Главав 25 ИСТОРИЯ НОВЫХ РАСКОЛОВ.

Политизация Церкви. — Хроника новых расколов. — Параллельные расколы в России и в эмиграции (обновленцы-западники и консерваторы-славянофилы).

 

 

 

 

 

 

ПОЛИТИЗАЦИЯ ЦЕРКВИ

 

Для Великой Революции нехватало политических партий, но вскоре и они были импортированы из Европы, так что к концу XIX в. по всему пространству огромной Российской империи, от столиц до национальных окраин, народы стали жить в условиях масонского террора и привыкать к мысли, что «тиран» (Царь) должен быть убит, а «клерикалы» (Православная Церковь) должны отказаться от насилия над личностью и предоставить всем «свободу совести», она же «веротерпимость».

 

Так в 1810-е годы начался следующий этап — на место архаичной сети религиозного сектантства и старообрядчества была наброшена сеть сначала нелегальных «кружков» (петрашевцы, нечаевцы, чайковцы), затем глубоко-законспирированных террористических организаций с романтическими названиями «Народная воля» и «Черный передел», лидеры которых жили в туманном Альбионе, в Париже и Швейцарии. В те времена еврейским банкирам казалось очень выгодным «инвестировать» свои капиталы в такой бизнес, как «русская революция». Они начали практиковать это еще с Герцена, который издавал свой «Колокол» на деньги одного из семи Ротшильдов, а уж потом это вошло в привычку. На этих «инвестициях» в черте еврейской оседлости взросли идеологи сионизма и первые социал-демократы-евреи (БУНД), под руководством которых туземцы-интеллигенты стали повсюду распространять СЕТЬ «рабочих кружков». В 1897г. в Базеле прошел I-й съезд сионистов, а через год в Минске — I-й съезд РСДРП и БУНДа. Для более состоятельной публики в те же годы масонство озаботилось открытием лож в России, и уже на их основе стало формировать более солидные партии по типу европейских.

 

Необходимо добавить, что в те же руки постепенно переходили все учреждения народного образования — университеты, гимназии, коммерческие и реальные училища, а к 1912 году уже и в деревне начальное образование, ранее сосредоточенное в церковно-приходских школах, перешло в руки Земщины, то есть опять же революционных безбожников интеллигентов. В меньшей степени зависимыми от этих новых классов оставались Армия и Церковь, но ненамного в меньшей. Образование в Духовных школах (Семинария и Академиях) было построено по общепринятой в Еропе протестантской системе. И здесь со временем образовался слой интеллигенции, главным образом, из профессуры, а ко второй половине XIX в. и особая церковная интеллигенция, для которой наименование придумал митрополит Антоний (Храповицкий) — «ученое монашество». Неученое обитало в монастырях и состояло из детей крестьян, купцов и сельского духовенства (пономарей и дьячков).

Ученое монашество формировалось из закончивших курс Академии детей священников (Патриарх Тихон, Патриарх Сергий), дворян (митрополит Антоний, архиепископ Андрей (кн. Ухтомский) и разночинцев (еп. Михаил Семенов, еп. Антонин Грановский). Далее их жизненный путь складывался одинаково: они принимали постриг прямо в Академии в возрасте от 21 до 25 лет, затем преподавали, становились доцентами и ректорами Академий в 27-32 года, и епископами в 32-35 лет. Именно такой путь прошли все архиереи, имена которых мелькают на страницах истории новых расколов.

Что касается клира, то в основном по стране (в провинции и сельских приходах) вплоть до Революции большая часть священнослужителей попрежнему были детьми из духовенства. Но и здесь постепенно происходило размывание сословия. При этом оно шло в обе стороны: как за счет оттока детей священников в интеллигенцию и даже «в революцию» (Сперанский, Чернышевский, Добролюбов, А.Введенский и др. обновленцы), так и наоборот, — за счет притока в белое духовенства интеллигентов. В Православную Церковь они приходили, перепробовав «работу» в политических кружках и партиях, в религиозно-философских кружках и обществах, в общинах толстовцев и хлыстов, а иные и в ложах розенкрейцеров, членами которых остаются до смерти. Так же, как ученое монашество миновало монастыри, так немалое число священиков из интеллигенции обходилось без приходов (например, Павел Флоренский). Они преподавали, делали доклады на собраниях религиозно-философских обществ, писали статьи о необходимости «обновления» Церкви в церковной и разной другой периодике, потом из них же составилось ядро обновленческого раскола, известное по названию документа «Письмо 32-х».

 

После Манифеста 17 октября 1905 г. началась легализация ранее конспиративных партий, создание новых и подготовка к первым в истории России «многопартийным выборам» в первую Госдуму. Через два месяца партии решили попробовать сделать революцию, но первый блин вышел комом. Пришлось ждать еще 12 лет, и за это время политический спектр полностью оформился: на «ПРАВОМ» фланге расположились националисты с окраин и русские националисты под флагом защиты монархии (в просторечии «черносотенцы»). Чуть «влево» расположились «почти правые» октябристы во главе с выходцем из федосеевского согласия беспоповцем А.И.Гучковым. Либералы-буржуи вместе с оплачиваемой ими интеллигенцией оформились в партию конституционных демократов (в просторечии «кадеты») и в партию «прогрессистов». Главарями кадетов стали историк Культуры, профессор П.Милюков, и потомственный старовер Коновалов, а прогрессистов возглавил поповец с Рогожи П. Рябушинский. За фигурами Гучкова, Коновалова и Рябушинского стоял влиятельный клан раскольнической буржуазии. Трудовиков возглавил присяжный поверенный А.Керенский, эсеров — профессиональный террорист А.Чернов, а «дитя БУНДа», партию российских социал-демократов возглавляли: «правых» — еврей Цедербаум-Мартов, «левых» — полукалмык-полунемец В.И.Ульянов-Ленин. Левее были разве что анархисты, но их лидер, князь П.Кропоткин, жил в Лондоне и приехал в Россию только тогда, когда уже все началось.

 

О связи раскола с политической борьбой выше уже в общих чертах говорилось, и теперь скажем о ней подробнее. Еще раз ответим на вопрос: какое отношение к занимающей нас проблеме церковных расколов имеют политические партии? В этой таблице на этот раз «церковные расколы» перечислены не в хронологическом порядке, а в соответствии с тем, какие масонские или сектантские структуры их организовали и финансировали. Еще раз повторим, что случившиеся после Революции расколы еще ДО Революции имели связи с разными политическими направлениями и что каждое политическое направление получило «свою церковь» во главе с тем или иным лидером-епископом, и эти «церкви по интересам» и являются тем, что называется «новыми расколами».

Конкретные обстоятельства возникновения этих расколов, авторитет их лидеров, мотивы нарушения церковных канонов, споры о том, кто был прав, а кто виноват, — все это вместе не имеет прямого отношения к ВЕРЕ в Бога и в Его Церковь. Прямое отношение к догматике и канонам имеют лишь плоды, потому что сказано: «по плодам узнаете их». Можно, конечно, найти и ереси, и нарушения канонов во всех этих расколах, но нарушением канонов в тех экстремальных условиях, возможно, грешили и те, кто принадлежал к Православной Церкви. Однако в отличие от раскольников, как бы ни клеветали на митрополита Сергия и других иерархов Московской Патриархии бежавшие в эмиграцию «хранители веры», как раз она-то и оказалась свободной от политического ангажирования и НИКОГДА не получала деньги ни от «красного», ни от коричневого» антихриста», ни от «белых», ни от «голубых» масонов. Во время войны Церковь, правда, сама оказала моральную и финансовую помощь Красной Армии, то есть, по интерпретации зарубежников помогла «красному антихристу», но она помогла этим победить другого, «черного», которого те же зарубежники приняли за «богоданного Вождя». До такого умопомрачения верующие в Советском Союзе все же не доходили, и священнослужители не призывали «строить коммунизм», молиться «лично за Сталина», тем более как за «богоданного Вождя». А ведь именно так обращались к Гитлеру «карловацкие» иерархи. Ни одному священнослужителю Московской Патриархии не пришлось пропагандировать с амвонов чуждые Церкви политические лозунги и благословлять отряды юных религиозных террористов на убийства, как это делал митрополит Антоний в 1922 г.

Как ни странно это, может быть, звучит, но в условиях страшных гонений и идеологического пресса, Православная Церковь, будучи лояльной к жестокой и безбожной власти, оставалась

 

 

СВОБОДНОЙ от политиканства и, конечно, от масонизации, потому что в Советском Союзе масоны были не только запрещены, но с конца 20-х годов уничтожались физически. О том, насколько Церковь была далека от властей придержащих, можно судить по событиям последних 10 лет, когда Русская Православная Церковь оказалась вновь ввергнута в пучину следующей Революции. Готовящие эту революцию-перестройку политиеческие силы, как внутри страны, так и за рубежом, о грядущих событиях, судя по всему, знали или догадывались, а потому они быстро сориентировались и приняли самое активное участие в разрушении Советского Союза и в ослаблении только-только вздохнувшей от гнета Московской Патриархии. И лишь она ничего не знала заранее, а потому не смогла сразу противостоять очередному нашествию «цивилизованных» европейцев на Россию.

