9.04. 1931. ПИСЬМО №9 от ТАНИ из Покровки. В Москве: 13.04.31.
Милая мамочка! Я что-то давно тебе не писала, даже не ответила, как следует, на твоё письмо. Мамочка, я ничего ещё не посылала в Курск, так как денег нам выдали по 19 р., а остальные дадут только завтра. Ну, как получу, сейчас же пошлю и письмо напишу. А писать без посылки мне не хотелось.
Скорее бы получить деньги, а то живём в долг у хозяев, и есть нечего — овцу съели. Скоро купим еще. Здесь обычай: под пасху давать молоко тем, у кого нет коровы. И Татьяне баба, которой она писала письмо, принесла махотку с молоком [Даль: маленький горшочек, кашничек]. Хороший обычай!
Хорошо, что Юрка [Ю.М.Шапошников, сын О.В.].женится на Лизе! … Значит, Юрий уже уехал… [«уехал», то есть отправлен в лагерь]. Передала ли ты моё письмо для Серёжи Секретёва?
Спокойной ночи, мамочка! Целую тебя крепко и всех наших тоже. Таня.
P.S. От Тани «пламенный привет». Маргоре привет. Как Елена? Не уезжает ли Боря?
Примечание НМ. Боря ― Борис Евгеньевич Белявский, брат Ксении и Нины. Глагол «уезжает», конечно, вполне безобидный, но, так как в этих письмах он приобрёл скрытый смысл (чей-то арест), то последняя фраза меня насторожила. К тому же, в своём первом письме из Покровки Таня написала, что дядя Боря «так грустно смотрел, когда мы прощались, и я только потом вспомнила, что мы, может быть, не увидимся очень долго». Куда же он должен был уезжать? Почему «очень долго»? Ни от кого я не слышала, чтобы дядя Боря куда-то надолго уезжал по работе, и была уверена, что никого из Белявских репрессии не коснулись.
◊
12.04.1931. ПИСЬМО № 8 от Н.Е. из Москвы. В Вор. Выселках: нет штампа
Дорогая моя девочка, год тому назад я сидела в незнакомой деревушке у станции и собиралась на тракторе ехать до места своего назначения [Илек, Оренбургской обл.], а в этом году ты у меня где-то далеко, в глуши, среди новых и незнакомых людей. Я сегодня плохо себя чувствую физически, пришла с работы и лежала. В комнате холодно, топить сегодня нечем. Весны всё нет, а от долгой и тяжёлой зимы все так устали. Хочется солнца и тепла. Была сегодня у тёти Маши, и долго мы с ней разговаривали, многое перебрали и вспоминали. …Ну, а теперь всё же расскажу и неприятное.
Миша [М.Я. Секретёв] уезжает на столько же времени, как и Юрий. [Оба были осуждены на 10 лет и отправлены в лагеря]. Ксения, Дима и Серёжа тоже. [Их высылали из Москвы]. Дима всё же думает остаться, не знаю, удастся ли. Знакомого тебе «серванта» и ещё нескольких вещей уже нет [продали]. Миша последнее время болеет, и очень упал духом. Сегодня Ксеня должна была видеться с ним. Когда всё окончательно выяснится, напишу ещё. Сейчас Ольга Вяч. с Мими здесь на 2 дня, и сегодня должна была видеться с Юрием. Опять таки, когда узнаю подробности, напишу.
Почему задерживают его отъезд, неизвестно. Всё это очень волнует. Ксеня говорит, что Мими хорошо выглядит, и продукты там [в Курске] не дороги.
13 апреля. Утром рано была у Ксени, но уже её не застала. Был Серёжа [Секретев С.М.]. От него узнала, что О.В. и Мими повидались с Юрием, и Мими пришёл взволнованный, ужасно был рад. О.В. надеется повидаться ещё сегодня и вечером уезжает. А когда едет Юрий, и Миша, неизвестно.
Целую, родная моя девочка, когда же мы будем вместе. Пока работаешь, времени не замечаешь, а чуть отдых, так не знаю, куда деваться от тоски. Привет Тане Титовой. Пиши, жду вестей каждый день. Ксене не разрешили повидаться с Мишей. Твоя мама.
