СЕМЕЙНЫЙ АРХИВ

 

 

 

КУЛЖИНСКИЙ Иван Григорьевич (1803 — 1884) — малороссийский педагог, писатель, историк. Сын дьякона, родился в Глухове, Черниговской губ. Учился в Черниговской семинарии (1811—1823). По окончании курса поступил в 1823 г. стал учителем в Духовном училище. В мае 1825 г. был приглашен на место учителя в Нежинской гимназии высших наук, где у него учились Н.В. Гоголь, Н.В. Кукольник, Е.П. Гребёнка. В 1829 г. переведен в Харьков, с 1832 по 1841 был директором гимназий — сначала в Луцке, потом в Немирове. В 1841 г. был назначен инспектором в преобразованный Лицей кн. Безбородко. Инспектор Юридического лицея в Нежине (1841 — 1843). Надворный советник (с 20 мая 1842). В августе 1843 г. назначен директором училищ Закавказья. В 1847 г. вышел в отставку и до самой смерти жил в Нежине.

31 октября 1857 года вместе с женой и детьми занесён в 3-ю часть дворянской родословной книги Черниговской губернии. Награждён: знаком отличия беспорочной службы XX лет (22 августа 1845), орденами Св. Анны 3-й степени (23 декабря 1840) и 2-й степени (24 января 1847), медалью «В память войны 1853—1856». Умер в Нежине после 27 ноября 1884 года. Похоронен в Благовещенском мужском монастыре г. Нежин.

 Сын — Кулжинский Пантелеймон Иванович — председатель 4-го гражданского департамента Харьковской судебной палаты, тайный советник. Жена: Лидия Андреевна, урожд. Белявская (см. Род Белявских) 

Внук — Кулжинский Сергей Пантелеймонович (1880 — 1947) — агроном, доктор сельскохозяйственных наук; организатор и первый директор Носовской сельскохозяйственной опытной станции (под Нежином).

 

ТВОРЧЕСТВО. С 1825 г. печатался в «Московском Вестнике», «Русской Беседе», «Маяке», «Москвитянине». Им были составлены «Курс всеобщей истории» (в 3 томах, СПб. 1859), «Рассказы из русской истории» (1863), «История Польши» (1864). Написал драмы «Кочубей», «Юродивый»[2]. Всего И.Г. Кулжинский опубликовал более 90 произведений. Вместе со своим сыном Григорием издавал в Харькове журнал «Благовест» (с 1883), где были помещены биографические материалы о жизни святителя Иоасафа [3] (1883).

Наиболее полная и аргументированная оценка деятельности Ивана Григорьевича и библиография его трудов приведена в работе М.Н. Сперанского «Один из учителей Н.В. Гоголя (И.Г. Кулжинский)» (Нежин, 1906).

 

 

 

 

О  ЗАРОЖДАЮЩЕЙСЯ, ТАК  НАЗЫВАЕМОЙ,

МАЛОРОССИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

// соч. И. Кулжинскаго.

— Кiевъ: тип. И. и А. Давиденко, 1863.

 

 

 

1. ЮЖНОРУССКIЙ ЭЛЕМЕНТЪ, КАКЪ ПРЕДМЕТЪ ТОРГОВЛИ.

———————————————————————————

У насъ, въ Малороссіи, всегда были и будутъ такіе добрые люди, съ которыхъ покойный Гоголь писалъ вѣрные и прекрасные портреты; напримѣръ, такіе, какъ тотъ старый, сѣдой козакъ, который, выпивши лишнюю чарку, сѣлъ за столъ, понурилъ голову и давай плакать на взрыдъ, какъ маленькое дитя….

 — Чего ты, дѣдъ, плачешь?

 — Какъ же мнѣ не плакать, когда я остался на свѣтѣ сиротою? И батько мой умеръ, и мать умерла, и дядько умеръ, и тетка умерла — всѣ умерли, остался одинъ я, сиротина. Кто меня пожалѣетъ? Кто приголубитъ? пхи… пхи… пхи…

И разревѣлся чувствительный Ничипоръ… А у этого стараго Ничипора домъ полонъ своихъ дѣтей и внуковъ, среди которыхъ онъ живетъ, какъ патріархъ. Батько и мать его по неизбѣжному закону [4] природы, не могли же вѣчно жить на землѣ, да и самому Ничипору далеко уже за шестьдесятъ лѣтъ, — подите же: теперь только вспомнилъ, что онъ сирота и горько расплакался.

Въ нѣкоторомъ отношеніи, мы — всѣ малороссіяне — немножко похожи на добраго Ничипора; сто̀итъ только ловкому и искусному человѣку разшевелить въ насъ воспоминанія «про Колѣевщину, про Хмельнищину, про Сѣчь Запорожскую», да еще запѣть казацкую пѣсню о томъ, «какъ въ полѣ могила съ вѣтромъ говорила»… мы тотчасъ готовы расплакаться, а ужъ вишнёвкою вдоволь напоимъ смѣтливаго разказщика и пѣвца, и денегъ, пожалуй, дадимъ ему на дорогу.

Одинъ разъ, при подобномъ случаѣ, я, переждавши восторги, слезы и аханья добродушныхъ земляковъ, слушавшихъ пѣсню бандуриста о томъ, какъ поляки рѣзали козаковъ, а козаки рѣзали поляковъ и жидовъ, спросилъ у одного старика изъ слушателей: 

— Скажите, пожалуйста, дядюшка, развѣ тогда лучше было жить въ Малороссіи, чѣмъ теперь? 

— Гдѣ то уже лучше, — отвѣчалъ старикъ, — тогда Малороссія была, какъ тотъ горохъ, что ростетъ при дорогѣ, — кто не хотѣлъ, тотъ только не скубъ и не рвалъ его. Теперь уже дзуськи! (прочъ! баста! не замай!). Мы теперь не боимся ни поляковъ, ни жидовъ, ни татаръ, никому и въ усъ не дуем

— Зачѣмъ же вы плачете, вспоминая старину?

— А кто его знаетъ, зачѣмъ оно плачется! Извѣстно, дурныя слезы, лишняя вода въ головѣ. Какъ выпьешь одну-другую чарку, да выплачешься, такъ на душѣ и станетъ легче.

Вѣдь какъ хотите, а такое расположеніе къ грустнымъ воспоминанiямъ и вообще къ отжившей старинѣ, въ нынѣшній меркантильный и практическій вѣкъ, можетъ служить для смѣтливаго человѣка превосходнымъ и очень выгоднымъ предметомъ торговли. Теперь изъ всего [5] извлекаютъ выгоду: стыдно было бы нашему вѣку, если бы не нашелся ни одинъ предпріимчивый и ловкій человѣкъ, который всѣ эти ахи и слезы въ честь отжившей малороссійской старины не перевелъ бы на чистыя деньги — разумѣется, въ свою пользу. Не только не должно осуждать такого умнаго человѣка, но еще должно уважать и почитать его, какъ великаго мастера своего дѣла.

Вотъ и началась у насъ подобная торговля или, правильнѣе сказать, переводъ нашей наивной чувствительности на наличныя деньги! Началась она, эта знаменитая торговля, съ «возстановленія малороссійскаго языка и возсозданія южно-русской литературы». Первоначально изданы были два малороссійскіе букваря: «Граматка» и «Южно-русскій Букварь».

«Граматка» съ картинками и образками. На одной сторонѣ листка изображенъ, въ видѣ буквы Ч, козакъ курящій трубку, а на другой сторонѣ того же самаго листка — образъ Богоматери! Очевидно, что сопоставленіе этихъ двухъ предметовъ очень не прилично; но для торговли тутъ главное — козакъ съ люлькою въ зубахъ; найдутся добрые Ничипоры, которые за одну эту виньетку купятъ «Граматку». 

Предисловіе къ этой «Граматкѣ» силится доказать, что малороссіяне непремѣнно должны начинать учиться чтенію «съ малороссійскаго (т.е. съ испорченнаго русскаго) языка, а церковную (т.е. славянскую) печать уже всякій разберетъ, научившись читать по-малороссійски (2). Между тѣмъ какъ малороссіяне, со времени Равноапостольнаго князя Владиміра и мудраго Ярослава, всегда учились и учатся сперва славянской грамотѣ, чтобъ научиться молиться Богу, а потомъ уже отъ церковной печати легко и непримѣтно переходятъ къ новоизобрѣтенной гражданской, или русской; это — самый естественный и необходимый порядокъ, который новая торговля южнорусскимъ элементомъ старается низвратить или, говоря точнѣе, развратить. Знанiе грамоты вовсе не нужно для нашего [6] простолюдина, ежели главною и первою цѣлью этого знанія не будетъ умѣнье молиться Богу. Вызываемъ торговцовъ южнорусскаго элемента опровергнуть эту вѣковую истину!

 

Малороссійское нарѣчіе общаго русскаго языка, несмотря на нѣкоторые полонизмы, оставшіеся въ немъ отъ бывшаго польскаго ига, угнѣтавшаго нѣкогда Малороссію, такъ близко къ русскому языку, что его можетъ легко понимать всякій великороссіянинъ. При такой очевидности однородства двухъ нарѣчій, торговцы южнорусскаго элемента выдумали слѣдующую коммерческую штуку: изобрѣли для малороссійскаго нарѣчія такое мудреное правописаніе, противное всѣмъ правиламъ этимологіи, что великороссіяне, затрудняясь, при этой орѳографiи, читать по-малороссійски, приходятъ въ искушеніе и думаютъ, что авось малороссійское нарѣчіе въ самомъ дѣлѣ не есть ли особенный языкъ славянского корня; а малороссы, смотря на эту новую орѳографію, или — правильнѣе — кривографiю, сочиненную для нихъ досужимъ умомъ торговца-сочинителя «Граматки», и себѣ подумываютъ въ простотѣ сердца: «видно-таки нашъ языкъ совсѣмъ не русскій, когда то же слово да не такъ уже теперь стали писать».

 — Напримѣръ, вотъ начало предисловія къ знаменитой «Граматкѣ» съ выдуманною отъ нея орѳографіей: «Скілько ні есть у насъ по Вкраiні граматокъ и букварівъ, то всі вони не годятця намъ для первоі науки письменства, бо печатани не нашою мовою, а черезъ те всяка дитина довго нудитця надъ книжкою, поки навчитця иноязичниі слова розбірати». И мысль эта, и уродливое изображеніе ея (скажемъ по-малороссійски) — совершенная «брехня»!

Предисловіе къ этой «Граматкѣ», а равно и послѣсловіе или »Слово до письменныхъ«, при всемъ своемъ благодушіи и братолюбіи, при всемъ наружномъ яко-бы христіянскомъ настроеніи, невольно проговаривается о какой-то «волѣ людской» (страница 3 и 149). Словомъ [7] о свободѣ и оканчивается «Граматка».

— Эта «Граматка» издана въ 1857 г., когда комитеты кипѣли работою надъ разрѣшеніемъ крестьянскаго вопроса; теперь этотъ вопросъ уже разрѣшенъ: не понятно, о какой свободѣ, или «волѣ людской» хлопочетъ «Граматка». 

Первые шесть уроковъ «Граматки» состоятъ изъ нѣкоторыхъ псалмовъ Давида, перепорченныхъ, т.е. переведенныхъ на малороссійское нарѣчіе. Помилосердуйте, господа просвѣтители Малороссіи! Для чего вы отнимаете у нашихъ простолюдиновъ Псалтырь славянскую? Это святотатство! Предоставьте имъ читать псалмы Давида по-славянски, и Бога ради не переводите ихъ такъ нелѣпо на малороссійское нарѣчіе: вы этимъ переводомъ портите все дѣло, даже компрометируете дѣло спасенія вашихъ ближнихъ.

