна, что хоть немного занялась тем, что было нужно.
В этом году, подводя, как всегда, итоги, и осматриваясь на себя, ещё раз и так определенно почувствовала, что «тонут розовые грёзы в тумане невозвратных дней». А то, что есть теперь ― уже не грёзы, не мечты, а действительность, и как таковая, скорее неприглядная, чем розовая. Но это как-то не испугало меня и не дало лишней грусти, я приняла это как должное, и от этого ещё раз поняла, что я уже взрослая.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ И СМЕРТИ
19 января 1907 года. В сущности, разве не мало человек победил в борьбе с природой, но остаётся, однако, самое важное, самое гнетущее и непонятное, — смерть. Но тут именно и происходит что-то странное. Человек не понимает смысла жизни, он считает её бесцельной, даже обидной, потому что живёт не по своей воле, а потому что так вышло по закону природы. И всё-таки, если являются все ужасные вопросы о цели жизни и смысле её, то это только потому, что человек боится смерти, не хочет её, не понимает её.
Победить страх смерти можно только, поборов страх жизни, потому что оба страха нераздельны. Человек, лишающий себя жизни, делает это, по-моему, из страха жизни, который вытекает из страха смерти. А ведь этот страх смерти вышел, в свою очередь, из узкого понимания им всего, что происходит, из-за неумения посмотреть на мир со стороны, стать тогда спокойным и побороть страх смерти, не боясь жить.
Поэтому надо жить во всю — не бояться жить до самой, так называемой, смерти. «Так называемой», потому, что её нет, а есть естественный переход во что-то другое, столь же естественное, как жизнь. Над этим можно думать и отмечать, как замечаешь, например, что уже осень, потом зима, а потом весна.
<…> Если исходить из того, с чего я начала, то не будет уже таким мучительным вопрос о конечных целях общественного прогресса. Прежде всего, этот вопрос перестанет быть мучительным, если отказаться от понятия о «конечной цели», а признать бесконечное стремление человечества к тому, чтобы победить страх жизни и смерти. И разве тогда это не прекрасно? И разве это не то, что нужно человеку для полного понимания Природы, и, следовательно, для гармонии с ней.
Ещё одно: жертвовать собой и знать, что всё это приравнивается, в конце концов, к нулю ― это обидно, этого нельзя допустить. Но, во-первых, нуль есть только в математике (и потому-то, вероятно, я её не понимаю), а математика, хотя она и точная наука, однако же, ведь её создал человек, которому свойственно ошибаться. А во-вторых, что значит жертвовать собой? Ведь если смысла и цели жизни нет, ― то не всё ли равно, а если она есть, или должна быть в гармонии с природой и в победе над страхом жизни и смерти, — то этого слова «жертвовать» не должно быть. Потому что, принося себя в жертву, ты только идёшь по тому пути, который избрало человечество для борьбы со страхом, опять таки, жизни и смерти, и, следовательно, это будет не жертва, а нечто такое, что поставит тебя выше обыкновенного непонимающего человека.
25 марта 1907 года. Год тому назад я возвращалась в этот день домой из больницы, проболев и физически и нравственно, с разбитыми нервами, с новым опытом и новыми, тяжело пережитыми впечатлениями. Возвращалась слабая, бледная, с ещё большим количеством вопросов в душе, ещё не зная, хочется ли мне жить. Весь первый день я горько-горько плакала ещё от болезни, но так же и оттого, что поняла, как много я пережила, и как мне будет тяжело жить. И всё же я думала — это болезнь. Но болезнь проходила, а нежелание жить оставалось. Дни были чудные, наступала весна, но у меня её не было. И вчера день был солнечный, светлый, хотя и свежий.…
Прошёл год, и сколько же опять принёс и унёс он. То, что приводило меня в ужас два года тому назад, перед чем я стояла год тому назад в сомнениях, — теперь я к этому иду сознательно и почти определённо. Это — судьба моя.
«И я сжёг всё, чему поклонялся, — и поклонился всему, что сжигал».
И вчера, уже не слабая и не больная, а бодрая, с новыми планами, я шла где-то за городом, по полотну железной дороги, попадая чуть не по колени в снег и застревая в грязи, отыскивая огонёк, который влечёт меня теперь и вселяет надежду на лучшее будущее. И я его нашла, и отогрелась среди хороших людей, тоже бодрых, верящих в своё дело. Год прошёл… Год назад я возвращалась, ещё не зная, как выйду из жизненного шквала… И мне приятно, что именно в этот день я была у огонька.