◊
14.04. 1931. ПИСЬМО № 9 от Н.Е. из Москвы. В Выселках нет штампа.
Дорогая моя Танюша, сегодня получила твоё большое письмо от 10-го апреля и открытку в посылке. Я в ужасе от твоего письма, от всего, что у вас делается, и оттого, что вы одни в этой глуши. Конечно, ты понимаешь, что для меня не ново всё, что ты пишешь, ― обстановку в деревне я представляю, ― но я в ужасе, что вы с Таней одни, вы не комсомолки и можете не справиться, и тогда будет очень плохо. … Да, всё это хуже, чем я себе представляла, и, во всяком случае, хуже, чем в Чернаве. Ну, пока будет, как будет. Только будьте осторожнее, не горячитесь, обдумывайте свои шаги.
Теперь о посылках. Дорогая ты моя девочка, прошу тебя, больше этого не делай. Без масла я вполне свободно могу обойтись. Мне бы хотелось, чтобы ты послала Елизавете Владимировне и Мими, а мне совсем не надо. … Как мне обидно, что я не вложила тебе кофе, но я это ещё сделаю. Кроме того, наверное, у вас совсем нет белого хлеба. ― Я буду тебе сушить сухарики. Помнишь, с каким удовольствием вы их ели в Чернаве? Сегодня у меня ночует тётя Маша, и мне как-то спокойнее на душе, а то после твоего письма места себе не нахожу…
… Сегодня приехал Лёва Иванченко, по-видимому, устроился здесь, в Москве, он окончил курс. Его отец, Ник. Ник., там же, где Юрий, ― у них в городе очень тяжело стало жить. Лёва остановился пока у нас, наверху. [Коля Иванченко, друг юности Белявских, тоже был сослан на Беломорстрой.
…Пишу без конца, а всё кажется, и полвины своих мыслей не написала. Мне всё кажется, что с событиями в семье Юрия и Ксении я как-то не успевала достаточно подумать о тебе, а теперь я так волнуюсь. Целую тебя и Таню, будьте обе здоровы и бодры. Твоя мама.
◊
16.04. 1931. ПИСЬМО заказное № 9 от ТАНИ из Покровки. В Москве: 23.04.31.
Милая мамочка! Наш почтарь загулял по случаю пасхи и не показывается уже несколько дней. У нас вчера и сегодня по деревне ходят с иконой. Вчера ходили по Горюнам (район деревни), сегодня по нашему порядку. Пьяных! Сейчас одного пьяного посадили на лошадь верхом, двое других под уздцы ведут и все трое поют: «Сумеем кровь пролить за СССР». Хороши! Дед наш все эти дни пьян с утра и до вечера. Ругается с бабкой и с Маланьей, а с нами подолгу беседует. Бабка его от нас гоняет — боится, как бы лишнего не сболтнул, а он — ни в какую. Уж бабка вино к нам попрятала. Ну, он, конечно, у соседей продолжает.
Половина наших ребят разбежалась, несмотря на все запрещения, даже здешние пропускают. Те, которые ходят [на занятия], — чистенькие и нарядные; мы их поддразниваем за это, а они нас за каждый чистый воротничок — «вот, мол, к пасхе одели!» Опять готовимся к спектаклю на 1-е мая, каждый вечер в школе сидим. И весело, и утомительно. Хорошо, что девчата-ликбезницы [от слова «ликбез», «ликвидаторы безграмотности»] тоже гуляют по случаю пасхи. Надоели они мне!
У нас в Покровке, наконец, организовался колхоз «Большевик». Раз пять он организовывался, опять распадался, опять начинали агитацию и запись сначала. Но теперь уже, кажется, окончательно.
На улице чудесно. Уже почти стаяло, грязь во многих местах высохла. Сегодня утром от земли были сильные испарения, и ребята кричали: «земля горит! земля горит!»