 

«Граматка» на этомъ не остановилась, но послѣ каждаго переведеннаго ею псалма она приложила еще изъясненіе, или «науку». Характеръ этихъ изъясненій, совершенно ничипоровскій, такъ и располагаетъ къ тому, чтобы сѣсть за столъ, понурить голову, да и заплакать въ три ручья. Общее содержаніе ихъ слѣдующее: «надобно намъ жить дружно; враговъ у насъ много, но Господь не оставитъ насъ. Послушайте, что онъ говоритъ: пріидите ко Мнѣ всѣ труждающіися и обремененніи, и Азъ упокою вы и обрящете покой душамъ вашимъ. Ему, Господу, любо слушать хвалу отъ честного собора. А соборомъ зовется всяка громада, которая собирается для добраго дѣла, угоднаго Богу. — Дай же намъ Господи всѣмъ сойтись до купы помыслами своими, и запѣть Тебѣ новый псаломъ честнымъ соборомъ и сердцемъ не лукавымъ» (стран. 26).

— Ну, какъ Ничипору не расплакаться отъ этой «науки», — такъ и лѣзутъ въ голову мысли: «батько умеръ, мать умерла… бѣдный я сирота!»… Ну, какъ не заплатить 50 к. за «Граматку?» —

 

За изъясненіемъ псалмовъ слѣдуетъ — украинская думка про гетмана Наливайка, тоже съ изъясненіемъ [8], или «наукою». Это верхъ коммерческаго искусства въ торговлѣ южнорусскимъ элементомъ! — Изъясненіе думы не скрываетъ той истины, что Малороссiя (страница 28) не имѣетъ на своихъ границахъ ни высокихъ горъ, ни глубокихъ рѣкъ, ни моря, чтобъ опершись объ нихъ не дать чужеземцу (?) опустошать свою землю. «Такая была воля Божія, чтобъ наша прекрасная, плодоносная сторона стояла не отгороженною отъ сосѣдей». Но — продолжаетъ »Граматка« — велика сила одностайнаго народа; никто не устоитъ противъ единодушія. Не оружіе, не искусство одолѣваетъ въ войнахъ народы; борются они между собою единодушіемъ; въ комъ больше воли и думы одной, тотъ и беретъ верхъ надъ другими« (стран. 40).

 

Позвольте спросить васъ, господин сочинитель «Граматки», неужели вы забыли, что теперь — слава Богу — Малороссія уже не составляетъ пограничной стороны Россіи, но есть одна изъ ея внутреннихъ частей? За чѣмъ же вы такъ расплакались, что она не имѣетъ на своихъ границахъ ни морей, ни горъ, ни глубокихъ рѣкъ? Ей теперь не отъ кого отгораживаться. Да и, такъ называемой вами, Малороссiи уже, слава Богу, нѣтъ; а есть одна, наша славная Россія съ семью морями — океанами на своихъ границахъ. Если вы читаете Св. Писаніе, то припомните, что всякое царство, раздѣльшееся на ся, запустѣетъ.

 

Послѣ думки о Наливайкѣ съ ложно-патріотическимъ изъясненіемъ, слѣдуетъ въ «Граматкѣ» философическая статья, подъ названіемъ: «Поглядъ (вѣроятно, взглядъ) на Божу правду, которою держитця свѣтъ» (стр. 45—61) [1]. [9]

 

Торговецъ-издатель »Граматки« въ предисловіи къ этой статьѣ самъ говоритъ, что она написана «не для однихъ дѣтей, но и для взрослыхъ, чтобъ они могли по-розумнѣйшать (сдѣлаться умнѣе)». Что жъ это такое за взглядъ на Божiю правду?

— А вотъ что: чрезъ всю статью проведены слѣдующія преобладающiя мысли: «было царство Вавилонское, было Ассирійское царство, было царство Египетское. Послѣ Египетскаго царства поднялась Греція; а какъ Греція ослабѣла и великое царство Александра Македонскаго распалось, то поднялась страшная сила Римская и весь свѣтъ подъ себя подгорнула (стран. 45, 46, 49). Всякое царство начиналось съ малаго и, подчинивши себѣ сосѣдей, ширилось, господствовало надъ безчисленными землями, а послѣ того, превзошедши мѣру гордости и беззаконій, само въ себѣ портилось, распадалось на маленькія царства, и не только свою древнію славу, но и самое имя свое теряло. На что жъ допускала Божія воля воздвигаться этимъ великимъ царствамъ, ежели отъ нихъ теперь остались только развалины? На то, чтобъ родъ человѣческій узналъ негодность грубой животной силы, которая хочетъ господствовать надъ міромъ и позналъ другую силу, разумную, божественную, которая идетъ своимъ шагомъ изъ вѣка въ вѣкъ, изъ царства въ царство даже до нашего времени, — и чтобъ, познавши эту силу на всѣхъ народахъ, люди начали собираться братскимъ разумомъ, громада до громады, а не принужденіемъ и неволею. Между древними царствами держалась правда Божія только въ еврейскомъ народѣ. А потомъ какъ евреи не узнали Спасителя и распяли Его (стран. 50), то римляне выгнали евреевъ изъ земли обѣтованной и разсѣяли по всему свѣту. Теперь уже всякій народъ сталъ Божіимъ народомъ, лишь бы вѣровалъ въ Сына Его и жилъ по Его закону. При свѣтѣ Христовомъ, просвѣщающемъ всѣхъ, видно (стран. 60), на что Господь допускаетъ воздвигаться великимъ царствамъ и потомъ падать, какъ палъ древній Вавилонъ, и исчезать [10], какъ исчезла Ниневія. На то, чтобъ не перомъ на бумагѣ, не голосомъ въ слухъ уха, былъ возвѣщаемъ міру законъ Божіей правды, но чтобы его достигла сама жизнь своими усиліями, муками и переворотами (par revolutions)?… Вотъ и далъ намъ Христосъ великую заповѣдь въ Евангеліи: аще пребудете въ словеси Моемъ, воистину ученицы Мои будете, и уразумѣете истину, и истина свободитъ васъ».

 

Только древніе книжники и фарисеи, да развѣ еще новѣйшіе іезуиты, могли и могутъ такъ низвращенно толковать слова Спасителя, какъ перетолкованы онѣ въ «Граматкѣ». Спаситель говорилъ (Еванг. отъ Іоанна гл. 8. ст. 31) о свободѣ отъ грѣха; и когда іудеи поняли Его слова по-своему, точно такъ, какъ истолковала ихъ «Граматка», то Господь самъ же и изъяснилъ свои слова слѣдующимъ образомъ (ст. 34):

«Отвѣща имъ Іисусъ: аминь, аминь глаголю вамъ,

яко всякъ, творяй грѣхъ, рабъ есть грѣха».

 

«Рабство грѣха», «свобода отъ грѣха» — вотъ о чемъ говоритъ Спаситель; а вы, г. сочинитель «Граматки», о какой это свободѣ толкуете? Имѣя въ виду какую-то свободу, достигаемую «посредствомъ распаденiя великихъ царствъ на маленькія» и посредствомъ «собранія громады до громады», вы самымъ непозволительнымъ образомъ маскируетесь благоговѣйными размышленіями о братолюбіи, натягиваете всеобщую исторію къ вашей цѣли, да и самое Евангеліе хотите заставить, чтобы и оно служило вашимъ видамъ. Если это не фарисейство, то ужъ трудно придумать другое имя; пусть общій здравый смыслъ человѣческій рѣшитъ, какъ назвать это.

 

Тому же здравому смыслу передаемъ, не отъищетъ ли онъ какого-либо значенія въ слѣдующемъ іезуитскомъ словоизвитіи «Граматки»: «Теперь, при свѣтѣ Христовомъ видно, что великія царства воздвигаются и потомъ падаютъ и исчезаютъ для того, дабы сама жизнь достигала закона Божьей правды усиліями [11], муками и переворотами». Рѣшительно не понимаемъ, о чемъ тутъ рѣчь; а вѣдь это «Граматка», то есть элементарная книжка, сочиненная для первоначальнаго обученія!

 

Далѣе въ »Граматкѣ« слѣдуетъ на испорченномъ русскомъ языкѣ (т. е. на малороссійскомъ) краткая Священная Исторія, Краткій Катихизисъ и малороссійскія (онѣ же и русскія) пословицы, напримѣръ: «дурень камень въ воду кинетъ, а десять розумныхъ не вытянутъ», или «кого хочетъ Богъ покарать, у того сперва разумъ отнимаетъ», и т.п. За пословицами напечатана ариѳметика на томъ же испорченномъ русскомъ языкѣ — слѣдовательно, вовсе неудобная ни для преподаванія, ни для ученія по ней.

 

Наконецъ, сочинитель »Граматки« вспомнилъ, что его православные ученики, выучивши (предположимъ) исторію и ариѳметику, не видѣли еще въ глаза ни одной славянской буквы: многому научились, но не умѣютъ читать по-славянски (вотъ и образованіе для простолюдина)! Чтобъ замаскировать этотъ, безъ сомнѣнія, умышленно-допущенный недостатокъ, сочинитель «Граматки» напечаталъ въ концѣ славянскими буквами такъ названныя имъ Великія Слова изъ Св. Писанія (Велики Слова изъ Письма Святого), т.е. нѣсколько на удачу взятыхъ имъ текстовъ изъ Св. Писанія: «Начало премудрости — страхъ Господень»; «Блаженны слышащіи слово Божіе и хранящiи его»; и т.п. Зачѣмъ собственно эти тексты названы въ «Граматкѣ» великими словами, неизвѣстно; какъ будто все прочее, содержащееся въ Св. Писаніи, не равно велико и божественно. Подъ каждымъ текстомъ, напечатаннымъ по-славянски, приложено изъяснене на малороссійскомъ нарѣчіи, необходимое развѣ для того только, чтобы, благо есть случай, поговорить по-малороссійски. Далѣе, напечатаны славянскими буквами предначинательныя молитвы: молитва Господня, Символъ Вѣры и 50-й псаломъ. [12]

 

Въ заключение «Граматки» напечатано малороссійское «Слово до письменныхъ». Это «Слово» — образецъ искусства въ коммерческомъ отношеніи. Это бойкій и ловкій чертежъ границъ задуманной Малороссіи, т.е. не то, чтобъ Малороссия могла когда-нибудь существовать въ этихъ границахъ, какъ особое государство, но этими границами: «по обоимъ берегамъ Днѣпра — отъ Припети до Синюхи на тыждень верховой ѣзды, отъ Карпатъ до Есмани, отъ Польши до Дону» — этими границами обозначается то великое пространство, гдѣ еще не совсѣмъ исправленъ испорченный русскій языкъ (т. е. малороссійскій), и гдѣ слѣдовательно можно разсчитывать на удачную продажу «Граматки». Все это, въ коммерческомъ отношеніи, можетъ быть, хорошо, — торгуйте себѣ на здоровье, берите деньги съ чувствительныхъ Ничипоровъ; но вѣдь вы торгуете опіумомъ, который отуманиваетъ головы вашихъ читателей, представляя имъ разныя фантастическія видѣнія и грёзы о небываломъ и невозможномъ. Вотъ какова ваша торговля.