 

Огромная финансовая поддержка всем противникам Православной Церкви была оказана их покровителями из-за рубежа. Из США вернулись на Украину желто-блакитные автокефалисты. Ватикан возбудил униатов. Зарубежники явились на Русь и стали чинить здесь форменное безобразие — открывать приходы в чужих епархиях. На деньги Ватикана заговорил радиоканал, на котором 24 часа в сутки стали вещать обновленцы, филокатолики и баптисты. На головы неофитов обрушился поток изданных ИМКА-ПРЕСС богословских опусов, мемуаров и толкований веры «евлогиан», «софианцев», экуменистов и евразийцев. Церковные лавки в первые годы буквально были завалены этой продукцией, изданной на масонские деньги в типографиях Парижа и Берлина, Нью-Йорка и Джорданвиля. Там, за рубежом, «глядя из Парижа, Лондона и Берлина», масоны написали целую библиотеку по история Церкви и о духовном возрождении России. Здесь, в России, книги тоже были написаны, но не было знакомых масонов, чтобы финансировать их издание. И многие книги до сих пор хранятся в рукописи. На Западе книги написали такие крупные знатоки дела и известные масоны, как: 2-й обер-прокурор уже не царского Синода, член Временного Правительства А.Карташев (он же бывший участник «агап» З.Гиппиус); бывшие легальные марксисты, кадеты и члены соловьевского кружка, «софианцы» С.Булгаков, Франк, П.Струве (масон); Н.А.Бердяев и М. Осоргин (масон), Зеньковский и Красавин — несть им числа. Все эти книги, благодаря симпатизирующим заграничным страдальцам священникам и профессорам, стали основными учебными пособиями не только во вновь открывшемся по примеру «парижских братьев» Богословском интституте, но и в Духовных школах, где по ним учатся будущие монахи и священники.

 

Думается, что это «информационное нашествие» вкупе с созданными по образцу масонских структур, но под «древлеправославными» названиями, «братствами», «обществами ревнителей», «союзами хоругвеносцев и звонарей», сотнями «православных лицеев, колледжей, университетов, академий и институтов», по нанесенному для Православной Церкви вреду вряд ли может сравниться с открытием нескольких приходов «зарубежников» или сектантской подрывной деятельностью малочисленных групп катакомбников. Какие громадные «инвестиции» вновь пришлось вложить разноплеменным банкирам, чтобы осуществить это нашествие!

 

Так почему же могли произойти те расколы, после той Революции, и почему в среде современных православных епископов, клира и мирян находится немало сочувствующих тому или другому расколу? Ответ и для той, и для другой эпохи один: Православная Церковь состоит из людей, живущих в мире, пронизанном оккультной пропагандой, с детства формирующей мировоззрение и мировосприятие человека, а потому вольно или невольно он становится идолопоклонником разных культурных, политических и научных направлений или живых и мертвых кумиров. Но было бы наивным думать, что когда-либо было по-другому, что эдикт св. Константина в 312 г. открыл новую эру, а акт отречения св. Николая в 1917 г. эту эру завершил. Новую эру открываю не цари и не они ее закрывают. Достаточно почитать беседы-проповеди св. Иоанна Златоуста в храмах Константинополя через 50 лет после эдикта или русский Стоглав 1551 г., или проповеди св. Тихона Задонского в 1766 г. в Воронеже, или «Троицкие листки» архиепископа Никона (Рождественского), издаваемые в канун Революции, чтобы убедиться в том, что церковный корабль всегда двигался в бушующем море оккультизма, из бездн которого всплывали жуткие чудовища.

 

 

 

Ко времени Революции 1917 г. большая часть населения Российской империи, была ПОЛИТИЗИРОВАНА, то есть принадлежала не к Церкви, а к Антицеркви, ведущей борьбу за власть. Подданные ненавидели Царя и мечтали о Революции. Прихожане рассуждали о необходимости церковной Реформации, называя ее «обновлением», требовали перевести богослужение на русский язык и дать «демократическое» устройство приходам. Так же, как по вопросу о захвате власти и свержении Царя жители царской России расходились во мнениях и относились к разным политическим партиям, точно так же они распределялись по всему политическому спектру в вопросе о «церковном обновлении». Одни были «правыми», то есть разделяли убеждения охранителей-монархистов и туманные идеи шеллингианства славянофилов. Другие, западники, увлекались модным в ту пору социализмом и мечтали свергнуть не только Царя, но и церковных иерархов, и устроить такую же комфортную «церковь», каких много понаделали протестанты в Европе и США. При всех разногласиях все они могли бы добиться «консенсуса» под лозунгом: «Обновленное Самодержавие и обновленное Православие с обновленной (или удревленной) Народностью».

 

Разговоры о будто бы назревшей необходимости «церковной реформы» велись повсюду и всеми, и когда Революция грянула, Царь отрекся, а Временное Правительство срочно организовало созыв Поместного Собора на началах «представительства», то в числе его 564 участников оказались представители многих политических партий, члены религиозно-философских кружков, теософы и антропософы, филокатолики и «ревнители» (поклонники «духовного опыта» старообрядчества). В соборных комиссиях каждый лоббировал интересы той «партии» и того «направления», к которому принадлежал, а когда разразилась Гражданская война, то одни по убеждению, другие по обстоятельствам оказались по разные линии фронта: одни воевали за «белых» (масонов и либералов безбожников), другие на стороне «красных» (сильно иудаизированных социал-демократов и тоже безбожников).

 

В эмиграцию ушли 3-4 млн человек и, если не считать казаков, то из России удалился некий «малый народ», вся правящая верхушка вместе с обслуживающей ее «передовой интеллигенцией». Среди эмигрантов одни были «белыми» по убеждению, то есть масонизированными либералами, «творцами» Февральской революции. Эти расселились преимущественно в Париже, где и стали «работать» в ложах Великого Востока Франции. Другие принадлежали к «правому» крылу политического спектра, национал-монархистам, и в Гражданской войне воевали на стороне «белых» безбожников вынужденно. В Сербии, где по преимуществу жило русское воинство, пылавшее страстной мечтой вскоре вооружиться и освободить Россию от большевиков, был создан Высший Монархический Совет, а при нем из Южного ВЦУ образовалас» «монархическая церковь» во главе с митрополитом Антонием (Храповицким).

 

Парижане-либералы вовсе не жаждали восстановления монархии, а потому уговорили еще одного митрополита, Евлогия (Георгиевского), устроить им отдельную масонскую «церковь за рубежом». Для этого потребовалось всего ничего: перевести дотоле подчинявшиеся ему приходы из юрисдикции Московской Патриархии в юрисдикцию масона Константинопольского патриарха. Таким образом, к середине 1930-х годов все крупные политические партии и сектантские движения обзавелись своими «церквами», они же расколы: большевики пестовали  «обновленческий», монархисты вдохновлялись на грядущее завоевание России «зарубежниками»; кадеты-октябристы-прогрессисты в перерывах между «работой» в ложах, читали и слушали лекции в «евлогианских» учеьных заведениях. Старообрядцы передавали свой «многовековый опыт» антицерковного протеста новоявленным катакомбникам. Осталось добавить, что и усилия организаторов религиозно-философских кружков не прошли даром. В эмиграции пышным цветом расцвели разные ереси, зародившиеся в начале века: «софианство», «рерихисты», «евразийцы» и набиравший силу экуменизм..

 

Напомним, что ВСЕ политические партии — от крайне правых (черносотенцев-монархистов) до крайне левых (кадетов и социал-демократов) — все без исключения были созданы и существовали на деньги буржуазии (в том числе старообрядческой и еврейской), а партноменлатура (лидеры, ЦК и прочие Органы), как правило, состояли из представителей интеллигенции (профессоров, юристов, врачей). На те же деньги каждая партия имела возможность издавать периодическую печать (газеты и журналы), и остальная, творческая, интеллигенция (философы, писатели, поэты, художники и актеры) распределилась на кучки вокруг этих органов. Гонорары оплачивались, естественно, из тех же карманов. Здесь, возможно, следовало бы привести конкретные факты, чтобы не получить нареканий в голословности и даже клевете. Но этими фактами наполнены сотни книг, малая толика их уже была приведена в предыдущих главах и нет смысла вновь их пересказывать. Любой может сам полюбопытствовать в каждом отдельном случае, из какого сословия тот или иной деятель вышел, какое и где образование получил, в каком издательстве и журнале печатался, и кто был владельцем и редактором этого органа. То есть, грубо говоря, кем он был нанят, или, изящнее, ангажирован.

 

ХРОНИКА НОВЫХ РАСКОЛОВ.

 

Церковные расколы начались через несколько дней после Февральского переворота. Далеко не все из них были массовыми. Одни из них можно назвать «народными» (будущие катакомбники), другие — «националистическими» (автокефалисты), третьи — затронули лишь буржуазно-интеллигентную прослойку. Это тем более важно иметь в виду, что начавшаяся после отречения Царя война между «белыми» и «красными», между либералами и консерваторами, между «западниками» и «славянофилами» продолжается и в наше время, а «церковные расколы» распределились по всему спектру между этими политическими и культурными крайними течениями. Чтобы в этом убедиться, в нижеприведенной таблице расколы перечислены с указанием тех партий и сект, ради которых они устраивались, и сословной принадлежности их лидеров и «паствы».

 

 

 

Таблица. Перечень новых расколов в хронологическом порядке

(даны их просторечные названия, употребляющиеся в литературе)

Начало           Названия расколов                Партии, секты, кружки                     Сословный состав

 

1917 Автокефалисты                                  Националисты окраин                                интеллигенты

1917 Катакомбники                         Сектанты (хлысты, иоанниты)                  мелк. бурж. и крестьяне

1921 Обновленцы                           Социалисты («западники»)             интеллигенты

1921 Карловчане (в Сербии)                      Монархисты («славянофилы»)   интеллигенты, аристократы

1925 Андреевцы, Новозыбковцы      Староверы и единоверцы                мелк. бурж. и крестьяне 

1927 Иосифляне и даниловцы      «Ревнители»                                     интеллигенты

1927 Евлогиане (в Париже)            Кадеты и др. («западники»)   интеллигенты и буржуази

 

 

В таблице курсивом выделены те разновидности раскольников, которые напрямую были связаны с дореволюционным сектанством и «старообрядчеством», так сказать, «выросли» из них. Жирным шрифтом выделены те расколы, которые «выросли» на почве «прогрессивной» интеллигенции, которую, повторим, было бы правильнее считать сектой «нового типа». Изучение рани х периодов этих расколов позволяет сделать несколько довольно интересных выводов:

 

1) Сразу после революции произошел рецидив запущенной болезни: в губерниях с массовым распространением сектантства и старообрядчества часть населения была совращена в ранее существовавший раскол под влиянием исходивших из этой среды апокалиптических настроений. Он был довольно массовым и состоял из представителей мелкой буржуазии, городской и сельской (кулаки). Катакомбный раскол фактически был (и остается) продолжением и вырождением старообрядческого с тем существенным отличием, что на этот раз к нему присоединились епископы, как модернисты-обновленцы, так и «ревнители»-иосифляне. Это существенное отличие позволило новым «поповцам» после 1927 г. создать лжеиерархии, несколько «истинно-православных церквей» (ИПЦ), к которым присоединились часть «новых беспоповцев», до этого существовавших в виде мелких сектантских общин «истинно-православных христиан» (ИПХ).