――――――――――――
Примечание. Эта запись в дневнике, как мне кажется, является свидетельством того, что зимой 1907 года Нина Евгеньевна стала посещать революционный кружок и, возможно, мечтала посвятить свою жизнь делу революции.
О её интересах и занятиях в те годы можно узнать по тем книгам, которые она читала. Названия книг и выписки из них находятся в той же Записной книжке, где она писала о своей поездке на голод, а потом и расписание занятий на курсах. Там же записан адрес Лиги образования народа, которая, видимо, занималась организацией Воскресных школ для рабочих, а заодно и вела среди них пропаганду социалистических идей.
Отмечу, что молодежь того времени с огромным интересом читала как раз те книги, которые нас, их внуков, во времена нашей молодости нисколько не интересовали. Более того, подобные книги вызывали у нас скуку, а ещё чаще ― отвращение и неприятие, потому что были связаны с ненавистными для нас предметами, истматом и политэкономией.
Итак, что же занимало умы юных курсисток 100 лет тому назад? Как видно из приведенного ниже списка, главным оставался «крестьянский вопрос», на который давали разные ответы анархисты, социалисты и марксисты.
◊
КРУГ ЧТЕНИЯ
Богданов. Новый мир. Его же. Эмпирический монизм.
«ВОСКРЕСНАЯ ШКОЛА». Книга для обучения взрослых. Изд. Сытина. Ц. 40 коп.
Герцен. «Былое». 4 тома
Давид Эд. Социализм и сельское хозяйство.
Джамшиев. Эпоха великих реформ.
Джордж Георг. Земля для народа.
Дубнов. История евреев.
Корнилов, Лаппо-Данилевский, Семевский. Крестьянский вопрос. Сб. статей.
П. Кропоткин. Об анархизме.
Маслов. Крестьянский вопрос.
Материалы по крестьянскому вопросу (Крестьянские съезды).
Менгер. Социализм и этика. Его же. Анархизм, индивидуалистическое и коммунистическое государство. Учение о новом государстве.
Пешехонов. Свет, хлеб и свобода.
Туган-Барановский. Теоретические основы марксизма.
Фрин. Анархизм и социализм
Чернов. К вопросу капитализма и крестьянства. Изд. «Сеятель».
◊
◊
Весна 1907 года
ВТОРАЯ ПОЕЗДКА НА ГОЛОД
В Казанскую губернию, Чистопольский уезд, село Старо-Ромашкино
◊
ПИСЬМА Н.П. КУПРИЯНОВОЙ и Е.А. ОШАНИНОЙ
◊
ПИСЬМО Н.П. Куприяновой из Казани – Н.Е. Белявской в Москву от
Казань, Верхне-Федоровская ул., дом Петуховой.
22 апреля 1907. Только что вернулась из деревни, милая Анна Евгеньевна! Нашла здесь Ваше славное письмо и карточку. Большое спасибо Вам за то и за другое. Милая Вы девочка! Верю, что Вам с Вашей вдумчивой душой много пришлось пережить. Когда-то я и сама переживала то же. И действительно, кто раз окунулся в горе народное, тому возврата назад нет. Пожелаю же Вам много и плодотворно работать и знаю, и твёрдо уверена, что в ней Вы найдёте удовлетворение…
Посылаю Вам мою карточку. Она не особенно удачна: сняли меня тогда в моей рабочей блузе, в которой я ездила по деревням. И мне хочется именно эту карточку послать Вам. Вкладываю в это письмо письмецо к Д.Н. Жбанкову. Он формирует отряд для Казанской губернии, и я прошу его принять Вас в число его членов. Буду очень рада повидать Вас и работать вместе с Вами. Дела здесь по горло: ежедневно кормим 34 600 человек.
Мечтаю послезавтра выехать в Москву на Пироговский съезд и …боюсь, что дела меня не пустят. Если поеду, зайду к Вам. Шлю Вам мой привет. Всего вам доброго. Н.Куприянова.
◊
ПИСЬМО Н.П. Куприяновой из Казани – Н.Е. Белявской в Москву
5 июня 1907. Казань.
Милая Нина Евгеньевна! Сейчас приехали. Дорогой порядком вымокли. Сажусь, чтобы написать Вам, что в Чистополе я Ивана Пр[охоровича?] не застала. Постараюсь поймать его здесь, в Казани. Досадно, что не могла исполнить обещанного. Н. В. Дерягину я сказала, что просила Вас раздать лично сахар и собрать сведения о скоте и в тех деревнях, где открыты пекарни и столовые им самим. Мне кажется, что Вы живо справитесь со статистикой своих деревень и с добавлениями столовых и сможете двинуться дальше.