 

Всякую испорченность — слѣдовательно, и испорченный языкъ — надобно исправлять, а не возводить на фантастическую степень нормальности и самостоятельности. А потому надобно стараться, чтобы люди, говорящіе по-малороссійски, привыкали говорить чисто по-русски, о чемъ всѣ благомыслящіе малороссіяне давно уже стараются въ своихъ семействахъ и училищахъ, и о чемъ сильно хлопочутъ малороссіяне, даже живущіе въ Галиціи; а сочинитель уродливой «Граматки» заключаетъ свое «Слово до письменныхъ» мольбою, чтобъ всѣ малороссіяне непремѣнно говорили по-малороссійски, т.е. чтобъ не исправляли своего испорченнаго и изкалеченнаго полонизмами языка, но коснѣли бы въ его испорченности. «Шануй всякъ свое ридне слово (говоритъ онъ), которе не одъ кого иншого, якъ одъ самого Бога намъ надане, и не для того надане, щобъ вы даръ Божій зневажали и забули». А мы въ отвѣтъ ему на это скажемъ: [13] господинъ честной, не пріемли имени Божія всуе. Къ чему тутъ фарисейство? Къ чему эти якобы благочестивые возгласы и замашки, когда все дѣло идетъ только о выгодной продажѣ сочиненной вами «Граматки»?…

 

Знаменитое «Слово до письменных» оканчивается чѣмъ-то въ родѣ проклятія на тѣхъ, кто не будетъ говорить по-малороссійски; оно выгоняетъ ихъ «изъ родной семьи украинской», не велитъ «ни чьему сердцу обращаться къ нимъ, какъ къ родичамъ», «не велитъ »привѣтствовать ихъ и давать имъ участия въ той славѣ, которую пріобрѣли древніе малороссіяне, воюючи за вѣру христианскую и волю людскую»…

 

Пропали теперь мы съ вами, любезные земляки, говорящіе чисто по-русски и пріучающіе своихъ дѣтей къ чистому русскому языку! Совсѣмъ пропали. Что намъ дѣлать?…

 

Нѣтъ, мы, всѣ малороссіяне, искренно любящіе наше прекрасное отечество — православную Россію и нашъ богатый, сильный и прекрасный языкъ русскій, обязываемся сказать по совѣсти, что малороссійская «Граматка», изданная въ С. Петербургѣ въ 1857 году, — самая вздорная затѣя и самая вредная нелѣпость. Напрасно защитники этой несчастной «Граматки» хотятъ называть ее противоядіемъ тѣхъ украинскихъ букварей, напечатанныхъ латинопольскими буквами, которые усиливается распространять въ нашихъ западныхъ губерніяхъ латинопольская пропаганда. Это значило бы выгонять одну болѣзнь посредствомъ производства другой болѣзни; если у больнаго чахоткою коченѣютъ уже руки и ноги отъ холода смерти, дай-ка произведемъ въ немъ тифозную горячку, авось выздоровѣетъ. И украинопольскіе буквари съ латинскою азбукой вредны, и «Граматка» вредна. Превосходнымъ противоядіемъ для обѣихъ этихъ вредныхъ книжекъ можетъ служить славяно-русскій букварь, изданный Святѣйшимъ Сѵнодомъ [14].

Но торговля южнорусскимъ элементомъ не остановилась на «Граматкѣ»; вслѣдъ за Граматкой явился

 

«БУКВАРЬ ЮЖНОРУССКIЙ»

1861 року; цѣна три копѣйки; составилъ Тарасъ Шевченко.«

 

Не хочется вѣрить, чтобъ эта пустѣйшая изъ пустѣйшихъ книжекъ была составлена даровитымъ Шевченкомъ, во-первыхъ потому, что первыя семь страницъ ея — слово въ слово переписка первыхъ страницъ «Граматки», а во вторыхъ потому, что покойный Шевченко, въ послѣднее время своей жизни, находился въ такомъ болѣзненномъ состояніи, что и умеръ 26-го февраля 1861 года, а «Букварь Южнорусскій», приписанный ему, изданъ именно въ 1861 году. Впрочемъ, пускай и Шевченко сочинилъ эту пустѣйшую книжку, — отъ этого она не дѣлается ни лучше, ни толковѣе.

 

Въ «Букварѣ Южнорусскомъ» нѣтъ ни «Во имя Отца…», ни «Царю Небесный», ни «Богородице Дѣво», ни «Десяти Заповѣдей». Послѣ складовъ только, «Отче нашъ», «Символъ Вѣры», да великопостная молитва Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего»… Затѣмъ слѣдуетъ табличка умноженія, да на испорченномъ русскомъ (т.е. на малороссійскомъ) языкѣ двѣ думки — «Про Пирятинскаго поповича Олексiя», да «Про Марусю, поповну Богуславскую».

 

Первая дума — такъ себѣ, даже съ нѣкоторымъ нравоученіемъ, а другая — изъ рукъ вонъ! Поповна Маруся попала въ плѣнъ къ одному «турецкому пану» и сдѣлалась наложницею его. У пана въ тюрмѣ сидѣли христіанскіе невольники. Поповна въ Свѣтлый Праздникъ Воскресенія Христова выпустила ихъ изъ тюрмы и, прощаясь съ ними, передаетъ чрезъ нихъ поклонъ родителямъ своимъ и проситъ сказать имъ, чтобъ они уже не выкупали ее изъ плѣну, — угадайте, почему?… [15]

»Бо вже я потуречилась, побусурменилась Для роскоши турецкой,

Для лакомства несчастнаго«… Ну что это за нравоученіе для дѣтей, начинающихъ учиться грамотѣ?

 

 

Въ заключеніе, къ этой думѣ пришита ни къ селу, ни къ городу (или, какъ говорятъ малороссіяне: пришей кобылѣ хвостъ) слѣдующая молитва новѣйшаго произведенія:

 

»Ой вызволи Боже насъ всѣхъ, бѣдныхъ невольниковъ

                     Зъ тяжкой неволи.

Выслухай, Боже, въ просьбахъ щирыхъ,

                     Въ несчастныхъ молитвахъ,

                     Насъ, бѣдныхъ невольниковъ«..

 

Тенденція этого букварика одна и таже, что и въ «Граматкѣ»: «Ккая-то воля людская, освобожденiе изъ какой-то неволи. О какой это свободѣ хлопочете вы, господа букваристы?!! Вмѣсто Десяти Заповѣдей Божіихъ, въ «Букварѣ Южнорусскомъ» напечатаны нѣкоторыя малороссійскія пословицы, например, вмѣсто пятой заповѣди напечатана слѣдующая нравоучительная пословица:

»Або ты, тату, иди по дрова,

       А я буду до̀ма;

Або жъ я буду до̀ма,

       А ты иди по дрова.« — Каково?!..

О богопочтеніи вообще напечатана слѣдующая пословица:

»Заставь дурного Богу молиться, то винъ и лобъ пробье.«

 

Если какой нибудь старый Ничипоръ могъ разчувствоваться и расплакаться, бывши на-веселѣ, то безъ ошибки можно сказать, что весь «Букварь [16] Южнорусскій» составленъ тоже не спроста, но непремѣнно на-веселе. Повторяемъ — пустѣйшая изъ пустѣйшихъ книжекъ.

 

Но эта пустѣйшая книжонка доставила великую выручку въ торговлѣ южнорусскимъ элементомъ. Напечатана она въ числѣ многихъ тысячъ экземпляровъ. Во-первыхъ, на ней выставлено имя Шевченка; во-вторыхъ, цѣна ей три копѣйки! Вслѣдъ за тѣмъ, какъ было провезено чрезъ Малороссію въ Каневъ мертвое тѣло Шевченка, «Буквари Южнорусскіе», какъ саранча, налетѣли на Малороссiю и истребили въ ней безчисленное множество шестигрошевиковъ; какая-то невидимая сила гнала ихъ на Малороссію.

 

Очевидно, что и тріумфаторское шествіе мертвыхъ останковъ Шевченка чрезъ Малороссію такъ же вошло въ коммерческія комбинаціи компаніи, торгующей южнорусскимъ элементомъ.

 

Всѣ эти рѣчи и стихи, всѣ эти оваціи были, конечно, не въ честь бѣднаго Шевченка, который, безъ сомнѣнія, самъ остановилъ бы всѣ эти затѣи и продѣлки, если бы могъ кричать изъ гроба. Все это дѣлалось въ честь какой-то «идеи», сопряженной невидимою связью съ торговлей южнорусскимъ элементомъ. Нѣкоторые простодушные Ничипоры дѣйствовали тутъ по безотчетному увлеченію, другіе по молодечеству, а большая часть изъ любопытства и праздности; но геній торговли не дремлетъ, изъ всего умѣетъ извлекать выгоду.

 

Еще до провоза, чрезъ Малороссію, гроба Шевченка въ сопровожденіи саранчи «Букварей Южнорусскихъ», Малороссія была уже наводнена маленькими книжечками на испорченномъ русскомъ, т.е. на малороссійскомъ языкѣ. Книжечки эти въ 16-ю долю печатнаго листа, страничекъ въ 7, 8, 10 и, много-много, въ 12; цѣна книжечкѣ три копѣйки, или пять копѣекъ. Вотъ названіе этихъ просвѣтительныхъ книжечекъ: 1) Сѣрая кобыла, 2) Сказка про дѣвку-семилѣтку, 3) Подбрехачъ, 4 и 5) Двѣ поэмы Шевченка: «Гамалѣя» и «Тарасова ночь».

 

 

 

«Сѣрая кобыла», это старый анекдотъ о мужикѣ, который рубилъ дерево, нависшее надъ рѣкою и чтобъ [17] оно, срубленное, не упало въ рѣку, мужикъ привязалъ къ нему свою сѣрую кобылу въ томъ предположенiи, что кобыла потянетъ дерево въ другую, противную отъ рѣки, сторону. Но, срубленное дерево рухнуло въ рѣку и увлекло за собою кобылу. И дерево пропало, и кобыла пропала. — Вотъ и все! 10 страничекъ, цѣна 5 копѣекъ.

 

«Сказка про дѣвку—семилѣтку» такое ничтожество на 11-ти страничкахъ, что даже и расказывать нечего.

 

«Подбрехачъ«, тоже старый анекдотъ о помощникѣ свата при сватовствѣ невѣсты. — Тутъ же напечатанъ другой циническій анекдотъ о томъ, какъ одинъ мужикъ обожрался въ заговѣнье.

 

Теперь — о поэмахъ Шевченка: «Гамалѣя» и «Тарасова ночь». Изъ преданія извѣстно, что когда Пушкинъ напечаталъ свою «поэму» Русланъ и Людмила, то читающая Россія раздѣлилась тогда на два враждебные стана: одни нехотѣли признать за этой сказкой названія «поэмы», а другіе превозносили ее наравнѣ съ Илліадой и Одиссеей, и доказывали права ея на званіе поэмы — страшный и продолжительный былъ споръ.

 

Доброе старое время! тогда еще спорили о чемъ-нибудь литературномъ. А теперь, безъ всякаго спора и безъ всякаго стыда, что ни напиши рубленною прозой, все это — «поэма»! — Обѣ, такъ называемыя, «поэмы» Шевченка гораздо ниже тѣхъ двухъ стихотвореній, что помѣщены въ его «Букварѣ» (про поповича Олексія и про поповну Богуславскую); но тѣ два стихотворенія названы только думами, а «Гамалѣя» и «Тарасова ночь« — поэмы! Нельзя сказать, чтобъ въ этихъ двухъ поэмахъ не было рѣшительно никакихъ достоинствъ — особенно при соображеніи того обстоятельства, что покойный Шевченко былъ самоучка, но это отнюдь — не поэмы! Это рубленная въ стихотворноподобныя строки проза, безъ всякой поэтической мелодіи и гармонiи, съ нѣкоторою только замашкою поддѣлаться подъ складъ древнихъ стихотвореній. Для чего компанія, торгующая южно-русскимъ элементомъ, напускаетъ на Малороссію [18] эти «поэмы» и книжечки, не имѣющія никакого достоинства, ни нравственнаго ни литературнаго, рѣшительно не понятно.

 

На оберткѣ каждой изъ сихъ жалкихъ книжонокъ напечатано объявленіе о продажѣ другихъ литературныхъ товаровъ той же коммерческой фирмы, какъ-то: «Чорна Рада», «Повистки Основьяненка» и даже «Проповѣди на малороссiйскомъ языкѣ протоіерея Iречулевича, изд. 2-е исправленное и «почти вновь написанное». Просимъ читателей прислушаться къ этимъ словамъ: «и почти вновь написано». Дѣло было вотъ какъ: почтеннѣйшій отецъ протоіерей Каменецъ-Подольской епархіи написалъ и произносилъ эти проповѣди на Малороссійскомъ нарѣчіи по вымагательному требованію мѣстныхъ обстоятельствъ. Чтобъ спасти своихъ прихожанъ отъ усвоенія ими польскаго языка, онъ проповѣдывалъ на малороссійскомъ ихъ нарѣчіи для того, что ежели они не умѣютъ еще говорить чисто по-русски, то изъ двухъ золъ (польскаго и малороссійскаго нарѣчій) пусть, дескать, избираютъ меньшее зло, пусть говорятъ по-малороссійски, т.е. хоть на испорченномъ, но все-таки русскомъ языкѣ, а не на польскомъ.