 

2) Остальные расколы лишь условно можно назвать новыми, так как они были инициированы и состояли из представителей двух сравнительно новых сословийбуржуазии и интеллигенции, которые при этом фактически и не принадлежали к Православной Церкви, но активно ему способствовали. Те же, кто принадлежал, были озабочены одним — как ее «обновить» и «оживить» по образцу протестантских, старообрядческих и даже первохристианских общин.

 

3) Февральскую Революцию готовили и совершили те же самые новые сословия, затем они активно участвовали в антимонархическом «белом движении» и были вынуждены стать эмигрантами. Но среди них были и те, кто до Революции составляли «правое» крыло политического спектра, в просторечии называвшиеся «черносотенцами». Поэтому епископы, оказавшиеся в эмиграции, раскололись на три части. Самая меньшая осталась верна Святейшему Патриарху Тихону и (после его смерти) Местоблюстителям Патриаршего престола (св. митрополиту Петру и митрополиту Сергию). Большая часть во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) образовала самочинную «церковь за рубежом», очень скоро расколовшуюся на «карловчан», живших в Сербии и возглавивших монархическое движение, и на «евлогиан», названных по имени другого митрополита Евлогия (Георгиевского). Он обосновался в Париже и под давлением своего либерально-кадетского окружения перешел под юрисдикцию масонизированного Константинопольского Патриархата.

 

4) Внутри России высшие органы управления Церковью захватили обновленцы и, как реакция на это, начался массовый уход верующих в «катакомбы».

 

Итак, Российская Империя была разрушена — свержен и убит Император, уничтожена система управления и армия, отделились окраины. Епископат государственной Церкви и, за редким исключением, весь церковный народ, приветствовали свержение Царя. Тогда многие надеялись, что Февральский переворот только улучшит положение Церкви, освободит ее от обер-прокурорского надзора и даст возможность провести Поместный Собор и те реформы, о которых столько лет мечтали. Однако случилось по другому. Собор, правда, удалось провести, и на нем даже восстановили патриаршество, но положение Церкви это не улучшило.

 

После смерти Святейшего Патриарха Тихона многие епископы посчитали правомерным оспаривать канонические права назначенных им Местоблюстителей. В результате произошли подряд еще несколько расколов, связанных с именами митрополитов Григория (Яцковского), Агафангела (Преображенского) и Иосифа (Петровых). «Григорианский» и «ярославский» расколы были кратковременны и немногочисленны, но «иосифлянский», поддержанный влиятельными группировками «даниловцев» и «мечевцев», охватил почти весь остававшийся к тому времени на свободе епископат. Многие «иосифляне» не решались открыто порывать с Церковью, но отказывались поминать имя Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Их называют «непоминающими» и раскольниками не считают, более того, многие из них ныне канонизированы. Большая часть из неподчинившихся Предстоятелю Церкви и Св.Синоду епископов, как и все духовенство, подвергались репрессиям и погибли в ссылках и тюрьмах. Немногие, оставшиеся в живых, ушли к «катакомбникам», к этому времени уже разделившимся (так же, как и старообрядцы XVII в.) на «беспоповцев» и «поповцев». И так же, как в случае со старообрядческим расколом, «катакомбный» раскол объединил разнородные группы сектантов. Множество новоявленных сект хлыстов, иоаннитов и имябожников составили в этом расколе «беспоповщину», а группы единоверцев и беглопоповцев, получившие от архиепископа Андрея (Ухтомского) незаконно поставленных лжеепископов, образовали несколько лжеиерархий, каждая из которых ныне объявляет себя «истинно-православной церковью» (ИПЦ).

 

ПОПЫТКА РЕФОРМАЦИИ ЦЕРКВИ

НА ПОМЕСТНОМ СОБОРЕ 1917-1918 гг.

 

Из перечня лидеров новых расколов видно, что расколы возглавили наиболее известные и авторитетные архиереи, можно сказать, Священный Синод, избранный на только что прошедшем Поместном Соборе. Приведем краткие сведения об этом Соборе. Канонически правильным церковным Собором мог быть только Архиерейский собор, и первой реформой стали как раз правила, по которым участниками Поместного Собора должны быть не одни епископы, но представители клира, и мирян. В результате всего на Собор было избрано и назначено по должности 564 члена. Из этого числа: архиереев было 80; клириков — 166;  монахов всего 20, а мирян — 298! (в том числе: 198 мирян от епархий; 15 мирян от армии; более 40 — профессоров, юристов и политиков; и 11 единоверцев).

 

Таким образом, на Поместном Соборе преобладали миряне и пресвитеры. Из общего числа священнослужителей монашествующих было всего 20, но и из них половину составляли преподаватели духовных школ и НЕ БЫЛО НИ ОДНОГО МОНАХА БЕЗ САНА. Такой необычный для Поместных Соборов состав был следствием демократических и либеральных настроений, затронувших и церковную жизнь. Многие члены Собора, главным образом, общественные деятели и профессура и в особенности из Петрограда, были увлечены Февральской революции. Даже в августе 1917 г. ее идеалы виделись им попрежнему в радужном свете. Именно они ратовали за ОБНОВЛЕНИЕ церковного устройства и богослужения (например, за перевод богослужения на русский язык). Опасность того, что Собор примет нецерковное направление, сдерживалась, однако, положением устава, по которому каждый законопроект, принятый на пленарном заседании, подлежал утверждению на совещании епископов, где для его одобрения требовалось большинство в 3/4 голосов. Теперь среди церковных и нецерковных историков возникают недоразумения и споры по поводу того или иного решения Поместного Собора 1917-1918 годов, потому что резолюции комиссий ими принимаются за постановления Соборы, хотя далеко не все резолюции утверждались совещанием епископов, а потому и не могут считаться решениями Собора.

 

ВАЖНЕЙШИЕ ОТДЕЛЫ ВОЗГЛАВИЛИ:

 

1) богослужения — архиепископ Волынский Евлогий (Георгиевский); эмигрировал, был главой «евлогиан» в Париже;

2) единоверия и старообрядчества — архиепископ Антоний (Храповицкий), эмигрировал; возглавил раскол «зарубежников»-карловчан;

3) церковного имущества — архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский), эмигрировал; второй, после Антония, глава Синода за рубежом;

4) церковного суда — архиепископ Сергий (Страгородский), в 1921 г. примкнул к обновленцам, но покаялся. Был Местоблюститель и затем Патриархом Русской Православной Церкви.

 

На Соборе было восстановлено патриаршество. При голосовании из трех кандидатов наибольшее число голосов получил митрополит Антоний (Храповицкий (166), но затем еще тянули жребий, и по воле Божией Патриархом стал св. Тихон (Белавин), при голосовании получивший всего 23 голоса. Членами Священного Синода были избраны наиболее влиятельные члены Поместного Собора:

 

Киевский митрополит Владимир, вскоре убитый — священномученик.

Новгородский митрополит Арсений (Стадницкий), умер в ссылке в 1927г.

Владимирский архиепископ Сергий (Страгородский), будущий Патриарх.

Харьковский митрополит Антоний (Храповицкий) — эмигрировал.

Тифлисский митрополит Платон (Рождественский) — эмигрировал.

Волынский архиепископ Евлогий (Георгиевский) — эмигрировал.

 

Членами первого Высшего Церковного Совета (ВЦС) стали:

протопресвитер Г.Щавельский, от мирян С.Н.Булгаков, А.В.Карташев, кн. Е.Н. Трубецкой. Все они эмигрировали. Три последних до Революции были последователями Вл. Соловьева и членами разных религиозно-философских кружков, а в Париже стали организаторами Братства святой Софии, то есть еретиками-софианцами.

Сравнивая приведенные списки, легко заметить, что среди тех, кто к моменту Октябрьского переворота возглавили органы церковного управления, находились как те, кто сохраняли ЕДИНСТВО Церкви (св. патриарх Тихон и митрополит Сергий), так и те, кто с Нею боролся и тем самым способствовал расколам и ересям. Из 10 человек 7 (!) впоследствии эмигрировали, стали в оппозицию к Святейшему Патриарху Тихону и его преемникам и возглавили расколы заграницей.

 

25 янв./7 фв. 1918 г. Собор постановил, что Патриарх должен заранее единолично назначить преемников-блюстителей на случай своей болезни, смерти и «других печальных для него событий». В соответствии с этим предусмотрительным решением Святейший Патриарх Тихон тогда же составил список блюстителей, и ему пришлось несколько раз впоследствии его менять и дополнять, из-за смерти или ссылки предполагаемых преемников. При жизни Святейшего Патриарха Тихона произошли автокефальные, обновленческий (живоцерковники, СОДАЦ, «возрожденцы» и «евдокимовский синод»), карловацкий расколы и появились первые общины «непоминающих» Патриарха, будущие катакомбники. Обновленческий и карловацкий были осуждены Патриархом Тихоном, а возглавившие их митрополиты и участвовавшие в них священники ЗАПРЕЩЕНЫ В СЛУЖЕНИИ, в том числе и глава карловчан митрополит Антоний. Но он это запрещение презрел, и более того, назвался Заместителем Патриарха, а со временем его стали называть Блаженным.