Вижу, что от Вас мне два письма (одно к Елене Константиновне), но ещё не успела их прочитать. В Казани на меня свалилась такая масса дел, что дохнуть некогда. Шлю Вам мой привет, не мучайте себя очень-то. Помните, что впереди ещё много, много работы, которой (думаю, что не ошибусь) Вы решили отдать своё молодое хорошее сердце. Крепко целую Вас. Всего доброго!
Всем товарищам привет, а Ю.А. [Юрию Александровичу Коробьину] скажите, что я предъявлю ему иск, если он привезёт Вас ко мне вконец истощённой работой. Пишите хоть изредка.
Мой адрес: Тетюши, Казанской губернии, в деревню Христофоровку, мне. Н.Куприянова.
◊
ПИСЬМО Н.П. Куприяновой из Казани – Н.Е. Белявской в Старо–Ромашково
6 июня 1907. Милая Нина Евгеньевна! Письмо Елене Константиновне передала; она очень благодарит Вас, просит передать привет и поцелуй. Очень хочет Вас видеть. На возвратном пути надо бы как-нибудь устроить свидание. Она здорова и бодра, хлопочет о переводе в Саратов. И.П. Колычева так и не удалось повидать, но хочу Вам указать другой путь. Съездите десятого в Чистополь, зайдите в Управу, спросите там Александра Тимофеевича Корчебанова и попросите его проводить Вас к его сестре Анне Тимофеевне Корчебановой. Ей уже написали о Вас, и она даст Вам все нужные сведения. Они поражают. Всего доброго! Крепко целую Вас. Всем привет. Черкните в Христофоровку. Получили ли Вы оба мои письма? Н.Куприянова.
◊
ПИСЬМО Елены Конст. Ошаниной из Казанской тюрьмы
Наверху листа надпись: Прокурорским надзором просмотрено.
Штамп: Писано в конторе Казанской Губернской Тюрьмы.
Казанская Губернская Тюрьма
Камера № 21
6-го июня 907 г.
Дорогая, хорошая Анна Евгеньевна! Сейчас у меня была Наталья Петровна [Куприянова]. От неё узнала, что Вы опять в Казанской губернии, что Вы приходили ко мне на свидание, но Вас не пустили. Ужасно рада, что Вы не забыли меня. Хотя мы с Вами не сходимся в убеждениях, но у меня осталось о Вас самое лучшее воспоминание. Страшно досадно, что не удалось повидаться. Знаете, я совсем разучилась писать ― ведь больше года ни с кем не переписывалась, а сейчас ещё несколько волнуюсь, поэтому Вы не взыщите на бестолковость письма. Откладывать на неделю не хочется: здесь только по средам можно писать письма.
Вы, конечно, знаете от Натальи Петровны о моём приговоре. Но недавно я подала заявление о своём настоящем имени, и теперь неизвестно, придётся ли мне сидеть 2 года, или меня будут снова судить и отправят на каторгу. Ведь Вы и не подозревали, что с Вами под одной кровлей живёт такая преступница ― беглая из Сибири! Да, милая Анна Евгеньевна, я Вас обманывала, выдавала себя не за то, что я есть. Ну, за мной идут [вести] на прогулку. После допишу.
Вот и я подышала свежим воздухом. После гулянья всегда лучше себя чувствуешь. В камере душно. Расскажу Вам в нескольких словах свою биографию. В Саратове я училась в фельдшерской школе, была на 3-м курсе. За участие в демонстрации в 1902 году я была осуждена на поселение в Восточную Сибирь. В 1903 году меня поселили в Енисейской губернии, откуда я бежала в 1904 и с тех пор жила нелегальной. Мне случайно удалось пристроиться к Пироговскому отряду, и таким образом я очутилась с Вами и Вер. Аб. в Александровке. Меня арестовали через неделю после того, как Вас увезли больную. Право, удивительно, как это я не заболела.
Тюремную жизнь описывать не стоит! Слишком она однообразна и неинтересна. Каждый пустяк, на который на воле не обратил бы внимания, здесь представляется громадным событием. Чувствую себя сравнительно недурно. Читаю много, но, надо сознаться, голова работает плохо ― болит она у меня часто и тяжёлая всегда. Память стала скверная.
Недавно ко мне приезжала тётка. Я её давно не видала, конечно, очень обрадовалась. Теперь мне приходится сидеть без свиданий, потому что Софья Алекс[еевна?] уехала, а девицу, которая хотела ходить ко мне, не пускают: она сама раньше сидела в тюрьме. Я очень благодарна Софье Алекс. и Наталье Петровне [Куприяновой]: они обо мне всё время заботились, несмотря на то, что меня совсем, в сущности, не знают.