 

 

 

 

Первое изданіе проповѣдей и было напечатано такъ, какъ оно вышло изъ рукъ о. протоіерея. Торговля южнорусскимъ элементомъ пріобрѣла право печатать эти проповѣди вторымъ изданіемъ и (слушайте!) «почти вновь написала ихъ», какъ сама признается въ объявленіи о продажѣ ихъ! Свѣтскій, торговый человѣкъ передѣлываетъ, «почти вновь пишетъ», малороссійскія проповѣди, оставляя на нихъ только имя прежняго сочинителя…. Для чего это? По какому праву? Для какихъ видовъ??

 

Для полноты дѣла, разскажемъ два факта о малороссiйскихъ проповѣдяхъ вообще. — Годовъ около пяти назадъ, въ мѣстечкѣ Талалаевкѣ (Нѣжинскаго уѣзда) была освящена обновленная церковь. Прихожане этой церкви наполовину «паны», т.е. дворяне, и на-половину [19] простолюдины, т.е., козаки и крестьяне. Молодой приходской священникъ, В.О., въ концѣ литургіи произнесъ проповѣдь, въ которой обыкновеннымъ русскимъ языкомъ благодарилъ дворянъ за ихъ пожертвованія на обновленіе храма; потомъ, обратившись же къ простолюдинамъ, продолжалъ уже свою проповѣдь на малороссійскомъ нарѣчіи, слѣдующимъ образомъ: «Спасибо и вамъ, шановна громада, за вашу працю для обновленія дому Божого…» и т.п… А что же вышло? Простолюдины обиделись такимъ оборотомъ проповѣди, — многіе тотчасъ вышли изъ церкви, а другіе начали шушукать между собою и переглядываться. Потомъ хотѣли — было жаловаться архіерею на священника за то, что онъ посмѣялся надъ ними въ церкви и заговорилъ до нихъ такою мовою, какъ они въ шинкѣ лаются межъ собою. [2]

 

А вотъ и другой фактъ. Около трехъ лѣтъ назадъ, одинъ духовный сановникъ (родомъ изъ великороссіянъ), живя въ Малороссіи, повѣрилъ дошедшимъ до него слухамъ, будто малороссіяне доселѣ не отвыкли еще отъ ябедничества и ложныхъ доносовъ. Чтобъ исправить ихъ отъ этого порока, онъ сочинилъ по-русски проповѣдь о клеветѣ и ложныхъ доносахъ, приказалъ перевесть эту проповѣдь на малороссійское нарѣчіе, напечаталъ ее и разсылалъ по всѣмъ церквамъ эпархіи, съ тѣмъ, чтобъ священники прочитали ее въ церквахъ, когда будетъ много народа по случаю какого-нибудь праздника. Угадайте, господа украинофилы, какой былъ исходъ этого дѣла. Доселѣ ни одинъ священникъ не рѣшился читать эту проповѣдь въ церкви! Почему такъ? По здравому смыслу общечеловѣческому, который говоритъ всѣмъ малороссіянамъ и [20] панамъ, и мужикамъ, и священникамъ, что испорченное нарѣчіе русскаго языка или, такъ-называемый, малороссійскій языкъ, какъ аномалія, не имѣетъ никакихъ правъ на литературную самостоятельность, и недостоинъ употребленія ни въ какихъ серьезныхъ случаяхъ, но нуждается въ исправленіи посредствомъ чистаго общерусскаго языка.

 

Извѣстное дѣло, что малороссійское нарѣчіе есть нѣчто среднее между польскимъ языкомъ и русскимъ, такъ точно какъ унія была въ свое время среднею религіей между католичествомъ и православіемъ.

 

По возвращеніи уніатовъ къ православію, стыдно было бы для малороссійскаго нарѣчія (и стыдно на всю исторію!), если бы и это посредствующее нарѣчіе не слилось наконецъ съ своимъ родоначаліемъ — съ общерусскимъ языкомъ. Вотъ каковъ матеріалъ вашей торговли, гг. торговцы южнорусскаго элемента. — Полно вамъ надувать чувствительныхъ Ничипоровъ!…

 

 

 

Увы, еще не полно… Одинъ нашъ землякъ перевелъ на малороссійское нарѣчіе даже Евангеліе отъ всѣхъ четырехъ Евангелистовъ. Духовные сановники, которымъ онъ представилъ свой переводъ, признали, что печатать Евангеліе на малороссійскомъ нарѣчіи »неудобно«. Недовольный переводчикъ не удовлетворился такимъ учтивымъ и снисходительнымъ приговоромъ, но послалъ свой переводъ въ одно Ученое Общество, и — потрафилъ очень хорошо.

 

Извѣстное дѣло, что нѣтъ такой уродливой нелѣпости, которая не могла бы выдаваться за правду — подъ фирмою учености. Напримѣръ, ученые люди доказывали и доселѣ доказываютъ, что греки не умѣютъ читать по-гречески или напримр, что болгаре, называющiе себя славянами и говорящiе испоконъ-вѣку по-славянски, суть отродье турковъ и т.п. Вотъ и теперь слышно, что ученые люди хлопочутъ уже объ исходатайствованіи позволенія напечатать Евангеліе на малороссійскомъ нарѣчiи….

 

Да, надобно съ сожалѣніемъ признаться, что отъ учености можно всего ожидать.

Примечанiя.

 

1. Кстати замѣтить, что сочинитель „Граматки“ самъ очень плохо знаетъ малороссійское нарѣчіе и безпрестанно куетъ изъ польскаго языка новыя слова въ родѣ погляда и все это для того, чтобъ показать дурнямъ москолямъ, что малороссійское, дескать, нарѣчіе не нарѣчіе, но самостоятельный языкъ болѣе сродный съ польскимъ, чѣмъ съ обще-русскимъ.

 

2. О подобномъ же происшествіи намѣкаетъ и «Вѣстникъ Юго-Зап. и Западной Россіи» (см. Сентябрь 1862, Отд. IV. стран. 23.) „При малороссійскихъ проповѣдяхъ, народъ оставлялъ церкви, и даже, при проѣздѣ архіереевъ, жаловался имъ на тѣхъ священниковъ, которые, какъ будто въ насмѣшку, стали поучать мужицкимъ говоромъ.“

 

 

 

 

1. О МАЛОРОССІЙСКОМЪ ЯЗЫКѢ.

———————————————————————————

 

Есть два нѣмецкіе языка: одинъ, обыкновенный нѣмецкій, на которомъ говорятъ и пишутъ нѣмцы, а другой — на которомъ говорятъ польскіе и русскіе евреи.

Этотъ послѣдній языкъ, кромѣ испорченныхъ звуковъ обыкновеннаго нѣмецкаго языка, имѣетъ нѣсколько словъ еврейскихъ, испанскихъ, португальскихъ, татарскихъ и русских, т.е., по-немножку изъ языка всѣхъ тѣхъ народовъ, между которыми жили евреи. Изъ такой смѣси составилось то нарѣчіе, которое называется еврейско-нѣмецкимъ языкомъ. Для любопытства читателей, вотъ нѣсколько фразъ на этомъ жидовскомъ нарѣчіи, въ сравненіи его съ обыкновеннымъ нѣмецкимъ языкомъ: [1]

 

ПО-ЖИДОВСКИ:                                                                           ПО-НѢМЕЦКИ:

 

Гертъ айре Рабаимъ унъ фолгтъ зи,                Gehorchet euern Lehren und folgt ihnen,

дарферъ восъ зи стараенъ зихъ вегенъ                        denn sie wachen über eure Seelen. [22]

айре зеленъ.

 

Восъ вильтъ иръ гобунъ Меншенъ                             Was ihr wollt, dass euchdie Leute

золлунъ айхъ тонъ, досъ ейхъ тонъ                 thun sollen, das thut ihr ihnen auch.

зольсте ди Меншенъ.

 

Зайтъ фрейлихъ митъ демъ фрейлихе,                        Freuet euch mit den Fröhlichem,

унъ вейнъ митъ демъ вейнидиге.                                und weinet mit den weinenden.

 

 

Съ перваго взгляда кажется, будто жидовско-нѣмецкій языкъ есть особенное какое-то племенное нарѣчіе, происходящее отъ общаго всѣмъ нѣмцамъ тевтонскаго языка. Притомъ не забудьте, что евреевъ, говорящихъ этимъ испорченнымъ нарѣчіемъ наберется до двухъ милліоновъ человѣкъ, ежели не больше: да это равняется съ народонаселеніемъ какого-нибудь нѣмецкаго государства!

 

Если бы между евреями, говорящими этимъ quasi-нѣмецкимъ нарѣчіемъ, нашелся одинъ-другой предпріимчивый человѣкъ, то они могли бы составить для своего племени особую отъ обще-нѣмецкаго языка и грамотность, и даже литературу еврейско-нѣмецкую. А если бы между ними явился еще поэтъ, который бы на этомъ испорченномъ нѣмецкомъ языкѣ началъ писать думы и пѣсни о судьбахъ еврейскаго народа, — потомки Израиля осыпали бы такихъ своихъ литераторов похвалами, и даже, можетъ быть, кербелями… Но — къ чему бы это все послужило? Что пріобрѣлъ бы отъ этого общій нѣмецкій языкъ? Да и жидовско-нѣмецкое нарѣчіе неужели могло бы когда-нибудь достигнуть литературной самостоятельности и права гражданства между другими языками?..

Никогда никакая уродливость не достигала и не достигнетъ до возможности сдѣлаться нормальностью: это — несокрушимый законъ природы.

 

Хотя намъ, малороссіянамъ, чрезвычайно непріятно такое сравненіе, но надобно сказать правду, что въ такомъ точно отношеніи къ общерусскому языку состоитъ малороссійское нарѣчіе, въ какомъ жидовско-нѣмецкое нарѣчіе — къ обще-немецкому языку.

 

Для нагляднаго убѣжденія въ этомъ, вотъ — стихи Шевченка и проза Марка [23] Вовчка въ сравненіи ихъ съ русскимъ переводомъ. Беремъ то и другое изъ первыхъ страницъ малороссійскаго журнала «Основа», январь 1861 года:

 

ПО-МАЛОРОССІЙСКИ:

Марк Вовчек:

Запалили у сусѣда / Нову добру хату

Сусѣды злы, нагрѣлися / Та й полѣгли спати,

И забули теплый попелъ / По полю развѣять….

Лежить попелъ на распутьи, / А въ попелѣ тліе

Огню искра великого, / Тліе не вгасае,

Пидпалу жде, — яко то местникъ / Часу дожидае —

Часу злого. Тліе искра, / Тихо дотливала

На распутьи широкому, / Та й гаснути стала…[2]

ПО-РУССКИ: Шевченко.

Зажгли у сосѣда / Новую добрую хату

Сосѣди злые, нагрѣлись / Да и легли спать,

И забыли теплый пепелъ / По полю развѣять….

Лежитъ пепелъ на разпутьи, / А въ пепелѣ тлѣетъ

Огня искра великаго, / Тлѣетъ не угасаетъ,

Подпалу ждетъ, какъ будто мститель

Времени дожидаетъ — / Времени злаго.

Тлѣетъ искра, / Тихо дотлѣвала

На распутьи широкомъ, / Да и гаснуть стала…. [24]

 

У слободѣ я родилась — Пятигиръ. Тамъ недалечко, — може колы слободянски стороны доводилось переѣздить, то чували, — стара жена выкопала печеры у крейдяной горѣ? Тридцать, чи сорокъ лѣтъ копала, таки велики выкопала, Господи! Було ходимо малыми по печерахъ тыхъ, запалимо вѣти сосновы та й ходимо; а хидъ узенькій, та низькій и дуже трудный. Межъ людьми иде, що була то жена вельми древня и немощна, а духу великаго.

 

Марко Вовчокъ. Въ слободѣ я родилась — Пятигорье. Тамъ недалечко — можетъ быть, слободскія стороны доводилось переѣзжать, то вы слышали, — старая женщина выкопала пещеры въ мѣловой горѣ? Тридцать или сорокъ лѣтъ копала, такія великія выкопала, Господи! Бывало, мы дѣтьми ходимъ по пещерамъ тѣмъ, зажжемъ вѣтьви сосновыя, да и ходимъ; а ходъ узенькій, да низкій и очень трудный. Межъ людьми слухъ идетъ, что была та женщина очень старая и немощная, но духу великаго.