В те же годы вокруг жившего на покое в Даниловом монастыре архиепископа Феодора (Поздеевского) сложилась группа епископов и священников, по направлению «ревнителей». Они были недовольны Патриархом Тихоном из-за его, по их мнению, мягкого отношения к обновленцам. Эту группу Патриарх Тихон называл «конспиративным синодом», и есть сведения, что «параллельный синод» у «даниловцев» существовал на самом деле. Архиепископ Феодор счел возможным отказаться от патриаршего назначения на кафедру в Петроград, но при этом и он сам, и входившие в его «синод» епископы совершали хиротонии без ведома Первого епископа, Патриарха Тихона (что запрещено церковными канонами). То есть они совершали незаконные рукоположения, которые в литературе принято называть «тайными». Такими же незаконными хиротониями занимались обновленцы и затем их лжеиерархи, а также архиепископ Уфимский Андрей (кн. Ухтомский) с помощью своих викарных епископов. Последний напосвящал около 30 лжеепископов в среде единоверцев и беглопоповцев, а затем сам ушел к белокриницким поповцам. В 1925-27 гг. из-за неподчинения назначенным Патриархам Местоблюстителям (Петру и его Заместителю Сергию) возникли расколы «григорианский», «ярославский» и «иосифляянский».

 

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ РАСКОЛЫ

В РОССИИ И ЭМИГРАЦИИ.

 

К началу Великой Отечественной войны из начавшихся в 1917-1927 годы расколов сам собой прекратился только «ярославский». Все остальные продолжали существовать, а «карловчане» с приходом Гитлера к власти еще более усилились и в 1938 г. легализовались в Германии. Митрополит Евлогий сначала подчинялся Московской Патриархии, за что ранее запрещенный в служении митрополит Антоний запретил его в служении. В связи с требованием митрополита Сергия о подтверждении лояльности к советской власти его самого и подчиняющихся ему священников, в 1932 г. митрополит Евлогий вместе с приходами самовольно перешел в юрисдикцию Константинопольского патриарха и был им назначен Экзархом. Таким образом, запрещенные в служении митрополиты захватили дореволюционные приходы Русской Церкви, и теперь живущие в эмиграции русские разбиты на три юрисдикции: в одних храмах поминают имя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, в других — патриарха Константинопольского, а в третьих — «блаженного» карловацкого, ныне живущего в США, Джорданвиль.

В годы войны с фашистами Красная Армия продолжила свою войну с «белыми», ставшими за это время «черными» (или «коричневыми»). При этом войну пришлось вести и на внутреннем фронте с националистами на Украине, в Прибалтиеке, в Крыму и на Кавказе и с осатаневшими «катакомбниками» в Черноземных губерниях. Православная Церковь и на этот раз в большинстве своем старообрядцы воевали на стороне «красных». Сталин пошел на уступки, позволил провести церковный Собор, на котором почти 20 лет фактически управлявший Церковью митрополит Сергий был избран Патриархом. Вскоре он умер, и на следующем Соборе был избран Патриархом Алексий I (Симанский). В эти годы Органы прекратили поддерживать «обновленческие» лжеиерархии, Церковь призвала обновленцев покаяться и приняла многих в сущем сане. Таким образом, этот раскол формально закончился, а фактически перешел из внешнего, во внутренний.

В 1960-е годы Православная Церковь испытала еще одно гонение при Хрущеве, и одновременно Мировое Сообщество финансировало движение «церковных диссидентов» (Г.Якунин, Эфраимсон, о. А.Мень и др.). Движение «церковных диссидентов» было инициировано в рамках общего движения «диссидентов», в котором огромную роль так же, как и перед Революцией 1917 г. играл «еврейский вопрос». Через о. А. Меня, крестившегося в одной из катакомбных» ИПЦ, «церковные диссиденты» были связаны с катакомбниками и «евлогианами» в Париже. А часть из них симпатизировала «карловчанам», которые к этому времени уже давно перехали из Мюнхена в Нью-Йорк и оттуда продолжали вести борьбу с масонством, экуменизмом и, главное, с «красным антихристом» и Московской Патриархией, которая, как они трубили на весь свет, не может считаться Церковью, потому что «стала служанкой дьявола».

Подробное изложение внешних обстоятельств этих расколов можно найти в книге протоиерея Владислава Цыпина, но он, к сожалению, не объясняет, почему же они произошли, и после чтения его истории может создаться впечатление, что все эти расколы были следствием случайных обстоятельств (революционной неразберихи), личных амбиций и разного рода недоразумений. Возможно, это, хотя бы отчасти, справедливо в отношении «григорианского» и «ярославского» расколов, которые поэтому и заглохли сами собой. Но все остальные существуют, и так как поводы к их существованию исчезли, то, значит, дело было не в них, а в чем-то другом. Чтобы понять, в чем, нам придется сначала кратко изложить историю подготовки Великой Революции, а затем показать, чьими союзниками стали «истинно православные христиане», одни на Родине, другие за границей.

Исходя из того, что политизация поразила не только «светское общество», но проникло в Церковь и охватило практически весь ее состав, как духовенство, так и мирян, мы не можем игнорировать их зависимоссть от тех или иных внецерковных структур, будь то секты, масонские ложи или партии. Несмотря на кажущееся разнообразие партий, можно разделить связанные с ними расколы на две группы, условно обозначив их, как «западники» и «почвенники», или «модернисты» и «консарваторы». В таком случае важным выводом из наших рассуждений можно признать следующее положение: по своей природе (корням) расколы, произошедшие внутри России и в эмиграции не могут быть различны, но друг друга дублируют. Действительно случилось не 4 раскола, а два и оба подспудно уже существовали до Революции. Один генетически связан со старообрядчеством (катакомбники в России и зарубежники-карловчане в эмиграции). Другой связан с масонством (глубже — с протестантством) и он породил «обновленцев» в России и экуменистов-евлогиан в Европе. Такое деление существенно упрощает понимание сути произошедших расколов, позволяет снять с них покров частных обстоятельств и увидеть те ереси, которые в том и другом случае привели к нарушению ЕДИНСТВА Церкви и в конечном счете к неверию в Церковь.

В главе, посвященной антихристианской сущности Революции, говорилось о том, что любые Революции имеют религиозные корни в том смысле, что ими руководят силы антихристианские. Святые отцы Церкви то же самое антихристианское начало видели в расколах и ересях. Теперь мы постараемся сквозь плотный фон политических событий разглядеть религиозную окраску обеих разновидностей расколов 20-х годов, до сих пор существующих, как вне, так и внутри Церкви.

 

Еще раз кратко опишем сложившуюся в 1917 г. расстановку сил. Февральский переворот совершили объединенные в Масонский Центр кадеты, октябристы, прогрессисты и трудовики и выполнили первую часть программы. Их финансировали еврейские банкиры из стран Антанты (союзники России по антигерманской коалиции), а Германия и еврейские банкиры в США финансировали партию БУНД-РСДРП, которая совершила Октябрьский переворот. Далее война между Антантой и Германией перешла из внешних фронтов внутрь России и велась ими руками Белой гвардии и Красной Армией. Генералитет и офицерство Царской Армии воевало как на той, так и на другой стороне. Епископат, до Революции в основном настроенный монархически, отречение Царя и Февральский переворот встретил сочувственно, а во время войны силой вещей оказался на стороне «белых» безбожников.

Епископы, связанные с «белыми» армиями и их Верховными правителями, по благословению св. Патиарха Тихона в 1919 г. стали создавать Временные Высшие Церковные Управления (ВЦУ) при Ставках Верховных правителей (при Деникине — Южное во главе с митрополитом Антонием, при Колчаке — Сибирское). Эти ВЦУ стали центрами, вокруг которых впоследствии были организованы независимые от Московской Патриархии церковные образования. Южное ВЦУ почти в полном составе выехало в эмиграцию из Крыма вместе с остатками армии Врангеля. Оно обосновалось сначала в Константинополе, затем в Сербии, в городке Сремские Карловцы на Дунае, и там, дотоле бездействовавшие черносотенцы образовали Высший Монархический Совет (ВМС).

 

5 мая 1922 г. Святейший Патриарх Тихон, члены Синода и ВЦС издали Указ ОБ УПРАЗДНЕНИИ заграничного ВЦУ. Карловчане Указ Святейшего Патриарха Тихона выполнить отказались. Датировать зарубежный раскол 1927 годом и объяснять его тем, что епископы-эмигранты не могли принять «декларацию» митрополита Сергия, нет оснований, потому что первый раз это ВЦУ запретил Святейший Патриарх Тихон и именно его они ослушались. Организаторы раскола и те политические силы, которые манипулировали зависящими от них беглыми архиереями, не только нарушили церковные каноны, но осуществили одно дело, по-человечески именуемое подлостью. Дело началось с призыва ВЦУ к мировой общественности не допускать депутатов от большевистской России на готовящуюся мирную Конференцию. Его продолжением явилось Послание Карловацкого ВЦУ к Генуэзской Конференции с призывом к европейцам взять оружие и идти изгонять из России большевиков. Это Послание было сделано от имени «собора»,  давно закончившегося.  Дело кончилось тем, что пострадал Святейший Патриарх Тихон — его арестовали, и ВЦУ захватили обновленцы.