Да, ещё один забавный случай. Под пасху (в субботу) у нас был вечер самодеятельности, разошлись около 12 часов ночи. Ребята вышли из школы, и вдруг вбегает один мальчишка и кричит: «На небе какой-то метеор, идите скорей» Мы с Таней, конечно, выскочили, глядим ― прожектор как раз над деревней. И откуда он взялся, черт его знает! Мы ребятам объяснили, в чём дело, и посмеялись, что, наверное, кто-нибудь примет это за божеское предзнаменование. А на другой день оказывается, что один из наших младших комсомольцев, увидав прожектор, бросился в испуге домой к бабке, и ей сказал: «Бабушка, я теперь буду верить в бога!» Ребята его так высмеяли, что он два дня в школу не ходил.
Хозяева наши ждут икону. На всех стенках и простенках понавешали расшитых полотенец, на столе — хлеб, на лавке — мера с овсом, чтобы на него ставить икону, а потом его сеять. Несмотря на все обряды, они не очень-то религиозны — так, привычка больше. Впрочем, библейским предсказаниям об антихристе, голоде и т.п. верят твёрдо и всё прилаживают к теперешнему времени. Дед даже обещал принести мне библию и показать места, где всё это написано. Икона до нас, наверное, раньше вечера не доберётся, а то и завтра утром. Ну, наши новости, кажется, все. Скоро ли появится проклятый почтарь! Ни посылки, ни писем я не получила и сама не могу отправить. Мне нечего носить, я соскучилась без писем!
И ничего не знаю, как в Москве! Приезжали ли О,В. и Мими? Застанет ли их моя посылка? Как Секретёвы и Шаровы? Как все наши? Целую крепко. Таня.
Примечание НМ. Судя по штампу отправления в Выселках (20.04.31), почтарь явился не ранее 20 апреля, поэтому Танино письмо от 16-го Нина Евгеньевна получила только 23-го, а следующее (от 21-го) ― 26-го. За это время Нина Евгеньевна написала три письма.
◊
19 апреля 1931. ПИСЬМО № 11 от Н.Е. из Москвы. В Вор. Выселках: 24.04. 31.
Дорогая моя Танюшечка, вчера, 18-го, я получила твою посылку. Ты, наверное, даже не представляешь, какую радость она мне доставила. Всё дошло очень хорошо. Творог чудно спрессовался, и мы с тётей Машей только что ели его, как сыр, с булкой.
Очень жду от тебя длинного письма ―ответ на все мои последние, где я пишу о Юрии. О.В. уехала, получив ещё одно свидание, уже очное, так что Мими мог, как следует, расцеловаться с отцом. Он был очень счастлив, конечно, но и первый, и второй раз, придя домой, горько плакал, бедный мальчик. Все нашли, что он очень хорошо выглядит, лучше, чем в Москве. Я его не видела. О.В. будет хлопотать о переезде сюда. Елена Вяч. [сестра О.В., муж Г.И. Чернов] берёт Мими на своё иждивение, и он будет получать от неё 60 руб. в месяц. Но это всё планы.
Теперь новость, хотя это уже и не новость. Юре Шапошникову обещана комната, если будет официальная бумажка о том, что он женат. Лиза уже затребовала его сюда (начальство разрешило), и на днях они пойдут в ЗАГС. Так что теперь это факт свершившийся, и Лиза невестка О.В. и Юрия.
От твоей бабушки, Надежды Александровны, я получила очень хорошее письмо. Она просит тебя очень целовать и помнит тебя. Жаль мне старуху. Какая у неё тяжелая жизнь, и сейчас у всех детей какое-нибудь горе.
Диму и Серёжу, по-видимому, оставляют здесь. Ксеня хочет просить, чтобы дали 2 комнаты вместо 3-х, может быть, останется и она. Миша (её муж), по-видимому, будет работать по своей специальности где-нибудь на заводе.
Я всё «собираюсь ходить по театрам», и всё ничего не выходит. Когда сижу дома, разбирает тоска, а бегать целыми днями очень устаю. Все мысли у меня сейчас о том, чтобы ты вернулась. … Вообще, мысли, мысли одолевают. Ну, пока кончаю. Целую тебя, моя родная, единственное моё утешение. Хочу быть с тобой непременно и скорее. Твоя мама.