Передаемъ на судъ всѣхъ лингвистовъ и этимологовъ: пусть рѣшатъ, похожъ ли малороссійскій языкъ на особенное какое-то племенное нарѣчіе славянскаго языка и не есть ли онъ скорѣе — тотъ же русскій языкъ, только испорченный, т. е., съ перековерканными окончаніями словъ и съ особеннымъ произношеніемъ нѣкоторыхъ изъ нихъ? И — есть ли какая-либо разумная необходимость возводить насильно этотъ испорченный языкъ до самостоятельной литературы, которой онъ никогда (прислушайтесь, господа украинофилы, никогда!) не имѣлъ?..

 

 

 

Можно, пожалуй, быть малороссіяниномъ; можно любить Малороссію, какъ свою родину и какъ прекрасную часть Россіи; даже можно любить свое домашнее малороссійское нарѣчіе, какъ вообще мы любимъ многія домашнія вещи, например, халатъ, колпакъ, и т.п. — но… въ этомъ домашнемъ костюмѣ являться въ публику, да еще доказывать права этого костюма на публичное употребленіе — это было бы по меньшей мѣрѣ смѣшно и дико, ежели не какъ-нибудь иначе.

 

Послѣ этого, такъ и жди, что и бѣлорусское нарѣчіе возвыситъ свой голосъ и объявитъ свои права на самостоятельность и литературное гражданство между другими языками. Слышно, что одинъ шутникъ-бѣлоруссъ затѣваетъ уже издавать, на бѣлорусскомъ нарѣчіи, журналъ подъ заглавіемъ: «Подканье», съ [25] эпиграфомъ:

 

«Бейце, дзѣци, гопака, не жалѣйце лапцей;

кали эци пабьеце, бацько новыхъ наплеце».

 

Судя по этому эпиграфу, бѣлорусское нарѣчіе не уступитъ малороссійскому ни въ гармоніи, ни въ изобразительности. Повторяемъ: малороссійское нарѣчіе есть тотъ же общерусскій языкъ, только испорченный въ то время, какъ Малороссія стенала подъ игомъ Польши. —

 

Со времени возвращенія Малороссіи и сплоченія въ одно цѣлое съ прочею Россіей, малороссійское нарѣчіе начало очищаться отъ проказы полонизмовъ и съ каждымъ днемъ болѣе и болѣе сближаться съ роднымъ своимъ русскимъ языкомъ. Малороссіяне, живущіе въ Галиціи, подобнымъ же образомъ начали уже очищать свое нарѣчіе и приближать его къ общему русскому языку.

 

Другаго средства существованія нѣтъ для малороссійскаго нарѣчія, какъ соединиться ему съ русскимъ языкомъ: такъ маленькій ручеекъ катитъ свою нитку воды въ большую рѣку и соединяется съ нею. Для ручейка нѣтъ въ этомъ никакого стыда: достигши рѣки, онъ уже у себя, дома.

 

ТОЖДЕСТВО малороссійскаго нарѣчія съ общимъ русскимъ языкомъ и необходимость слиться ему въ одно русло съ русскимъ такъ неотразимы и неизбѣжны, что упрямые украинофилы, видя эту опасность для своихъ тенденцій, выстроили, противъ такого сліянія, искусственную плотину изъ придуманнаго ими особеннаго кривописанія (а не правописанія), такого уродливаго и такъ противнаго всѣмъ правиламъ этимологіи, что изъ рукъ вонъ!

 

Они выгнали изъ малороссійскаго нарѣчія буквы ы, ѣ, и замѣняютъ ихъ однимъ i, а это i, замѣняютъ осьмеричнымъ и, сокращенное мѣстоимѣніе -ся замѣняютъ слогомъ ця, и другія подобныя безобразія повыдумывали, дабы сбить съ толку своихъ земляковъ и увѣрить ихъ, что малороссійскій языкъ совершенно отличенъ отъ русскаго: «смотрите, дескать, какъ по-малороссійски слова пишутся, — совсѣмъ не такъ, какъ по-русски».

 

— Съ другой стороны, эта хитро-искусственная плотина противъ сліянія малороссійскаго [26] нарѣчія съ русскимъ языкомъ обставлена кольями многихъ польскихъ словъ, которыхъ малороссіяне давно уже не употребляютъ, и которыхъ украинофилы натыкали въ малороссійское нарѣчіе злоумышленно для того, чтобы придать этому нарѣчію особенный колоритъ, отъ русскаго.

 

«Оповѣданья« Марка Вовчка… что это такое? Или: «омана, пильга, наданый, вбачати, одностайный, жаданье»… ЧТО ЭТО ЗА СЛОВА?..

 

Помилосердуйте, гг. украинофилы! такихъ словъ нѣтъ въ Малоросіи. — Вмѣсто сближенія малороссийского нарѣчія съ русскимъ языкомъ, вы сближаете его съ польскимъ. За это поляки очень любятъ васъ, и даже не шутя приглашаютъ васъ къ соединенiю съ ними, говоря, что малороссійскій языкъ есть тотъ же польскій, только въ польскомъ есть нѣсколько словъ мазурскихъ, которыхъ нѣтъ въ малороссійскомъ». (См. газету краковскую: Czas).

 

— Дѣло идетъ, какъ видите объ отдѣленіи малороссіянъ отъ Россіи въ литературномъ отношеніи.

 

А божественная мудрость говоритъ вотъ что: «Кто не погрѣшаетъ въ словѣ, тотъ, совершенъ, онъ можетъ обуздать и все тѣло. Языкъ не большой членъ, но много дѣйствуетъ, посмотри, небольшой огонь какъ много вещества зажигаетъ. И языкъ — огонь, скопище неправды: въ такомъ точно положенiи языкъ находится между членами нашими; онъ заражаетъ все тѣло, и воспаляетъ кругъ жизни, будучи самъ воспаляемъ отъ геенны. Это — неукротимое зло. Не должно, братія мои, сему такъ быть». (Іак. III, 2, 5, 6, 8, 10.).

 

Мы сказали уже, что жители Галиціи стараются всѣми силами сблизить свой языкъ съ общерусскимъ языкомъ. На справедливое замѣчаніе объ этомъ, изложенное въ Современной Лѣтописи Русскаго Вѣстника (4 № 1861г.) «Основа» отвѣчала такъ:

 

«Подавленному двойнымъ гнетомъ — онѣмѣчиванья и ополячеванья — русскому сердцу галичанина особенно трудно защититься (какъ будто отъ врага?!) отъ вѣющаго на него — отраднымъ родствомъ и лучшимъ будущимъ — духа литературной Россіи. [27]. Для борьбы съ насильственными притязаніями, галиційскій русинъ — воспитанникъ польскихъ или нѣмецкихъ школъ хватился за первое, уже готовое, оружіе, не имѣя времени ни изучать наличное богатство своего народнаго языка, ни разрабатывать его литературно. Но это явленіе — не законъ, тѣмъ болѣе не законъ для украинскихъ писателей, настоящихъ и будущихъ (неужели для нихъ законъ не писанъ?).

 

«Нѣтъ! — продолжаетъ «Основа»: ни съ какой стороны не приходится украинскимъ литераторамъ брать примѣръ съ галиційскихъ. Постоянная мечта русскихъ Галичанъ — союзъ съ остальною Россіей — для украинцевъ не существуетъ (благодаримъ покорно васъ за это отъ лица всей Россіи!). Пока мы достигали соединенія, повѣряли его послѣдствія, оживались и т.д., наши литературные интересы тянули въ одну сторону; теперь же, когда соединеніе совершилось (неужели теперь надобно тянуть въ другую сторону — къ разъединенiю?) для насъ настало время правильнаго (?) литературнаго развитія (т.е. разъединенія?..). Крайняя централизація въ языкѣ (слушайте!) была бы помѣхою общему благосостоянiю и образованiю: единообразованіе (пожалуйста, слушайте!) производитъ у насъ уродство и юродство» (Основа. Февраль 1861. Отвѣтъ Соврем. Лѣтописи Рус. Вѣстника.)

 

 

Если бы у насъ было демидовское богатство, то мы бы назначили 100 тысячъ рублей преміи тому, кто пойметъ, разберетъ и разъяснитъ эти таинственныя слова «о крайней централизаціи въ языкѣ, служащей помѣхою общему благосостоянiю и образованiю народа«, а равно «объ уродствѣ и юродствѣ, происходящемъ отъ единообразованiя«. Какъ? единообразованіе малороссіянъ съ великороссіянами производитъ уродство и юродство??!! Централизація, т.е господство общаго русскаго языка въ Малороссіи, мѣшаетъ общему благососостоянію и образованію народа??.. Рѣшительно не понимаемъ!

 

ЗАЧѢМЪ ТАКАЯ ТУМАНИЗАЦІЯ СЛОВЪ И ФРАЗЪ? Сказали [28] бы напрямикъ: чего вамъ хочется, — ну, тогда бы можно было принять надлежащая мѣры къ отвѣту. — Какъ вы ни мудрите, а все-таки малороссійское нарѣчіе — аномалія между языками. Оно — ежели сказать правду — незаконнорожденное дитя руссизма и польщизны, родившееся въ кухнѣ и выросшее на заднемъ дворѣ человѣческой мысли и слова. Теперь вы это незаконнорожденное дитя умываете, расчесываете, пріодѣваете, вводите въ гостинную и требуете, чтобъ оно было признано законнымъ наслѣдникомъ. Трудно опредѣлить, чего больше въ вашемъ предпріятіи, ложнаго гуманизма или истинной дерзости?..

 

Всѣ близкія и родныя народности теперь стремятся къ соединенiю: Италія сливается во едино; Іонійцы хотятъ примкнуть къ Греціи; Галичане вздыхаютъ о соединеніи съ Русью. Что-жъ это сдѣлалось съ вами, господа украинофилы, что вы затѣяли литературное отдѣленіе отъ Россіи и хлопочете о какой-то мечтательной самобытности?.. Вѣдь вы сами признаетесь, что малороссійской литературы никогда еще не было на свѣтѣ, что «она недавно началась, а именно съ Шевченка» [3].

 

Вы сами очень плохо знаете малороссійское нарѣчіе и безпрестанно спотыкаетесь на польскія слова. На что это? къ чему это? чего вамъ хочется?.. Всѣ ваши затѣи, кажется, происходятъ, между прочимъ, отъ праздной учености, или отъ ученой праздности.

 

Ученые люди, отъ нечего дѣлать, выдумали малороссiйскій языкъ. Нѣкоторые изъ нихъ, родомъ изъ Вологды или Костромы, никогда не видѣли Малороссіи, но отъ достовѣрныхъ свидѣтелей слышали, что въ ней говорятъ «не россiйскимъ, но малороссійскимъ діалектомъ»; а одинъ изъ нихъ былъ когда-то въ Малороссіи, но изъ нея вывезъ только то свѣденіе, что тамъ цѣлковый называется карбованцомъ и что писаря, на почтовыхъ станціяхъ, вмѣсто «нѣтъ лошадей», отвѣчаютъ [29] «нема коней». На основаніи этихъ «данныхъ», наши ученые мужи рѣшили, что если бы даже и никогда не было на свѣтѣ малороссійскаго языка, то его теперь должно образовать. — Vae doctis!

Примечанiя

1. Мы нарочно взяли эти фразы изъ Св. Писанія, чтобы рьяные защитники всякихъ национальностей, наглядно убѣдились, что не надобно калечить Св. Писаніе переводомъ на каррикатурныя, аномальныя нарѣчія, — тѣмъ болѣе, что люди, говорящіе такими нарѣчіями, сами сознаютъ несостоятельность ихъ.

 

2. Неужели это — стихи? Неужели это поэзія?.. Господа украинофилы! Хоть этимъ почтите память Шевченка: не называйте его поэтомъ!
3. «Основа». Февраль 1861. Характеръ и задача украинской критики. Страница 159.