Собрание в Сремских Карловцах имело политический характер, о чем говорит и его состав, и его решения. Из 163 членов собрания, 67 были политическими деятелями и чинами армии генерала Врангеля. И так как в эмиграции бывшим борцам с монархией показалось более выгодным стать монархистами, то наиболее активными «представителями» явились члены Высшего монархического совета. В качестве церковного собора это собрание вынесло решение, которое могло бы принести честь Учредительному собранию: было постановлено восстановить в России недавно теми же деятелями разрушенную цврскую власть, а на престол посадить непременно кого-либо из Романовых. Одни намечали на это место вел.кн. Николая Николаевича (масона, члена Ордена мартинистов), другие не нашли ничего лучшего, как провозгласить императором за границей вел. кн. Кирилла Владимировича (тоже масона, восторженно встретившего свержение Царя, и бывшего к тому же в морганатическом браке, то есть не имеющего права на престол). Отзвуком этой масонской затеи явилась рекламная кампания 1990-х годов по подготовке в грядущего царя теперь уже внука Кирилла, Георгия, вместе с его матушкой далеко не царских кровей.

Но вернемся в 1922 год, в Геную, где с 10 апреля по 19 мая проходила та самая Конференция. На ней было зачитано душераздирающее послание Карловацкого ВЦУ и в заключение в нем говорилось следующее:

«Народы Европы! Народы мира! Помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевиков — этот культ убийства, грабежа и богохульства, из России и всего мира!» («Новое время», 1022, 1 марта, № 254). И далее слышится типичный вопль интеллигента: «Пожалейте бедных русских беженцев, которые за свой патриотический подвиг обречены среди вас на голод и холод, на самые черные работы, которые принуждены забывать все, чему учились, и быть лишенными  даже таких удобств жизни, которые доступны последнему неграмотному чернорабочему».

Но «честные граждане» не забыли, «чему учились», и потому сумели обзавестись своей «церковью за рубежом», своим императором «за рубежом», тешили себя надежой, что вскоре и то и другое переместится в Россию, а для достижения цели, как говорят иезуиты, все средства бывают хороши. Послание было написано будто бы по «единогласному полномочию собора», то есть от имени духовенства, хотя и находящегося за границей, но формально подчинявшегося Московскому Патриархату. И хотя ВЦУ ему фактически не подчинялось, однако же митрополит Антоний числился «Заместителем Патриарха», а постановления ВЦУ обычно начинались словами: «По благословению Святейшего Тихона, Патриарха Московского и и всея Руси, ВЦУ Заграницей слушали…». Свою несуществующую связь с Московским Патриархатом Карловацкое ВЦУ афишировало сознательно, вполне резонно расчитывая на то, что если европейцы на их «пастырский призыв» не откликнутся, то все же толк будет. «Призыв» услышат чекисты, арестуют Патриарха и расстреляют, и тогда будет легче поднять народы на «крестовый поход» против захваченной большевиками России.

Этим грандиозным планам было суждено сбыться лишь через 20 лет, но и в 1922 г. кое-чего зарубежникам удалось добиться. Их послание впервые было опубликовано 1 марта 1922 г. в белградской газете «Новое время». В эмигрантской газете «Русская мысль» появилась публикация, выдержку из которой, приведенную в своей «Истории Церкви», протоиерей В. Цыпин торжественно называет «поистине безумными глаголами»: «Недалеко то время, когда Святейший Патриарх возьмет в свои руки бразды народного правления, чтобы затем передать их в руки исторически сложившейся вдасти; он укажет и будущего носителя этой власти». В связи с Посланием Карловацкого ВЦУ и подобными публикациями Патриарха Тихона стали вызывать на допросы, он был подвергнут домашнему аресту, этим воспользовалась другая команда подлецов и захватила власть в Церкви, отстранив Патриарха. Узурпаторами были давно готовившиеся к мятежу авантюристы, получившие название обновленцев. Они тоже хотели уничтожить Патриарха, а потому требовали суда над ним и предания казни. Так что по этому вопросу интересы обоих расколов, монархистов-зарубежников и либералов-обновленцев, совпадали, хотя цели у них были разные.

Оба раскола оформились почти одновременно. Началом раскола зарубежников надо считать день, когда они отказались выполнить подписанный Указ об упразднении заграничного ВЦУ, подписанный Святейшим Патриархом Тихоном и изданный Патриархией 5 мая 1922 г. и свое ВЦУ превратили в Синод Русской зарубежной церкви. Святой Патриарх не утвердил этого лицемерного деяния и пригрозил ослушникам церковным судом, но они посчитали, что это постановление было «несвободным» и его проигнорировали. Обновленцы быи осуждены церковным актом позднее, но мятеж начали 12 мая 1922 г. — явились к находящемуся под домашним арестом Патриарху и потребовали от от него оставить Патриарший престол.

 

Мы не будем здесь излагать все подробности «развития» зарубежного раскола — ими наполнены труды самих зарубежников и финансируемых ими авторов в России. Трагичной с человеческой точки зрения была судьба священнослужителей, оставшихся на истребление в царстве каббалы, но они своей мученической смертью и исповедничеством служили единству Церкви до последнего вздоха и ныне причислены к лику святых. Более благополучной с той же человеческой точки зрения была судьба тех, о ком пишут и пишут в издаваемых в Джорданвиле и Париже книгах, — их драмы могут вызвать жалость и сочувствие. И более всего их жалко потому что там, в эмиграции, они оказались игрушкой в руках своего прагматичного и циничного окружения. Митрополит Антоний (Храповицкий) согласился выполнять политическую волю Высшего Монархического Совета, а митрополит Евлогий (Георгиевский) стал обслуживать масонское правительство в изгнании со всем обозом маркитантов, за ним последовавшим. Митрополит Иосиф (Петровых) всего-то ничего — хотел стать митрополитом Ленинградским, а его недовольством воспользовались группа «ревнителей», два десятка викарных епископов, недавно посвященных в сан на место старых, сидевших в лагерях и по тюрьмам. «Иосифляне» увели из Церкви часть приходов и тоже стали катакомбниками (ИПЦ) и со временем смешались с общинами ИПХ, так что в них трудно разобраться, «кто есть кто» и из-за чего они так ненавидят Церковь. Ушедшие в катакомбы епископы почти все были репрессированы, многие погибли в лагерях. Вероятно, и на их долю выпало нечто подобное тому, что испытали епископы-эмигранты: подчиняться своему окружению и выполнять требования тех, кого они по своему сану должны были утверждать в истинной вере.

Итак, если в XVII в. основную массу раскольников составили посадские люди и крестьяне, а расколоучителями были протопопы и беглые монахи, то на этот раз инициаторами расколов в большинстве случаев явились епископы дореволюционного поставления, самые активные участники Поместного Собора и члены первого Священного Синода, избранного на этом Соборе. Из 77 епископов старого поставления почти половина погибли в первые годы красного террора, а 12 — эмигрировали. Народ не эмигрировал, на него бы никаких эскадр нехватило. За рубеж выехали 3-3,5 млн человек, принимавших активное участие в «белом» движении. Среди них наиболее близкими к понятию народа были казаки и рядовые Белой гвардии. Все остальные представляли собой тот самый правящий класс, который и готовил Революцию в течение предыдущих 217 лет. К этому классу принадлежали вечно фрондирующая аристократия и потомки служилого дворянства; крупная и средняя буржуазия (мелкая осталась в России) и относительно новое сословие, в России названное «интеллигенцией». Если внутри страны эта часть населения составляла доли процентов, то в подготовке Революции и затем в эмиграции профессура, юристы, врачи, деятели кисти, пера и сцены преобладали, как численно, так, главное, идеологически. Если бы Мировое Сообщество выделило для этой «первой волны» эмиграции отдельную территорию, то изгнанники могли бы восстановить монархию, затем ее свергнуть и сформировать Временное Правительство, назначить министров, сформировать достаточно боеспособную армию и полицию, открыть университеты и гимназии, издавать десятки газет и журналов. Единственно, чего бы они не смогли делать, это сеять хлеб. Всю эту «надстройку» некому было бы кормить. Один щедринский мужик смог трех генералов прокормить, но в такой ситуации и он, пожалуй, не справился бы.

Поэтому всю русскую эмиграцию кормили и одевали другие народы. Народа не было и у эмигрировавших пастырей. Покидая Киев, митрополит Антоний спросил у собравшегося стада: «Что нам, пастырям, делать — остаться и быть убитыми, или уехать и сохранить веру?» Народ заплакал и закричал: «Конечно, уезжайте». Так 12 носителей веры выехали из царства «красного антихриста» туда, откуда он явился и где проживало его начальство. Из кого же состояли зарубежные приходы? За рубеж в 1919-21 годах выехали люди неверующие, с молодости «работавшие» (чаще всего языком, а некоторые бомбами и пулями) над разрушением страны, в которой родились, и Церкви, в которой крестились. Выехавшие вместе с «белыми гвардиями» на кораблях, оплаченных Антантой, или на пароходах, оплаченных большевиками, вся эта публика свою «работу» продолжила в эмиграции. Потом, когда русский народ заново отстроил Российскую Империю, они сделали все, чтобы ввергнуть его в новый виток по устроению Мирового Порядка под руководством своих хозяев-оккультистов.

Вскоре изгнанники почувствовали тоску по Родине, а единственным местом, где они могли найти утешение, были православные храмы. Они стояли по всей Европе и принадлежали Московской Патриархии. Что же сделали устроители масонской Революции, в одночасье почувствовавшие себя «истинно православными»? Они сделали то же самое, что и обновленцы в России, и при этом одновременно. Те и другие узурпировали власть в ВЦУ, отказавшись подчиняться Святейшему Патриарху Тихону, а затем с помощью Органов оккультистов захватили принадлежавшие Московской Патриархии храмы по обе стороны границы. Обновленцы в России сделали это с помощью ВЧК и правительства большевиков, а эмигранты — с помощью Антанты (Великих лож Франции, Англии и США) и тамошних масонских правительств. Может, эмигранты — это такая секта? Ведь вот, США создали религиозные диссиденты, староверы-некрасовцы да и масса других тоже бежали от тогдашнего антихриста в эмиграцию. Или Герцен с Огаревым, Ленин с Плехановым, Троцкий и Ко — все они не выносили жизни в России, тосковали в Лондоне, Париже и Нью-Йорке и ждали, когда же масоны помогут им. Но те хотя бы храмы не захватывали, а по откровенному безбожию и зарубежных Церквей не устраивали для своих эмигрантских нужд.