◊
22-23.04. 1931. ПИСЬМО № 12 от Н.Е. из Москвы. В Вор. Выселках: 29.03.31.
Дорогая моя девочка, уже очень давно нет от тебя писем. Я понимаю, что началось половодье и терпеливо жду, но всё же не могу заставить себя не тревожиться. Помни, что я за это время посылаю третье длинное письмо. От тебя последнее письмо было от 11апреля.
Сегодня я снова видела Юрия, и мы с ним хорошо поговорили. Он здоров и бодр постольку, поскольку это возможно в его условиях. Много читает. Книги просил не продавать, особенно по философии, и сказал, что они твои и Мими.
Сегодня уезжает Михаил Яковлевич [Секретев, отправлен на Соловки], Ксеня и мальчики все были там, чтобы попрощаться. Диму оставили [т. е. не исключили из ВУЗа], вещи тоже [т.е. не конфисковали ].Не знаю, как будет с Ксенией и Серёжей [его исключили из ВУЗа].
Устала я сегодня безумно. Ты даже не представляешь, как это всё трудно: с 9-ти утра до 4-х, не присев, на ногах. Юрий, конечно, очень доволен, что видел Мими и говорит, что он держал себя настоящим мужчиной, а этот бедный маленький мужчина каждый раз потом, но уже дома, горько плакал. Так жаль всех ― просто нет сил никаких.
Отец просил тебя поцеловать; он всё не представляет, что ты уже кончила техникум и зарабатываешь.
Когда же я от тебя получу письмецо? Целую тебя, родная. Допишу завтра, может быть, будет от тебя письмо. Спокойной ночи. Никак не вижу тебя во сне ― так мне досадно.
23 апреля. Сегодня получила от тебя письмецо, Танюша, от 16-го. Ой, письмо твоё насмешило меня ужасно. Инцидент с прожектором ― просто прелесть. Целую тебя и Таню. Будьте здоровы. Ты так мне и не ответила, где же у вас больница.
◊
21-23.04. 1931. ПИСЬМО № 11 от ТАНИ из Покровки. В Москве:26.04.31.
Милая мамочка! Сегодня получила твои письма от 13 и 14 апреля. Пожалуйста, ни о чём не беспокойся! «Управа», как ты говоришь, всегда найдётся. Ведь не в лесу же мы живём! А население к нам относится хорошо. … Все эти дни ходили смотреть разлив реки ― очень хорошо! Мужики ловят помногу рыбы, приносимой водой, и мы второй день едим рыбу. Надо ложиться, завтра утром допишу. 22 апреля. Что мы живём у этих хозяев — так это очень хорошо, а не плохо. Ведь всё равно, больше негде было, так как у немногих изба из двух половин. А они за нами ухаживают, как за родными, и всю пасху кормили нас «на ять». И вообще, отношения у нас чуть, что не родственные. Нам с Танькой в этом отношении везёт. Люди они очень хорошие, и деда Панфила любит и уважает вся деревня.
23 апреля. Мамочка, что же это ― и Секретёвых тоже? Куда же они? Как жаль мне, что я не увижу Юрия! Теперь-то он, наверное, уехал. Неужели и писать нельзя будет? Да, Юриева Шопенгауэра я не брала и не видала. Как жаль мне Серёжу Секретёва ― кончено с его учением. Я бы написала ему, но, боюсь, что они уже уехали. Если ещё не уехали, то передай им всем мой самый горячий привет. Когда-то мы теперь увидимся?
Примечание НМ. Из-за ареста отца, Сергей Михайлович Секретёв был исключен из ВУЗа. Правда, позднее он стал директором крупного завода, а его младший брат, Дмитрий, ― при Хрущеве и Брежневе работал в аппарате ЦК.
Как Боря, ты о нём ничего не пишешь. Целую крепко тебя и всех. Таня.
◊
26.04.1931. ПИСЬМО № 12 от ТАНИ из Покровки.