 

 

 

III. ДНЕВНИКЪ Т. Г. ШЕВЧЕНКА.

———————————————————————————

 

Т.Г. Шевченко былъ, безспорно, очень даровитый человѣкъ, впрочемъ неумѣренно — захваленный и, къ сожалѣнію, испорченный своими почитателями. Живое преданіе говоритъ, что нѣкоторые любители малороссійскаго юмора старались иногда нарочно приводить его, при помощи извѣстнаго средства, въ восторженное состояніе, чтобъ потѣшаться шутками его, пѣснями и импровизаціей. «Бѣдный пѣвецъ!» — невольно вырывается изъ души болѣзненный вопль, какъ начнутъ расказывать о подобныхъ продѣлкахъ нѣкоторыхъ украинофиловъ…. Понадобился имъ, видите, геній, непремѣнно генiй — поетъ украинскій, вотъ они и произвели бѣднаго Тараса Григорьевича въ такіе геніи — для того, »чтобъ съ него начать Исторію украинской литературы [1], дотолѣ не существовавшей на бѣломъ свѣтѣ, и для существованiя которой никогда небыло, нѣтъ и не будетъ никакой исторической, разумной необходимости. «Хочешь-не хочешь, а ужъ ты пиши намъ малороссійскіе стихи, вѣдь ты нашъ украинскій геній поэтъ!» Вотъ и повѣрилъ имъ Шевченко, по крайней мѣрѣ, притворился, будто повѣрилъ, — и — давай писать думы, думки, пѣсни, сказки и поэмы на малороссійскомъ [31] испорченномъ нарѣчіи, которое никогда не было самостоятельнымъ языкомъ.

 

Даровитый Шевченко, въ глубинѣ души своей былъ искренно убѣжденъ въ литературной, политической и нравственной несостоятельности малороссійскаго нарѣчія, какъ аномаліи; онъ глубоко чувствовалъ всю аномальность его и хотя, по принятому имъ отъ своихъ пріятелей производству въ украинскіе геніи-поэты, писалъ стихи на малороссійскомъ нарѣчіи, но въ душѣ своей онъ былъ русскимъ и думалъ про себя по русски. Вѣдь извѣстное дѣло: нашъ языкъ — тотъ на которомъ мы думаемъ и на которомъ разговариваемъ сами съ собою.

 

Посмотрите же, что вышло: публика, своего особеннаго рода, требовала отъ Шевченка украинскихъ стиховъ, — ну, онъ и писалъ для нея такіе стихи; а свой »Дневникъ«, назначенный имъ не для публики, а для печати, писалъ на чистомъ русскомъ языкѣ. Желающіе познакомиться съ этимъ »Дневникомъ Шевченка«, могутъ найти его въ книжкахъ «Основы» за 1862 годъ.

 

— Что же доказывается этимъ? А вотъ что: когда уже самъ Шевченко писалъ свой искреннiй «Дневникъ» на общемъ, чистомъ русскомъ языкѣ, а не на малороссійскомъ нарѣчіи, то, значитъ, онъ самъ сознавалъ неприличіе и неспособность малороссійскаго нарѣчія для серьезнаго употребленія. Онъ своимъ »Дневникомъ« какъ будто говоритъ намъ вотъ-что: «Можно, пожалуй, иногда поговорить по-малороссійски, написать малороссійскую виршу и пропѣть малороссійскую пѣсню, такъ точно, какъ можно иногда и потанцовать трепака; но танцовать постоянно въ мѣсто обыкновеннаго хожденія ногами, — это, воля ваша, было бы черезъ-чуръ не нормально: вотъ тоже разумѣйте и о вашей малороссийской литературѣ».

 

— Шевченко чувствовалъ, сознавалъ это, и, въ слѣдствіе того, самъ съ собою, въ тайникѣ своего «Дневника», говорилъ по русски, а не по-украински. — «Дневникъ» его, такъ наивно противъ собственныхъ тенденцій напечатанный «Основою», рветъ всѣ нитки этой [32] основы, такъ что и заткать эту прорѣху уже не можно никакимъ подканьемъ; и послѣ этого нѣтъ уже никакой надежды, чтобъ изъ этой дырявой основы могла выткаться какая либо холстина.

 

г. Нѣжинъ.

Примечанiя.

1. См. «Основа», февр. 1861. Характеръ и задача украин. критики. Стр. 159.

 

 

«Граматка» 1857

Кули́ш Пантелеймо́н Алекса́ндр. (1819, Воронеж, Глуховский у. — 1897, дер. Мотроновка) — украинский писатель, поэт, фольклорист, этнограф, переводчик, критик, редактор, историк, издатель. Создатель «кулишовки» — одной из ранних версий украинского алфавита.

В 1847 г. в Варшаве Кулиша как члена Кирилло-Мефодиевского братства арестовали и возвратили в Петербург. Приговор гласил: «…поместил даже в опубликованные им произведения много двусмысленных мест, которые могли вселять в малороссов мысли о праве их на отдельное существование от Империи, — поместить в Алексеевский равелин на четыре месяца и затем отправить на службу в Вологду…»

 

С 1873 — в Петербурге на должности редактора «Журнала Министерства путей сообщения», он подготовил 3-томное исследование «История воссоединения Руси», в котором стремился документально подтвердить идею исторического вреда народно-освободительных движений XVII века и восславить культуртрегерскую миссию польской шляхты, ополяченного украинского дворянства и Российской империи в истории Украины. Публикация этого труда оттолкнула от Кулиша почти всех его прежних друзей из числа украинофилов. Позднее Кулиш сам разочаровался в своих москвофильских позициях. Поводом стало то, что в 1876 г. был опубликован эмский указ, согласно которому запрещалось публиковать любые тексты на «малорусском наречии», за исключением художественных произведений и исторических документов, запрещалась постановка на этом языке театральных спектаклей, проведение публичных чтений, преподавание любых дисциплин.

В XIX веке — один из крупнейших деятелей украинофильства.

Брат его жены, В. Белозерский, – издатель «Основы».

 

«Букварь Южно-Русский». 1861

 

 

 

ЖУРНАЛ «ОСНОВА»

 

 

Марко́ Вовчо́к (урожд. Мария Александр. Вилинская, по первому мужу — Маркович, по второму – Писарева (Д.И.), по третьему — Лобач-Жученко). 1833, село Екатерининское, Елецкий уезд, Орловская губерния — +1907, хутор Долинск, Терская область[1]) — писательница и поэтесса, переводчица. Троюродная сестра русского литературного критика Д.И. Писарева.

Была знакома с Т. Шевченко, П.А. Кулишом, Н.И. Костомаровым, И. С. Тургеневым, А. И. Герценом, Н. А. Добролюбовым, Н. С. Лесковым и другими русскими и украинскими писателями, публицистами, учёными.

 

ГОСПОДА УКРАИНОФИЛЫ

Славянофилы – Панславизм

Поляки — САРМАТИЗМ

Украинофилы –

 

 

 

 

 

 

КИРИЛЛО-МЕФОДИЕВСКОЕ БРАТСТВО — тайная политическая антикрепостническая организация, созданная по инициативе Н. Костомарова в январе 1845 — марте 1847 года в Киеве.

 

Кирилло-Мефодиевское общество было первой на Украине организацией политического направления. Об этом свидетельствуют два его документа: «Закон Божий (Книга бытия украинского народа)», написанный Н. Костомаровым и «Устав Славянского общества св. Кирилла и Мефодия», а также пояснение к Уставу, сделанное В.М. Белозерским.

 

В состав братства входили молодые интеллигенты Киевского и Харьковского университетов: Н.И. Костомаров, П.А. Кулиш, А. Навроцкий, В. Белозерский, Н.И. Гулак (родственник В. И. Вернадского по матери) и Т.Г. Шевченко, который присоединился к обществу в апреле 1846 года. Осенью 1846 года количество членов тайного общества составляло 12 человек.

 

Близость взглядов кирилло-мефодиевцев с московскими славянофилами стала предметом специального исследования только в середине 1980-х гг. Тождественность и различие их мировоззрений лучше всего прослеживается на примере славянофила Федора Васильевича Чижова, арестованного по делу о Кирилло-Мефодиевском братстве в мае 1847 года и сосланного после 2-недельного заключения в Третьем отделении на Украину.[4]

 

Разгром. 3 марта 1847 года студент Киевского университета О. Петров донёс властям о тайном обществе, которое он выявил во время одной из дискуссий, которые проводили «братья». В марте-апреле Братство было разгромлено жандармами, и большинство членов заключено в тюрьму или сослано. Шевченко отдан был в солдаты, Костомаров сослан в Саратов[5].

 

Редактировали журнал В. Белозерский, А. Ф. Кистяковский, П. Кулиш, Н.И. Костомаров. С журналом сотрудничали ведущие учёные, публицисты, деятели культуры и общественные деятели, в том числе В.Б. Антонович, Л.И. Глебов, П. С. Ефименко, Л.М. Жемчужников, А.А. Котляревский, Марко Вовчок, В. И. Межов, С. В. Руданский, А. П. Свидницкий, А. Н. Серов. В каждом номере журнала издавались произведения Т. Шевченко, регулярно печатались Гулак-Артемовский, Лазаревский, Щепкин[2][1].

 

ОСНОВНОЙ ТЕМОЙ ПУБЛИКАЦИЙ БЫЛ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС. Журнал выступал за всестороннее развитие украинской национальной культуры, требовал введения обучения на родном языке, полемизировал с русской, польской и немецкой прессой[1]. Публицистика «Основы», особенно статьи Кулиша и Костомарова, являлась мощным орудием пропаганды украинофильства и достигала желаемого эффекта. Так Д. Дорошенко называл напечатанную в «Основах» статью Костомарова «Две русские народности» «Евангелием украинского национализма».

 

Безымянный украинский автор писал в письме, перлюстрированном охранным отделением: «Бо́льшая часть молодого поколения заражена украинофильством; за что, конечно, нужно благодарить „Основу“». Но кроме желаемого эффекта пробуждения национальных чувств у сторонников «самостийности», публицистика журнала имела и другой, побочный эффект: журнал внимательно читался в русском обществе, которое постепенно, во многом благодаря «Основе», начало осознавать действительные цели украинофильского движения [4].

 

Закрытие журнала[править | править вики-текст]Деньги, выделенные Катениным, закончились, а других источников финансирования получить не удалось. Белозерский пытался реорганизовать ежемесячник в двухнедельное издание и сделать его самоокупающимся, однако потерпел неудачу, так как министр внутренних дел Валуев отказался санкционировать новую программу издания «Основы». В это же время среди самых активных сотрудников возникли существенные расхождения в редакционной политике (отношение к украинским помещикам и т. п.). Из-за недостаточного числа подписчиков журнал стал испытывать всё большую нехватку денежных средств, тираж 1861 года не был распродан до конца, а с начала 1862 года выпуск очередных номеров регулярно задерживался. Популярность журнала стала падать: например, в Полтаве (центре украинофильства на Левобережье) число подписчиков с 53 человек в 1861 году уменьшилось до 24 в 1862 году. К концу того же года из-за серьёзных финансовых затруднений журнал закрылся[2][4].

 

Современный российский историк А. И. Миллер опровергает широко распространённый в эмигрантской украинской историографии тезис о том, что журнал закрылся из-за преследования властей: степень вмешательства цензуры в деятельность журнала была не выше, чем в отношении других печатных изданий, ни одного предупреждения редактору за всё время существования журнала вынесено не было, и инициатива о прекращении «Основы» исходила не от властей, а от самой редакции — а именно, от В. Белозёрского, который 19 декабря 1862 года обратился в цензурный комитет с соответствующим отношением[4].

 

Критика[править | править вики-текст]Первая реакция великороссийской прессы на появление журнала была вполне благожелательной, но впоследствии журнал начал подвергаться всё возрастающей критике. У каждого из оппонентов при этом были свои особые соображения: отрицание существования самостоятельного украинского языка и украинской нации; неприятие украинофильства или украинского национализма; критика политического консерватизма и явно антисемитских публикаций. Безоговорочно позицию «Основы» поддерживал только «Колокол» А.И. Герцена[4][1].