Все это, повторим, совершал не народ, а разорившие страну интеллигенты и мелкие буржуа. Интеллигентами были и возглавившие это «духовное возрождение» епископы, для которых митрополит Антоний даже изобрел особый термин «ученое монашество». Неученое осталось в России и погибло почти полностью, как впрочем, и оставшиеся там епископы. Таким образом, по составу паствы и ее пастырей в эмиграции были созданы дотоле невиданные церкви, почти целиком состоящие из интеллигенции. В дальнейшем они пополнялись тоже только интеллигентами, прибывавшими из Союза волнами. Вероятно, лишь среди «перемещенных лиц» были представители покинутого Пастырями народа. Социальный состав ушедших в раскол небезразличен для выяснения его корней и причин. Так, например, советские историки утверждают (на основе изучения документов), что старообрядческий раскол по преимуществу состоял из нарождавшейся буржуазии (купцов, посадских, зажиточных крестьян), которым требовалась для развития торговли воля. Этот вывод находит блестящее подтверждение в том несомненном факте, что народившись, она там же, в расколе, набирала силу и явила себя миру в период развитого империализма.

На следующем «витке спирали» расколы учинили масонизированные интеллигенты, которых некоторые авторы даже считают членами особого Ордена. На расстоянии 80 лет и после случившейся перестройки весь ход Революции представляется несколько в другом свете. Если раньше эмиграция первой волны выглядела благородными защитниками свергнутого Царя, пострадавшими за правое дело и вынужденными жить в изгнании, то в свете новых данных о сути «белого» движения и его целях вся эта история с эмиграцией и зарубежными расколами выглядит совсем по-другому. Страна была фактически очищена от масонов и за рубежом они создали структуры для борьбы с Православной Церковью. Затем образовалась новая, на этот раз советская, интеллигенция, но и она с конца 1980-х годов быстро подключилась к системе мирового масонства, а может быть, уже давно к ней была подключена.

 

РАЗДЕЛЕНИЯ МЕЖДУ ЭМИГРАНТАМИ

 

Сторонники «белых», оставшиеся внутри России, ушли в «катакомбы», а ушедшие за рубеж организовали самочинную Зарубежную церковь. Устроенную «красными» Обновленческую церковь православные люди не приняли, и большевики были вынуждены от нее отказаться. И внутри страны, и за рубежом, противники «красных» разделились на «непримиримых» и на тех, кто, исходя из жизненных интересов страны, считал сотрудничество с большевиками не только возможным, но и необходимым. «Непримиримых» возглавили деятели из Высшего Монархического совета, а в качестве объединяющей «национальной идеи» выдвинули лозунг восстановления в России незадолго перед тем ими же разрушенной Монархии. В связи с этим потребовалось иметь под рукой Церковь, независимую от оставшейся в «красном плену» Московской Патриархии и 150-миллионного православного народа. В декабре 1921 г. в сербском городке Сремские Карловцы из членов Южного Временного церковного управления во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) сначала был сформирован «Синод за рубежом», со временем преобразившийся в Зарубежную церковь.

Внутри страны на смену интернационалистов-ленинцев пришли новые лидеры и новые кадры, сталинцы. Началось строительство коммунизма в отдельно взятой стране. Операция ВЧК по замене Православной Церкви на «обновленную», «Живую церковь», не удалась, и власти из даух зол — Православной Церкви и охватившего страну сектантства — выбрали меньшее: они позволили Патриаршей Церкви стать легитимной, хотя и продолжали преследовать священнослужителей. Здесь началось медленное восстановление израненного внешними гонениями и внутренними расколами ЦЕРКОВНОГО ЕДИНСТВА. Этому всячески препятствовали и власти, и эмигранты. Гражданская война между «белыми» и «красными» продолжалась.

В эмиграции, несмотря на то, что там противники «красных» жили в условиях физической безопасности, но и в их среде с течением времени началось расслоение по вопросу об отношении к Советской власти. Вот, что об этом времени говорит современник и участник событий, писатель-эмигрант, А.Н.Толстой, известный по своим романам «Хождение по мукам» и «Петр I». Он «ненавидел большевиков физически», воевал на стороне «белых», в годы Гражданской войны погибли два его родных брата, «красные» расстреляли двух его дядей, восемь родственников умерли от голода и болезней. Весной 1921 г. он опубликовал в газете «Накануне» Открытое письмо, в котором объяснил изменение своей позиции по отношению к большевикам, а через два года он возвратился в Россию. Из его письма следует, что уже в то время часть эмигрантов (группа «сменовеховцев») увидели в большевистском правительстве «ту реальную — единственную в реальном плане — власть, которая одна сейчас защищает русские границы от покушения наших соседей, поддерживает единство русского государства и на Генуэзской конференции одна выступает в защиту России от возможного порабощения и разграбления ее иными странами». Польская интервенция 1920 г. заставила их вспомнить о «сохранении русской государственности» и желать победы «красным». , а сообщения о масштабах постигшего Россию голода пробудили чувство вины за случившееся.

Он спрашивает: «Кто был виноват во всех этих бедствиях?» и отвечает: «Не все ли равно — кто виноват. Все, все мы, скопом, соборно, извечно виноваты», а в конце письма признает: «Я не могу сказать, — я невинен в лившейся русской крови, я чист, на моей совести нет пятен». Но он отмечает, что «разумеется, нашлись непримиримые; они сказали — ни вагона хлеба в Россию, где этот вагон лишний день продлит власть большевиков. К счастью, таких было немного».

Война с Польшей и голод в России в 1921 г., по его словам, «одним подбавили жару в их надеждах на падение большевиков, на других повлияли совсем по-другому». И точно так же, в 1941 г. нашествие Гитлера на Россию «одним подбавило жару в их надеждах на падение большевиков» и вдохновила на участие в нем, а «на других повлияло совсем по-другому» и сделало участниками Сопротивления. Кто же составлял это меньшинство в эмиграции и внутри России, кто оказался в роли «непримиримых» новациан и донатистов и требовал истребить «падших», будто бы поклонившихся «красному антихристу»? В эмиграции ими были так называемые «зарубежники», внутри России так называемые «катакомбники», — объединенные политическим лозунгом о восстановлении только что свегнутой ими же Монархии и антицерковным учением богомилов о «воцарении антихриста в Церкви».

А. Н. Толстой не верил в возможность свержения большевиков и по этому поводу высказывал следующие соображения: а) свержение уже не поведет к выздоровлению, а к новой бойне; б) нет реальной силы, которая могла бы их свергнуть и в) если бы сила нашлась, неизвестно, захочет ли население России свержения большевиков с тем, чтобы их заменили приходящие извне. Непримиримые во главе с Высшим монархическим советом и Зарубежным Синодом, наоборот, верили в возможность свержения «красных» и призывали Европу дать им оружие, дать вооруженных добровольцев и идти «крестовым походом» на Русь. Именно эти идеи от имени «церкви за рубежом» были озвучены в Послании к Генуэзской мирной Конференции. Таким образом, «красные» оказались в роли защитников России от возможного порабощения, а непримиримые «белые» — в роли зазывал агрессора, которому они, конечно же, в виде платы должны были отдать ее на разграбление, и 1921, и в 1941, и в 1991 году. Удалось в 1991 году, но А.Н.Толстой до этого не дожил.

Он, конечно, был хорошо осведомлен о том, кто есть кто в эмиграции, а потому в том же письме пишет о трех путях к возрождению «всем скопом разрушенной», русской государственности. «Первый путь, — пишет он, фактически воспроизводя программу Карловацкого собора, — собрать армию из иностранцев, придать к ним остатки разбитых белых армий, вторгнуться через польскую и румынскую границы в пределы России и начать воевать с красными». Но в отличие от карловчан, этот, если верить мемуарам современников, бессовестный человек, вспоминает о совести: «Пойти на такое дело можно, только сказав себе: кровь убитых и замученных русских людей я беру на свою совесть. В моей совести нет достаточной емкости, чтобы вмещать в себя чужую кровь».

Когда в 1941 г. этот путь реализовался и гитлеровские полчища пересекли польскую и румынскую границы, главари карловацкого раскола и их побратимы-катакомбники в России показали, что в их совести емкости достаточно не только для вмещения чужой крови, но и для гордости за содеянное.

«Второй путь, — продолжает А.Н.Толстой, — брать большевиков измором». А.Н. Толстой, не будучи «профессиональным политиком» или «пастырем», все же догадался, что при таком способе раньше, чем большевики, «вымрет население в России. Теперь этот всем хорошо известный способ называется «экономическими санкциями» и применяется Мировым сообществом с удручающей регулярностью ко всем неугодным режимам: к Кубе, к Ливии, к Ираку, к Сербии и, конечно, в случае чего, будет применен к России. И Толстой угадал: умирают от голода иракцы, а не правящий клан Саддама Хусейна.

«Третий путь: признать реальность существования в России правительства, называемого большевистским, признать, что никакого другого правительства ни в России, ни ВНЕ России — нет». Он и об этом пишет со знанием дела, то есть говорит о конкретных силах, претендующих на «правительство в изгнании». Речь шла о получившем от Зарубежного синода поддержку и благословение «императоре Кирилле Владимировиче», того самого, который приветствовал отречение Царя, Временное Правительство и всю его программу и, состоя в морганатическом браке, не мог по Закону о престолонаследии занять Российский престол. Но ведь никто и не думал восстанавливать Монархию — это была не более, чем очередная масонская фикция, разновидность финансовой пирамиды с обманутыми вкладчиками.