… Ребята разбегаются. Все уходят работать домой, на днях ведь начинается сев. Самые лучшие ребята разошлись. С одной стороны — жаль, а с другой — есть надежда уехать, а уж если мы уедем отсюда, то больше не вернёмся. Наши ребята все хотят быть инженерами или техниками, и никто не хочет заниматься сельским хозяйством. Сегодня первый день выгона скота, вчера делили землю. Колхоз здесь из 15 хозяйств, а из них чуть ли не половина не рабочих — кто стар, кто болен, кто уезжает. Вчера был чудный день, под вечер мы ходили на реку.
3 мая 1931. …Первое мая провели «на ять». 30 апреля был спектакль, прошел он вполне удачно, лучше, чем я думала, а главное, самим артистам очень понравилось, и они просились ехать гастролировать в других селах. Демонстрация вышла очень торжественной, ну, конечно, и смешного было много. У школы мы встретили колхозников, они на лошадях, с телегами и с красными флагами выезжали в поле. Один колхозник надел какой-то колпак и в нескольких местах прицепил к нему бантики. Говорили речи и т.д., потом по деревне провожали колхозников на пашню с музыкой и песнями. Музыкантом был слепой гармонист. Из нескольких изб выходили нас встречать бабы с красными флагами (мужики все были на пашне), им кричали приветствия. Из Покровки пошли в Верхи, там был митинг, потом в Лубянский колхоз. Говорилось масса речей, которые, конечно, мало кто слушал. Один оратор предложил «обрубить кулаку руки с ног до головы». Спектакль поставили прямо на улице. Публика была, конечно, довольна, хотя и неважно поставили.
Вчера принялись с Танькой шить себе платья из полученного по талонам ситца. За посылку большое спасибо! Мы уже всё съели. Конфетами, конечно, угощали хозяев. Мы ещё ничего не получали за апрель. Если бы у нас были не такие хозяева, как наши, давно бы сидели на хлебе и воде, так как ни пайка, ни жалованья еще не получали. Сейчас здесь так хорошо! В поле жаворонки, зеленя, дали синеющие! А все-таки, идёшь и смотришь в «синеющие дали» в сторону Михайлова. С утра был дождь — тёплый, весенний, — а сейчас разгулялось и опять солнышко. Такая чудная весна, совсем не хочется заниматься, а особенно, когда так мало народу — многие ребята уезжают в Москву в Фабзауч [Фабрично-заводское училище]. Скорее бы в отпуск! Мы постараемся сбежать, а там пускай «клеймят позором» хоть до будущего года! Записываемся в летуны.
Может быть, ты еще увидишь Юрия. Скажи ему, что я каждый день его вспоминаю, и крепко целуй. Не бойся, я ни в кого тут не влюблюсь — не в кого. Целую тебя крепко и всех наших. Пиши! Таня.
◊
12 мая 1931. Мамочка, узнай, нельзя ли нам с Татьяной устроиться где-нибудь в Москве, — всё равно в I-ю или во II-ю ступени, — но только, чтобы обеим. Может быть, дядя Костя что-нибудь посоветует. Это, наверное, весна на нас подействовала — захотелось вести бродячий образ жизни! Я не помню, писала ли тебе, что в Рязани на вокзале мы познакомились с двумя авиаторами, едущими в Кабул для исследования воздушной дороги. Они нас с собой звали. Мы теперь все говорим, что отсюда уедем в Кабул.
Так узнай же, не нужны ли где-нибудь бродячие училки литературы и естествознания?
◊
21 мая 1931. ПОЧТОВАЯ КАРТОЧКА.
Здравствуй, милая мамочка! Я пишу из Вороны, куда приехала за хлебом для школы. Посылки всё нет. Я скоро уеду, одна надежда, что Таня получит, но возможно, что школу распустят на 2 месяца и тогда посылки пропали. Такая досада. Ну, пока, до свидания. Целую, скоро увидимся. Таня.
◊
Письма из Покровки завершают тему ШКОЛЫ 20-х и ВСЕОБУЧА.
Арест Юрия и его отправка в лагеря открывает тему РЕПРЕССИЙ, на фоне которых проходила жизнь, как родителей, так и их детей, становившихся юношами и девушками.
◊◊◊