 

Антипросветительская и антимодернизаторская позиция ряда публикаций «Основы» вызвала резкую критику журнала «Современник», который в январском номере 1862 года писал:

 

«Сыны благословенной Малороссии, изучая самым усердным образом философию, всё-таки не смогли уразуметь, чем жид отличается от собаки, равно как и того, что кроме искусства делать сало и хорошие наливки для человеческого благоденствия на земле потребны и некоторые другие знания».

 

Позиция журнала в еврейском вопросе вызвала острую дискуссию в российском обществе ещё в 1861 году. В статьях журнала часто использовалось слово «жид», которое в русском языке имеет негативную окраску. В. Португалов, один из евреев-читателей журнала, направил в редакцию протест против использования этого оскорбительного, по его мнению, прозвища. Редакция ответила, что не находит в этом слове ничего обидного, так как на украинский и польский языки слово «еврей» переводится как раз как «жид». Такое объяснение не было принято общественностью, так как слово использовалось в публикациях, как на украинском, так и на русском языках. При этом редакция «Основы» утверждала, что в Малороссии евреев действительно не любят, в частности за то, что они не желают ассимилироваться с местным населением.

 

Такое объяснение вызвало критику еврейских кругов, оскорбившихся предложением ассимилироваться с украинцами и вынесших данный спор на суд общероссийской общественности. «Основа», в свою очередь, ответила статьёй Кулиша «Передовые жиды», в которой автор повторил, что «малороссияне сознаются откровенно, что не имеют вообще симпатий к иудейскому племени, среди их родины живущему», да ещё и обвинил оппонентов в «доносительстве». В дискуссию по данному вопросу вступило, по подсчётам Р. Сербина, не менее дюжины российских издательств. Солидарная критика «Основы» по еврейскому вопросу со стороны различных российских изданий позволила впоследствии Драгоманову утверждать, что именно с этого и начались нападки русской прессы на «Основу»[4].

 

 

 

 

Алексей Миллер

“Украинский вопрос” в политике властей

и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века)

О ТЕРМИНОЛОГИИ

 

Если мы исходим из того, что взаимоисключающие проекты формирования украинской и большой русской нации в рассматриваемый нами период были именно проектами с большими или меньшими шансами на осуществление, то, в случае если мы хотим быть последовательными, это порождает существенные проблемы с терминологией.

 

В ходе конференции, состоявшейся в 1978 г., наиболее авторитетные украинские эмигрантские историки обсуждали, в частности, правомерность употребления терминов «Украина» и «украинцы» применительно к тому времени, когда они не были общепринятыми.

 

Иван Рудницкий заметил: «Я полагаю правомерным применять ретроспективно современный национальный термин „Украина» к тем эпохам в жизни страны и народа, когда это понятие еще не существовало или имело иное значение.

 

Случай Украины не уникален с этой точки зрения.

Французские историки не колеблясь включают кельтские и романские регионы в историю Франции, несмотря на то, что термин „Франция» возник только позднее и изначально относился только к ареалу Парижа, Иль-де-Франс».(82). Поступая так, французские историки, между прочим, продолжают традицию французских националистов XIX в.

 

Этой логике следовали и русские националисты прошлого века, настаивавшие, что малороссы — часть русского народа. В случае удачи проекта строительства большой русской нации и русские историки, если согласиться с Рудницким, вполне могли бы сегодня продолжать называть территорию современной Украины Южной Русью и Малороссией.

 

Аргумент, которым пользуется Рудницкий, а также открывавший эту дискуссию Омельян Прицак (последний приводил сравнение с Испанией (83), прямо адресует нас к проблеме, уже обсуждавшейся нами в связи с эссе Валлерстайна «Существует ли Индия?». Участники дискуссии правы в том, что это устоявшаяся практика. Вряд ли в обозримом будущем удастся ее изменить. Но это не должно скрывать от нас недостатки этой практики.

 

«Изменение общего названия украинцев от русинов к малороссиянам и, затем, украинцам с региональными вариациями в употреблении этих терминов создает существенное напряжение. Однако использование столь большого числа названий для народа, который был ясно очерчен и воспринимался как историческая общность, слишком обременительно. Так что мы вполне можем использовать понятия „Украина» и „украинский», оговариваясь, какие названия использовались в тот или иной период», — говорил в ходе упомянутой дискуссии Фрэнк Сысин.(84)

 

Действительно ли в истории менялись лишь термины для обозначения «ясно очерченного и воспринимавшегося как историческая общность народа»? С этим трудно вполне согласиться, менялось понимание того, представляет ли эта общность часть «большего целого» или является самодостаточной единицей. Менялись также и представления о том, каковы границы этой общности. В Закарпатье и сегодня существует политическое течение, считающее тамошних русинов отдельным народом, а не частью украинской нации.(85)

 

 

В XIX в. немало людей придерживалось этой точки зрения и в Галиции, а другие галичане считали свой народ частью большой русской нации.(86).

 

Содержание понятия «малоросс» также далеко не равнялось содержанию понятия «украинец». Украинские активисты первоначально пользовались понятием «Русь», которое в их системе, как и в польской, принципиально отличалось от понятия «Россия», означавшего всю империю. Постепенно они переключались на термин Украина, чтобы избежать постоянной путаницы между их трактовкой понятия «Русь» как «Украины» и значением этого термина как общего для всех восточнославянских земель.

 

Украинофилам пришлось также утверждать новый термин украинцы вместо более распространенного самоназвания русины, для того, чтобы преодолеть традицию прежних двух веков, акцентировавшую общность имени для всего восточнославянского населения.

 

Это встречало резкое сопротивление со стороны тех людей с малорусской идентичностью, которые понимали, что речь шла не просто о смене имени.

 

Невозможно «придать Украине, этому обыкновенному названию местности, территориальной окраины, такое значение, которого она никогда не имела, не имеет и иметь не может… Украина это название вовсе не одновременное с происхождением первичных частей Древней Руси, а гораздо позднейшее, и притом название, как мы сказали, только полосы территории на юг от Киева, или даже от Роси…

 

КТО, В САМОМ ДЕЛЕ, УПОЛНОМОЧИВАЛ УКРАИНОЛЮБЦЕВ отнимать у нас древнее название Русских и все принадлежности этого названия, в том числе и наш общий, культурный русский язык, выработавшийся таким долговременным и многотрудным процессом нашей истории? И все это заменять чем-то украинским, т. е. возникшим гораздо позднее, чисто частным и обозначающим только крайнюю местность?» — писал в середине 1870-х гг. профессор филологии Киевского университета С.С. Гогоцкий.(87)

 

 

Отметим, что он вовсе не был оригинален в своих взглядах. Вообще среди наиболее агрессивных противников украинского движения было немало людей, которые, по современной, плохо подходящей к реалиям XIX в., терминологии должны были бы называться «украинцами». Так, вдохновителем анти-украинофильского Эмского указа был малоросс М.В. Юзефович, а организатором и председателем киевского Клуба русских националистов в начале XX в. выступил уроженец Полтавской губернии А.И. Савенко.

 

Эти люди вовсе не были «предателями украинского народа», потому что, сохраняя малорусскую идентичность и веря, что лучше понимают интересы края, чем их оппоненты-украинофилы, они отрицали сам проект украинской нации и связанную с ним версию идентичности. Они были русскими националистами в том смысле, что выступали сторонниками проекта большой русской нации, составной частью которой они видели малороссов, вовсе при этом не считая, что приносят интересы малороссов в жертву великороссам. Они совсем не обязательно полагали, что малороссы должны отказаться от своей идентичности в пользу великорусской — будем помнить, что большая русская нация их представлений должна была отличаться от той русской нации, какую мы знаем сегодня, не только размерами.

Все эти замечания касаются взглядов людей более или менее образованных, составлявших едва ли более двух процентов в крестьянском море восточнославянского населения современной Украины. Подавляющее большинство этих крестьян оперировало совсем иными категориями.

 

 

 

В первом, программном номере украинофильского журнала «Основа» за 1861 г. была, среди прочего, помещена статья М.М. Левченко под названием «Места жительства и местные названия русинов в настоящее время». Автор определяет предмет своего интереса как «Южноруссов, Малоруссов, или, правильнее, Русинов».

 

«Русины, — замечает Левченко, — по происхождению, быту и языку представляют одно племя, но по месту жительства носят разные названия».

 

Далее он эти названия перечисляет: гетманьцы (юг Черниговской губернии), степовики (Полтавская и Екатеринославская губернии), украинцы («жители Киевской губернии, которая называется Украиною»), русины (Люблинская губерния и Галиция), гуцулы (Карпаты), польщаки (Подольская губерния, «называемая у простонародья Польшею») и так далее. К понятию «Польща» Левченко делает любопытное примечание, что в Новороссии это название часто применяют также к Волыни и Украине.(88)

 

Трудно однозначно судить, в какой степени представления самих крестьян о том, к какой общности они принадлежат, совпадали со взглядами Левченко. Галицийские русины, например, даже в начале XX в. говорили, что ходят на заработки «в Россию», хотя отправлялись они на территорию современной Украины. О польских крестьянах в той же Галиции В. Витос вспоминает, что «жившие на правом берегу Вислы очень долго считали своих соседей с другого берега Москалями, удивлялись, что те говорят по-польски, и относились к ним с большим предубеждением, чем к немцам или евреям».(89)

 

Ясно, что в крестьянской иерархии идентичностей сословная и религиозная принадлежность (православные крестьяне), династическая лояльность, а также локальная идентичность («мы местные», то есть гетманьцы, украинцы, польщаки) во всяком случае, стояли выше «общерусинской». На Правобережье в 1863 г. эти православные крестьяне, верные православному царю, с воодушевлением ловили польских повстанцев, шляхтичей-католиков. Правительство этот энтузиазм использовало с оглядкой, боясь повторения галицийской резни шляхты в 1846 г.

 

Термин «украинцы» как общее название Левченко не упоминает. И не цензура тому причиной — в том же номере Костомаров пишет об украинском языке в современном значении этого слова. Следовательно, мы должны отдавать себе отчет в том, что в середине XIX в. только ничтожное меньшинство жителей современной Украины называло себя украинцами в том смысле, в каком этот термин употребляли украинофилы.

 

В уже цитированной дискуссии украинских историков Рудницкий сделал очень важную оговорку: «Добросовестный исследователь должен сознавать опасность анахронизмов. Поэтому он будет уделять пристальное внимание содержанию того или иного термина в каждый конкретный момент и семантической эволюции этого термина. В начале XIX в., например, термин „Украина» официально использовался только применительно к Слобожанщине. Это объясняет, почему писатели того времени могли противопоставлять „Украину» (то есть область Слободской Украины) „Малороссии» (Черниговской и Полтавской губерниям, бывшей Гетманщине). Польские источники девятнадцатого века регулярно говорят о „Волыни, Подолии и Украине», последнее означает здесь район Киева.

 

 

 

Еще дальше в прошлое, в XVII в., „Украина» означала территорию под казацкой юрисдикцией, то есть не включала Галиции, Волыни и Закарпатья. В этих областях термин „Украина» утвердился только в XX в., в ходе национально-освободительного движения и последних политических изменений».(90).

С учетом такой оговорки практику ретроспективного применения устоявшихся национальных терминов в большинстве случаев можно принять как неизбежное зло.

 

Но для работы, посвященной именно процессам формирования национальных идентичностей, этот компромисс все же неприемлем. Тот же Рудницкий написал однажды, что «среди проблем, стоявших перед украинским народом в XIX в., самой зловещей был выбор между ассимиляцией в общерусскую нацию и утверждением отдельной национальной индивидуальности».(91).

 

Эта фраза может служить прекрасной иллюстрацией тех опасностей, которые таит общепринятая практика даже для наиболее аккуратных и вдумчивых историков, видящих альтернативность процесса.

В этом высказывании украинский народ уже в XIX в. предстает как консолидированная общность, совершающая некий выбор. В результате конфликт националистических движений, проектов национального строительства превращается в конфликт уже сформировавшихся народов, наций, хотя, по признанию самого Рудницкого, «отдельную национальную индивидуальность» еще только предстояло утверждать.