В первые дни после возвращения в Россию А.Н.Толстой дает интервью, опубликованное в «Известиях»: «Монархисты получают сейчас крупную поддержку от баварского правительства… У них имеется «Высший монархический совет»… В Париже образовался «двор» нового «императора», бывшего великого князя Кирилла Владимировича». Как бы он удивился, если бы узнал, что через 70 лет этот «двор» будет реанимирован, и на поклон к потомкам Кирилла потянутся из Москвы «новые русские». Для незнакомых с географией Германии следует добавить, что столицей Баварии является город Мюнхен — «родина» национал-фашизма. Зарубежники уже в начале 1920-х годов завязали связи с Гитлером, он им построил в Мюнхене храм, а вскоре карловацкий синод переехал в из Сербии в Мюнхен с тем, чтобы после войны переехать к новым хозяевам в Нью-Йорк.

Типичный представитель «белых», А.Н. Толстой хорошо знал психологическую атмосферу в русской эмиграции и потому, говоря о признании, он в скобках считает нужным пояснить: «Признать это (реальность большевистского правительства) так же, как признать, что за окном свирепая буря, хотя и хочется, стоя у окна думать, что — майский день». И продолжает: «Признав, делать все, чтобы помочь последнему фазису русской революции пойти в сторону обогащения русской жизни…, в сторону укрепления нашей великодержавности. Я выбираю этот третий путь».

Такой путь выбрали, одни добровольно, другие вынужденно, миллионы людей в России — крестьяне, учителя и врачи, генералы, инженеры и экономисты, ученые и писатели — и тот же путь в те же самые годы выбрал Святейший Патриарх Тихон. Он умер, и на долю его преемника, Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) выпала тяжелая доля — легализовать отношения с Государством, которому Церковь с января 1918 г. объявила открытую войну и к войне с которым фактически призывала свою паству. Государство поставило два условия: публично объявить о своей лояльности к правительству и отмежеваться от деятельности Зарубежного синода, продолжавшего призывать Европу к «крестовому походу» против «красного антихриста». Оба условия он выполнил, что вызвало обострение раскола, по существу единого, но разделенного границами на две части. ЗА ГРАНИЦЕЙ окончательно оформился в самочинную церковь, бывший Архиерейский Синод, возникший из Карловацкого ВЦУ, бывшего Южного ВЦУ, существовавшего при Белой Армии с 1920 г. ВНУТРИ России ушедшие в раскол ревнители-«иосифляне» ушли в катакомбы к родственным им ИПХ и образовали несколько «истинно-православных церквей» (ИПЦ).

Таким образом, оба крыла политического спектра, либералы и консерваторы, обновленцы и ревнители, образовали по два симметричных раскола — в России и заграницей. Всего четыре, но парные: «живоцерковники» и «евлогиане» (западники); «иосифляне» и «антониевцы» (славянофилы). Последние «духовно» были связаны с «народностью» и потому в России «ревнители» влились в подпольный вариант старообрядчества, которым их единоверцы за рубежом присвоили псевдонаучное прозвище «катакомбников». .

Так как в те годы было невозможно созвать Архиерейский Собор, то соборных решений в отношении заграничных и внутренних раскольников не было. Святейший Патриарх Тихон, и Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий ограничивались ЗАПРЕЩЕНИЕМ В СЛУЖЕНИИ мятежных архиереев и подчиненных им иереев. Но НИ ОДИН ИЗ НИХ не посчитал нужным подчиниться канонически законным прещениям и все они, будучи под запретом, не только продолжали служить и посвящать новых епископов, но все более и более укрепляли свои позиции ВНЕ Церкви. Неизбежным следствием этого явилось все более усиливавшаяся агрессивность в отношении к Патриаршей Церкви, которую раскольники стали называть «сергианцами», а затем обвинили Матерь-Церковь, в которой были посвящены в сан епископа, в выдуманной для самоправдания ереси «нового типа»: ереси не догматической, а «ереси делом». И назвали ее «сергианской ересью» по аналогии с «никонианской ересью», в которой когда-то обвинили Патриарха Никона старообрядцы.

 

 

 

СТАРЫЕ ЕРЕСИ В НОВЫХ РАСКОЛАХ

 

Существуют ли ереси в новых расколах? Для тех, кто считает, что они случились по «объективным причинам» (децентрализации, революционного хаоса, вынужденной эмиграции и т. п.), вопрос звучит кощунственно. Если даже видеть в этих расколах «просто борьбу за власть» между амбициозными архиереями, то и при таком подходе разговоры о догматических искажениях выглядят неуместными. По этой версии, это не раскольники, а жертвы «ошибок» двух патриархов, св. Тихона и Сергия, которые-де действовали не по своей воле и разумению, но под диктовку Органов. «Во всем православные» жертвы, имели право не подчиняться указам и прещениям ТАКИХ Первых епископов, а вправе были провозглашать самих себя их Заместителями и Блаженными. Ведь они сотрудничали не с «красным антихристом», как Московская Патриархия, а с «коричневым хирургом», при этом испытывали большие гонения, чем «тихоновцы» и «сергиане», терпели холод и голод в изгнании, как «последние чернорабочие». За это они должны быть почитаемы, как «хранители истинной старой веры», на этот раз «досергианской». Таким образом, у границ Церкви накопились несколько эшелонов «хранителей старой веры» — «дониконианцы» (старообрядцы), «дотихоновцы» (катакомбники), «досергианцы» (зарубежники и иосифляне) и «дохристианцы» (сектанты-язычники). Вполне возможно, что вскоре начнется их присоединение по модели католических уний, и тогда у нас появится новые «единоверческие церкви»

В таком случае представляется немаловажным тщательно изучить тот «догматический» багаж, который везут эти эшелоны в своих обозах, и тот «духовный опыт», который они накопили за более или менее длительные периоды пребывания ВНЕ Церкви. Надо учесть и то, что «опыт» передавался от древних сектантов к староверам и протестантам, от староверов и протестантов к «религиозным философам», от них к «ревнителям» и «модернистам». Старые «доктрины» до того, как попали в багаж новых раскольников настолько «охристианились», что трактуются как достижения богословской мысли, а не как ереси. Тем более, что они изложены в трудах «ученого монашества» и «новых богословов» и тем самым защищены их авторитетом. Теперь разобраться в накопленном веками «наследии» трудно и, как считал Святитель Иларион, это должно стать «задачей наличных церковных деятелей». Здесь же, завершая пройденный нами путь от Симона-волхва до Виссариона и от Валентиниана до В.Соловьева, мы ограничиваемся простым реестром найденных в багаже «предметов». Но прежде, чем их перечислить, еще раз скажем о преемственности и приведем свидетельства сродности и схожести старых и новых расколов.

 

Тот факт, что породившие расколы движения зародились внутри Церкви ДО революции, что возникли они не на пустом месте, а имеют один общий корень — старообрядчество, не скрывают ни старообрядцы, ни их последователи. Наоборот, они этим гордятся, а потому, возможно, даже преувеличивают свое влияние, желая напомнить о себе. Но нельзя не признать, что «идеологическое давление» старого раскола в дореволюционной России испытывали не только общество и власть, но через них и Церковь, которая была вынуждена постоянно учитывать «старообрядческий фактор». Без преувеличения можно сказать, что из этой «сокровищницы» черпали свои идеи и вдохновение на борьбу с Православной Церковью все ее противники — а безбожники-революционеры, и богоискатели-филосовы, и вся «русская интеллигенция». .

О СРОДНОСТИ. Наибольшие возражения может вызвать идея о сродности, как потому, что программы и цели обновленцев-либералов и ревнителей-консерваторов выглядят прямо противоположными, так и потому, что ревнители изначально прославились своей непримиримостью по отношению к обновленцам. Явлений подобного рода — кажущегося раздвоения — встречаются часто, и такие случаи легче всего объяснить с помощью народных пословиц: «крайности сходятся» или «две стороны одной медали». Однако же мы этим не ограничимся и приведем собственные признания современных деятелей раскола в своем «родстве» со старообрядчеством.

Первое показание заимствуем из доклада М. Дзюбенко (судя по всему, старовера) под названием «Старообрядчество и церковное обновление». Доклад он прочел на Международной конференции современных «живоцерковников», Материалы которой опубликованы в выпускаемом общиной о. Г. Кочеткова журнале с характерным названием «Живое предание». Живое предание, видимо, должно заменить Священное Предание, хранящееся в Православной Церкви. Докладчик вначале говорил о «смыкании антитетичных понятий», старообрядчества и обновленчества, и о том, что они представляют собою яркий пример, когда «крайности в пределе переходят друг в друга, приводя к расколам». В конце М. Дзюбенко высказался вполне определенно: «Старообрядчество и движение за обновление Церкви в ХХ столетии РАСТУТ ИЗ ОДНОГО КОРНЯ, решают схожие вопросы, но во многом по-разному». И так как они росли из одного корня, то в 1920-е годы «своя своих признаша», и ушедшие в раскол обновленческие епископы предпочли не возвращаться в Церковь, а бежали к беглопоповцам и там стали устраивать очередные лжеиерархии (см. выше о происхождении «новозыбковцев» от обновленца Н.Поздеева).

Теперь приведем признание авторитетного «катакомбника». Хотя зачинатели «катакомбного» движения активно боролись с обновленцами и на этой борьбе даже приобрели себе славу «истинных православных христиан», однако же и они гордятся своим «родством» со старообрядчеством. Об этом пишет граф фон Сиверс, глава одной из «истинно-православных церквей» (ИПЦ) и потому иначе именующийся Амвросием, архиепископом Готфским. Граф выпускает журнал «Всероссийский Вестник И.П.Х., где в №2 (11) за 1998 год опубликована его статья об отпадении в старообрядчество Уфимского архиепископа Андрея, князя Ухтомского. О нем мы уже рассказывали в предыдущей главе. В конце статьи (с. 18) граф пишет: «Именно старообрядцы, сплотившиеся вокруг этого выдающегося русского иерарха, явились впоследствии главнейшей движущей силой ИПЦСтарообрядчество с его опытом трехвекового гонения, коего не знала Церковь синодальная, влило в ИПЦ те духовные силы и истинное обновление церковной жизни на всех уровнях…».