Надо кончать. Сейчас придут за письмом. Пишите, дорогая, побольше. Вы мне этим доставите громадное удовольствие. Крепко целую, от души желаю всего лучшего. Пишите на прокурора Окружного Суда. Когда думаете ехать обратно? Знаю, что в июле, но в каких числах? Как бы я рада была, если бы Вас пустили ко мне на свидание. Наталья Петровна говорит, что Вы очень похудели. Это нехорошо с Вашей стороны. Боюсь, что Вы на голоде совсем изведётесь. Е. Ошанина (Слободовская)
◊
ПИСЬМО Елены Конст. Ошаниной из тюрьмы.
4 июля 1907. Камера №20 (так!)
Не знаю, дорогая Нина, успеете ли Вы получить моё письмо до отъезда. Ваше письмо получила в среду вечером, мне так хотелось сейчас же ответить Вам, но уже было поздно, и пришлось ждать целую неделю. Ваше письмо мне доставило большое удовольствие и напомнило то время, когда я сама жила среди татар. Я его прочла несколько раз, а потом всё ходила по камере, вспоминала Вас, а также своё прошлое. Кажется, я Вам не говорила, что в 1899 году мне пришлось заведовать столовой в татарском селе Казанского уезда. Действительно, трудно жить среди населения, языка которого не знаешь. За два с половиной месяца я выучилась говорить только самые необходимые слова. Конечно, чаще всего приходилось употреблять слово «бельмеш», которое, наверное, и Вы часто пускаете в ход.
Знаете, милая, я начала, было, жалеть, что затеяла с Вами переписку, боялась, чтобы Вам не причинило каких-нибудь неприятностей знакомство с такой крамольницей, как я. Но теперь я успокоилась: уверена, что всякий здравомыслящий человек поймёт, что можно любить и уважать человека, будучи с ним разных убеждений. У меня много знакомых, которых я очень люблю, но с которыми я не схожусь во взглядах.
Ну, буду отвечать на Ваши вопросы. Камера у меня ничего себе, довольно чистая, во втором этаже, только теперь очень жарко и душно. Гуляю два раза в день по часу с одной уголовной, которая осуждена за кражу на 2 ½ года. После прогулки особенно заметна духота в камере. Книг хороших здесь много, но я теперь почти ничего, кроме беллетристики, не читаю. Дело в том, что с моей головой творятся скверные вещи, поэтому решила дать ей отдых до осени. Да и доктор посоветовал не читать серьёзных книг. Вообще, мне приходится бояться за свою голову, потому что у меня скверная наследственность. Впрочем, теперь она лучше ведёт себя, болит гораздо меньше, надеюсь, что к осени совсем исправится. Писать можно сколько угодно: нам выдаются прошнурованные и пронумерованные тетрадки. Но я, кроме выписок из книг, ничего не пишу. Нет способностей, да нет и охоты писать, когда знаешь, что твоё писание всегда могут прочесть посторонние люди. Я теперь занялась рукоделием. Я всё шила, а теперь начала вышивать полоски [?], которые хочу вышить к Вашему приезду, может, они Вам пригодятся.
На свидание ко мне никто не ходит, но как-то приезжал дядя с женой и дочкой, гимназисткой 7-го класса, которую я не видала 4 года. Ужасно была рада. Конечно, в ней я нашла большую перемену. Я привыкла вспоминать её девочкой, а тут увидела перед собой взрослую девицу. Странно как-то было. Теперь буду ждать Вас, дорогая Нина. Надеюсь, что Вы ничего не имеете против того, что я стала звать Вас по имени. Я так больше люблю. Вы меня тоже зовите просто Еленой. Знаете, у меня осталось много Ваших вещей: я впопыхах забыла их уложить Вам. Мне они очень пригодились. Из Вашей кружки пью чай, с напёрстком шью и так далее, одним словом, за что ни возьмусь, то вспоминаю Вас, если голова ничем не занята, но и без них бы, конечно, я Вас часто вспоминала.
Относительно своей дальнейшей судьбы всё ещё ничего не знаю, да о ней я мало беспокоюсь. Будет, что будет. На перевод в Саратов не надеюсь. Хоть бы до осени вы поскорей уехали к своим в деревню. Вам надо отдохнуть.
До свидания. Надеюсь скоро Вас крепко поцеловать. Е. Слободовская (Ошанина).
Рука сама написала раньше чужую фамилию.
Примечание. Итак, настоящая фамилия Е.К. ― ОШАНИНА, а чужая ― СЛОБОДОВСКАЯ. К сожалению, мне ничего не удалось о ней узнать.