 

В той же статье Рудницкий вполне справедливо отмечает, что «украинская история XIX в. может означать две различные вещи; с одной стороны, историю украинского националистического движения, а с другой, историю страны и народа».(92)

 

Народ этот — понимаемый как простонародье, крестьяне, а не как нация — был озабочен вовсе не этим «зловещим» выбором. Само наличие этой дилеммы крестьянам еще предстояло объяснять. Изучавший начало XX в. Теодор Викс пишет: «Я нашел мало свидетельств того, что крестьянские массы на Юго-Западе имели национальное самосознание до 1914 г.», (93) найдя тем самым более точную формулировку для высказанного много ранее тезиса Богдана Кравченко: «Накануне Первой мировой войны и революции украинцы были народом, еще не выработавшим кристаллизированного национального самосознания».(94).

 

Даже после того, как они узнали о существовании описанной Рудницким дилеммы, крестьяне, как показывает история гражданской войны, очень часто склонны были руководствоваться в своем поведении не национальными, а другими мотивами.

 

Между прочим, и сама формулировка этой дилеммы нуждается в уточнении. Ассимиляция в общерусскую нацию православного населения современной Украины совсем не обязательно предполагала то растворение и полную утрату малорусской идентичности и культурных особенностей, которые Рудницкий называет «зловещей» альтернативой сохранению национальной индивидуальности. Не считая тот или иной вариант создания такой общерусской нации более предпочтительным, чем исторически воплощенный вариант формирования украинской нации, замечу все же, что не вижу в них ничего зловещего и противоестественного — ассимиляционные процессы столь же «нормальны» в истории XIX в., как и процессы формирования «национальных индивидуальностей». (95)

 

Я прекрасно понимаю, что современному украинцу невозможно представить такую перспективу без эмоционального протеста, ведь это означало бы, что те ценности, которым он привержен как украинец, просто не могли бы существовать.

 

 

 

Будем, однако, помнить, что речь идет не о стремлении «отнять» уже сформировавшуюся национальную идентичность и все связанные с нею ценности, но об анализе исторических альтернатив на той стадии развития, когда эта идентичность как массовое явление еще не существовала.

 

Добавлю, что ассимиляцией, как она здесь описана, список альтернатив вовсе не исчерпывается.

Если допустить, например, что Речь Посполитая не была бы разделена в конце XVIII в., то вполне вероятным выглядит формирование единой нации из всех восточных славян, живших в ее границах. Это, в свою очередь, имело бы последствия и для Малороссии, вошедшей в состав Московского царства после восстания Б. Хмельницкого.

 

Можно представить и формирование нескольких «украинских» (беру это слово в кавычки, потому что никто не знает, как бы они назывались) наций, если бы, среди прочего, И. Сталин не выступил в роли «собирателя украинских земель».

 

М. Грушевский, обращаясь к активистам украинского движения, в 1906 г. недаром ссылался на пример сербов и хорватов, предупреждая об угрозе формирования двух разных народов на едином этническом фундаменте.(96)

 

Применительно к русской нации альтернативы также не обязательно предполагают ее большие размеры. Формирование особой нации в Сибири или воображенный В. Аксеновым по образцу реального тайваньского сценария «остров Крым» также были вполне возможны. О течении «сибирских сепаратистов», возникшем почти одновременно с украинским национальным движением, нам еще придется говорить в этой книге.

 

Но вернемся к проблемам терминологии. Я буду использовать термины «Украина» и «украинцы» при изложении взглядов украинских националистов, то есть людей, которые мыслили этими категориями в их современном значении. Когда речь идет о людях, отрицавших исключительную украинскую идентичность или еще не знавших о возможности таковой, я буду употреблять те термины, которыми они сами пользовались, то есть «южноруссы», «малоруссы» или «малороссияне», «русины».(97).

 

Таким образом мы сможем отразить ту неопределенность в иерархиях идентичностей, которая была характерна для всего XIX в. В соответствии с этим принципом я буду употреблять и термины «русский», «великоросс», а также названия местностей. Будем помнить, что, в зависимости от контекста, понятие «русский» могло охватывать всех восточных славян или относиться только к великороссам. Это означает, в частности, что понятие «русское общественное мнение», употребленное в названии книги, включает в себя публицистику всех тех авторов, кто причислял себя к русским, то есть и великороссов, придерживавшихся различных вариантов русской идентичности, и тех малороссов и белорусов, которые разделяли концепцию общерусской нации.

 

Во взглядах современников соотношение понятий русский, великорусский, белорусский, малорусский и тому подобных могло существенно различаться. Например, М.А. Максимович, малорусский патриот, но не украинский националист, (98) в лингвистическом отношении делил восточных славян на четыре части, которые, в свою очередь, составляли две группы, будучи, в конечном счете, частью общерусского целого:

 

«Великороссийское наречие состоит в ближайшем сродстве с белорусским, и составляют они одну речь, или язык севернорусский, который, вместе с южнорусским языком или речью (состоящею в двух главных наречиях — малороссийском и червонорусском), образует одну великую речь восточнославянскую или русскую».(99).

 

 

 

Характерно признание как минимум языковой неоднородности того пространства, которое в идеологии украинофилов становится Украиной. «Малорусское и червонорусское наречия» оказываются в этой классификации столь же различными или столь же близкими, как великорусское и белорусское. Важна здесь не точность его оценок с точки зрения современной лингвистики, а именно принципиальное отличие классификации и иерархии Максимовича от взглядов, которые исповедуют уже в это самое время люди следующего поколения — украинофилы Кулиш и Костомаров.

 

Разные интерпретации этих этнических категорий и их соотношений необязательно были результатом сознательного искажения реальности — сама реальность была еще столь аморфной и непредопределенной, что вполне допускала различные и при этом вполне добросовестные интерпретации.(100)

 

Общий вывод таков: в XVIII и XIX вв. процессы, формирования идентичности у восточных славян могли протекать по существенно различным сценариям и дать существенно различные результаты. При этом нужно еще раз оговориться, что подчеркивание альтернативности, непредопределенности рассматриваемых процессов проистекает из стремления глубже понять логику происходившего, а вовсе не из того, что автору тот или иной нереализованный вариант нравится больше, чем исторически воплощенный.

 

Автор считает, что в подобных ситуациях историку вредно задаваться вопросом о том, какой из рассматриваемых им вариантов «предпочтительнее», поскольку в полном виде этот вопрос неизбежно звучит как «предпочтительнее для кого?» и предполагает принятие отвечающим той или иной стороны в описываемых конфликтах. Кроме того, нам не дано предугадать, какие совершенно неожиданные, непредсказуемые, в том числе и отрицательные, последствия мог иметь тот или иной альтернативный вариант.

 

В авторских рассуждениях, не являющихся пересказом или комментарием чьих-либо взглядов, применительно к XIX в. термины «Малороссия», «Украина» и производные намеренно употребляются вперемешку, а применительно к XX в., когда они действительно утвердились как самоназвания, мы строго придерживаемся терминов «Украина» и «украинцы».

 

Теперь несколько слов о других «проблемных» терминах. Мы уже условились, что понятия «националист» и «националистический» лишены в этом тексте оценочных характеристик, то есть характеризуя того или иного человека как украинского или русского националиста, мы не оцениваем его «хорошо» или «плохо».

 

Подчеркну также, что фразы типа: «украинские националисты, претендовавшие на представительство интересов народа, как они его (народ) и их (интересы) понимали» должны восприниматься буквально. Иными словами, такая фраза вовсе не содержит намека, будто кто-то другой непременно понимал и отражал эти интересы лучше. Автор вообще старался избегать намеков, двузначностей, подтекстов — все, что сказано, сказано эксплицитно, в книге нет “скрытого”, второго плана.

 

Также лишено позитивной или негативной окраски используемое в работе понятие «украинские сепаратисты». Противники украинских националистов безусловно вкладывали в него отрицательный смысл. Но не в цитатах, а в авторском тексте оно означает только то, что определяемые так персонажи считали желательным создание независимой Украины, и не содержит ни одобрения, ни порицания таких взглядов. (Понятие «сепаратисты» необходимо нам потому, что не все украинские националисты исповедовали такие взгляды — среди них было немало убежденных федералистов.)

 

 

 

 

 

 

 

Понятие «украинские националисты» нередко замещается в тексте термином «украинофилы». Его история сходна с другими «прозвищами», которые давались тем или иным течениям общественной мысли их противниками. Как и западники, как и славянофилы (термин «украинофилы» был скроен именно по их образцу), украинофилы приняли это прозвище как самоназвание. Негативная окраска этого понятия, слабо выраженная с самого начала, скоро совсем стерлась, так что противникам украинофилов пришлось придумать новые оскорбительные прозвища — хохломаны, мазепинцы. Иногда понятие «украинофильство» использовалось более широко, для обозначения интереса к украинской специфике среди людей, не обязательно являвшихся украинскими националистами, а иногда даже имевших четко выраженную польскую и русскую идентичности. (101). В случае употребления термина в таком расширительном значении это оговаривается в тексте.

 

БИБЛИОГРАФИЯ

82 Problems of Terminology and Periodization in the Teaching of Ukrainian History. Round Table Discussion. In: Ivan Rudnytsky (ed.). Rethinking Ukrainian History. Edmonton, 1981. P. 234—268. Высказывание Рудницкого см. на с. 240

83 Ibid. P. 235.

84 Ibid. P. 251.

85 Cм.: Rudnytsky I. Carpatho-Ukraine: A People in Search of Their Identity // I. Rudnytsky. Essays in Modern Ukrainian History… P. 353— 374. Об известном современном канадском историке Роберте Магочи как об идеологе этого течения см. также: Hann. C., Intellectuals, Ethnic Groups and Nations: Two Late-Twenteethcentury Cases // Sukumar Perival (ed.) Notions of Nationalism. CEU Press, Budapest, London, New York, 1995.

86 Подробнее см. главу 13.

87 Русский вестник. 1875. №7. С. 414

88 Основа. 1861. № 1. С. 263-264

89 Witos W. Moje wspomnienia. T.1. Paryz. 1964. S. 132-134

90 Problems of Terminology and Periodlzation… P. 240.

91 Rudnytsky I. The Role of Ukraine in Modern History // I. Rudnytsky. Essays in Modern Ukrainian History… P. 25. (Украинский перевод этой ключевой работы Рудницкого см. в: Лисяк-Рудницький. Історичні есе. Т.1 Київ. 1994)

92 Rudnytsky I. The Role of Ukraine in Modern History… P. 12.

93 Weeks T. R. Nation and State in Late Imperial Russia. Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863—1914. DeKalb: Nothern Illinois Un, Press. 1996. P. 125.

Название книги Викса заметно шире, чем ее содержание, — исследование касается только ХХ века. Предшествующий период лишь кратко описан, основываясь на имевшейся литературе, с повторением многих свойственных ей ошибок.

94 Krauchenko B. Social Change and National Consciousness in Twenteeth-Century Ukraine. New York, 1985. P. 3.

 

5. В схожем ключе эта проблема применительно к белорусам рассматривается в статье Д. Фурмана и О. Буховца «Парадоксы белорусского самосознания» // Дружба народов. 1996. № 6.
6. Грушевський М. Україна і Галичина // Літературно-науковий вісник XXXVI (1906).

 

7. Слова «малоруссы» и «великоруссы» я буду писать по устаревшей на сегодня орфографии, с двумя «с», потому что в XIX в., как уже сказано, это имело особое значение. (Собственно, и «белоруссы» очень часто писались именно так, с двумя «с».) Также и «руссины» будут появляться в тексте с двумя «с» в тех случаях, когда цитируются или излагаются взгляды тех людей, которые писали именно так.

 

8. Снова оговоримся, что противопоставляется здесь не «хороший» патриотизм и «плохой» национализм, но традиционный региональный патриотизм и НАЦИОНАЛИЗМ КАК НОВАЯ, МОДЕРНАЯ ФОРМА ИДЕОЛОГИИ И МИРОВОЗЗРЕНИЯ.

 

9. Максимович М. Ответные письма М.П. Погодину // Русская беседа. 1857. Кн. 2. С. 87.