Итак, полагаясь на самосознание самих раскольников, мы можем признать, что по своему происхождению от старообрядчества эти два будто бы противоположных раскола, хотя и враждуют друг с другом, но на самом деле близкие родственники. А что же «зарубежники»? До последнего времени зарубежники не только не отрицали факт духовного родства с катакомбниками, но, более того, претендовали на роль «матери-церкви» в отношени оставшихся в «плену антихриста» ИПХ. Внешним признаком «родства» карловчан и катакомбников является присутствие в обоих расколах, разделенных границами и громадными расстояниями, одного и того же богомильского «учения об антихристе», бережно хранимого именно в старообрядческой среде. Но вполне возможно, что карловчане говорили о «красном антихристе» не серьезно, а для красного словца, ради которого, как известно не пожалеешь и родного отца, а уж родную Матерь-Церковь тем более.

О СХОЖЕСТИ. Однако, слово — не воробей, вылетело — не поймаешь. Так что придется отнести возникшее в эмиграции учение об антихристе при отсутствии сведений о заимствовании у богомилов к эелементам типологически схожим. Во всяком случае в нем было и нечто новое. Раскольники XVII в. в Патриархе Никоне видели «предтечу антихриста», а самого антихриста называли по-разному: кто — «чувственным», а кто — «мысленным», или «духовным антихристом». В ХХ в. суть учения осталась неизменной, но новые раскольники (зарубежники и катакомбники) персонифицировали антихриста в большевиках и назвали его «красным антихристом», или «коллективным», а Церковь демонизировали в лице Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского).

Старообрядцы, не имея возможности уличить Патриарха Никона в какой-либо ереси, придумали новую, «никонианскую ересь», почему беглых попов и епископов принимали не иначе, как после проклятия этой «ереси». Та же самая история повторилась у вскормленных староверами «катакомбников» и связанных с ними «зарубежников». Не найдя у митрополита Сергия догматических заблуждений, они заявили, что ересь можно углядеть и в поступках («ересь в делах»), а потому придумали еще одну новую, «сергианскую ересь».

Параллели можно продолжить. Например, как старые, так и новые раскольники с каким-то сладострастием постоянно занимаются анафематствованием Русской Православной Церкви на своих «соборах» и «собориках». Судя по всему, анафеме они придают значение языческого проклятия, а потому регулярно его повторяют. Они проклинают Церковь всю в целом и каждого ее Предстоятеля в отдельности (Святейших Патриархов Сергия, Алексия I, Пимена и, надо полагать, Алексия II). При чтении «соборных актов» (см. «Вестник ИПХ», 1098, № 2 (11), стр. 25-32) остается впечатление, что люди одержимы ненавистью и она стала их навязчивой идеей, они ею ОДЕРЖИМЫ.

Это постоянное анафематствование сопровождается столь же навязчивой идеей о том, что Православная Церковь виновата и должна покаяться. И поскольку каждая из «истинно православных церквей» (как за рубежом, так и в катакомбах) считает только себя «истинно православной», то на взгляд внешнего наблюдателя вся эта катавасия с анафемами и призывами к покаянию представляется клиническим случаем. Однако же нельзя забывать, что в сектантстве клиника используется вполне прагматично, потому что, чем безумнее идея, тем легче она воспринимается. Поэтому нельзя исключить, что главари раскола «учение об антихристе» сами не воспринимают всерьез, но лишь используют для совращения психически неустойчивых людей. Граф фон Сиверс не зря же говорит о «старообрядчестве с его опытом трехвекового гонения» — в этом «опыте» ссылки на антихриста не раз давали нужные главарям результаты и поддерживали в пастве высокий градус апокалиптических ожиданий.

Заканчивая тему об антихристе, хотелось бы сказать еще об одной существенной параллели. Она связана с тем, что как старые, так и новые раскольники антихриста видят исключительно в России (будь она царской, советской или демократической) и только в Православной Церкви. Часть из них, как в XVII в., так и в ХХ в., переселяется за рубеж, принимает от тамошних еретиков и безбожных масонов помощь. Появляющихся в Европе агрессоров они почитают, как посланников Божьего Промысла, встают под их знамена и участвуют в военных действиях против России. Живущие внутри страны в случае иноземного нашествия сколько могут тоже помогают захватчикам. Выше об этой практике вечно гонимых старообрядцев уже было рассказано (см. гл. 16), но сразу же нужно отметить, что ни в чем подобном старообрядцы ХХ в. не участвовали, и во время Великой Отечественной войны они вместе со всеми мужественно воевали с фашистами.

 

Переходя к перечню ересей в новых расколах, еще раз скажем о том, что их классификация не может рассматриваться, как нечто твердо установленное, но лишь как предварительный набросок, позволяющий представить их спектр. Западноевропейское ПРОТЕСТАНТСТВО и российское СТАРООБРЯДЧЕСТВО по мере масонизации и окультуривания страны породили Антицерковь, со своим культом, своими лжепророками и жрецами и своим стадом козлищ, с гордостью называвших себя людьми «культурными, просвещенными и интеллигентными». Это «стадо» разделилось на «западников» (либералов и социалистов, ) и «славянофилов» (монархистов и черносотенцев), мечтавших одни — о полном разрушении Царства и или о модернизации Церкви по протестантскому образцу, или о Ее подчинении Римскому папе (филокатолики), другие — об «обновлении» Самодержавия и Православия на пути к возрождению Народности по образцу старообрядчества («ревнители»). Внутренние и внешние «обновленцы» инициировали прозападные «протестантские» расколы (живоцерковники в России и евлогиане в Париже), а внутренние и внешние «ревнители» оформились в виде двух «славянофильских» («иосифлянеданиловцы» в России и антониевцы-карловчане в Сербии). В них запечатлелись конечные результаты идеологии ранних и поздних славянофилов, с их весьма своеобразным (не церковным, а потому еретическим, об этом см. ниже) пониманием Самодержавия, Православия и Народности.

Весь набор ересей, накопленных их дальними и ближними предками (гностиками, манихеями, богомилами, протестантами и старообрядцами — см. схему на рис. 1), в той или иной мере проявился как «на воле», когда они состояли в Антицеркви, когда на время перешли в Церковь и когда затем ее покинули. Не вдаваясь в подробности и классификационные признаки, перечислим эти ереси, присущие «новым расколам» скорее в виде общего фона, чем ясно выраженной доктрины, потому что все они ОПОСРЕДСТВОВАНЫ на промежуточных этапах и ныне выглядят не как ереси, а как культурные религиозно-философские течения. Крупнейшими по влиянию можно разделить на разряды по ближайшим родоначальникам:

I. ПАНТЕИЗМ (космисты-западники): 1) учение о Софии, четвертой ипостаси (Вл.Соловьев; 2) рерихианство (Н. и Е.Рерихи из теософии Блаватской); 3) экуменизм, всемирная религия разума, ноосфера (В.И.Вернадский). Эти еретические учения распространяют «евлогиане» и «обновленцы».

II. ФИЛОЭТИЗМ (национал-патриотизм «славянофилов»): 4) новое учение о первородном грехе и искупительной жертве Спасителя (митрополит Антоний); 5) старое богомильское учение о «красном и коллективном» антихристе; 6) учение о Царе-Искупителе и зависимости Церкви от Монархии (ересь монархиан); 7) иудаизированные идеи об избранности великороссов, об их мессианском предназначении, о «белом царе» вместо «царя иудейского». Эти еретические идеи распространяют «зарубежники-карловчане» и катакомбники-ИПЦ, в среде которых продолжают появляться самозванцы и воспитываются отряды русских нацистов по типу «Братства русской правды» начала 20-х годов.

III. НЕОЯЗЫЧЕСТВО (панславизм»): 9) евразийцы (азиатские корни); 10) имябожники; 11) замена Вселенского Православия политеизмом — «русским православием» с Верховным Богом, «русским Христом», «русским Духом» и «русской самобытностью».. Эти идеи исходят из среды, как старых (хлысты, духоборы), так и новых сектантов, в том числе и катакомбников-ИПХ, поклоняющихся источникам, камням, деревьям под видом «христианских святынь». Все эти «доктрины» распространяются через СМИ в общество, которое опять сильно политизировано.

 

Подводя итоги, еще раз хотелось бы подчеркнуть, что для понимания причин церковных расколов, старых и новых, и осознания того состояния, к которому пришли когда-то просвещенные светом веры во Христа народы Европы и России, в первую очередь необходимо ВОССТАНОВИТЬ ЦЕЛОСТНОСТЬ СВОЕГО САМОСОЗНАНИЯ, ныне разделенного на «светское» и «церковное». Надо отрешиться от того набора шизофренических идей, которые отвергаются здравым рассудком каждого отдельного человека и при этом легко усваиваются так называемым «общественным сознанием». К числу таковых идей относятся в первую очередь: неверие в Бога-Творца и уверенность, что человек всемогущ, что у него есть какие-то «права», в том числе право на собственность и право распоряжаться своей и чужой жизнью.

Неправая вера в Бога (на церковном языке — ересь, а неверие одна из ее разновидностей) порождает отпадение от Церкви, основанной и возглавляемой Сыном Божиим, Господом Иисусом Христом. Вне ЭТОЙ ОДНОЙ Церкви для религиозно настроенных людей нет ничего другого, кроме, как стать членом одной из многочисленных подделок под ЭТУ Церковь. Все они в какой-то исторически определенный и известный момент по тем или иным причинам Ее покинули, но сохраняют Ее название («христианская») и Ее внешние атрибуты (иерархию, обряды, имитацию Таинств). Они кичатся своим происхождением от Нее, но им не удается унести с собою Ее СУЩНОСТЬ — Духа Святого, и они обманывают себя и других, когда твердят с упорством одержимых, что Он попрежнему с ними.

Далее