ВОЗРОЖДЕНИЕ ОККУЛЬТИЗМА В ЕВРОПЕ и ДЕКАДАНС В РОССИИ. — Серебряный век и Серебряные голуби. — ОБЩЕСТВА, КРУЖКИ И ЕРЕСИ В КАНУН РЕВОЛЮЦИИ — Религиозно-философское общество им. Вл. Соловьева.— Секта свенцицкиан, или Голгофские христиане.— Старообрядческий лжеепископ из русских евреев.— Павел Флоренский и архимандрит Серапион (Машков).— Кружок «ищущих» М. Новоселова.
«Уже вполне общим местом стало представление о том, что возникновение европейского модернизма, особенно во Франции, не просто хронологически совпало с так называемым «ОККУЛЬТНЫМ ВОЗРОЖДЕНИЕМ», а в значительной степени было им определено. Интерес к самым разнообразным формам ЭКСТРАНАУЧНОГО (в том числе модным в то время спиритизмом) познания оказался чрезвычайно велик прежде всего во Франции, где АВТОРИТЕТНЫЕ оккультисты были одновременно и незаурядными писателями». Таким неожиданным, а для «профанов» и непонятным, утверждением начинается книга профессора Московского Университета Н.А. Богомолова под названием «Русская литература начала ХХ века и оккультизм». Судя по ссылкам автора на литературу, «общим местом» такое представление стало только во Франции, а у нас к разработке этой животрепещущей темы ученые литературоведы только-только приступили.
Это было не первое и не последнее «возрождение оккультизма» в Европе. Первое, как хорошо известно, происходило в XIII-XIV вв. и сопровождалось распространением веры в магию, астрологию и алхимию, то есть во все разновидности оккультного «знания». Это первое оккультное возрождеие вызвало бурный расцвет языческого искусства, превращение алхимии в науку и завершилось созданием Антицеркви, — общеевропейской, антихристианской СВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ. На пути своего развития светская культура претерпевала смену разных стилей. Начав с псевдоклассицизма она пережила эпохи сентиментализма и романтизма, затем пошла по второму кругу и пережила все то же самое под новыми названиями реализма и символизма, футуризма и абстракционизма. Второе «возраждение оккультизма» как раз и связано с символизмом в искусстве, поскольку в учении оккультистов символика имеет решающее значение. Символизм позволяет творческой личности выразить в своих произведениях «свою веру» и тем самым незаметно внедрить ее в умы читателей и одновременно зашифровать «тайное знание» так, чтобы его оно было понятно только «посвященным».
Из слов профессора Н.П.Богомолова следует, что волхвованием и чародейством. занимались наиболее известные писатели Франции в конце XIX в. Точно то же самое происходило и с русскими символистами, но так как они появились под прямым воздействием французских, то прежде всего приведем примеры из страны-родоначальницы и стиля, и, главное, его «доктрины», то есть учения оккультизма. Вот справка из ЭСБЕ о двух «незаурядных» французских писателях.
ГЮИСМАНС. Ученик Золя, «ранний» Гюисманс «не без таланта изображает пошлую будничную жизнь, с цинизмом в языке описывая самые отвратительные проявления животной натуры человека». Затем с ним происходит «перелом» и с 1884 г. «поздний» Гюисманс издает роман «Ребурс». «Из натуралиста автор превращается в полу-мистика, полу-декадента. Герой представляет собою продукт современной утонченной цивилизации, превращающей нервных людей в чистейших невропатов. Он углубляется в чтение оккультной литературы и современных символистов. В следующих романах еще более приближается к мистицизму «магов» в стиле Сар Пеладана» и т.д.
ПЕЛАДАН — Читаем про писателя-мага Пеладана: «Современный (1906г.) французский писатель, не лишенный дарования… Провозгласил себя потомком древних ассирийских царей, присвоил себе титул «Сар» и назвал себя Миродахом. Решил выступить в роли преемника древних халдейских магов, будто бы усвоившего тайну их мудрости и способного открывать ее посвященным… Стал во главе целой группы таких же «магов», разрабатывающих тайные знания. Он заинтересовался и Орденом Розенкрейцеров, задумал возобновить его, объявил себя главой современных розенкрейцеров… Сочинения Пеладана украшены виньетками в ассирийском стиле… Он восторженный поклонник Вагнера, влияние которого чувствуется в его произведениях… Плодовит. Написал уже 30 томов романов и пьес…».
Можно подумать, что давно забытый Пеладан прямого отношения к нашей теме не имеет. Но это неверно. Потому что Сар Пеладан и его Орден Розенкрейцеров имеет самое непосредственное отношение к «русской литературе», во всяком случае, в период ее расцвета в Серебряном веке. «Магами» в то время желали быть многие, а потому с легкой руки этого самого «даровитого» Пеладана и на Руси появились новейшего разлива розенкрейцеры. И кого только среди них не встретишь! Выше уже говорилось о том, что незаурядные писатели, поэты и поэтессы, профессоры и юристы, — короче, вся передовая русская интеллигенция во главе с великими князьями из дома Романовых, как раз и состояли в Орденах тамплиеров, мартинистов и розенкрейцеров (о том, что это такое см. выше «Энциклопедию» М.П.Холла).
Да, чтением оккультной литературы и мистицизмом «магов» увлекались «незаурядные писатели» и в России, а в книге «Хлыст» еще одного искусствоведа, А. Эткинда, подробно описано, что те же самые деятели радели в хлыстовских «кораблях»-сектах и дружили с хлыстовскими «богородицами». Автор пишет, что представители высших классов и интеллигенции «русское сектантство переоткрывали много раз, но самым бурным способом — в Серебряном веке». Мало того, оказывается, темы и идеи, господствовавшие в литературе Серебряного века, «непременно касались описаний оккультной практики», то есть наблюдался «прямой перенос в художественное творчество ЭЗОТЕРИЧЕСКИХ представлений об истории человечества, современном его состоянии и пр. и пр.»
20-18 Теперь, через 100 лет после века Серебряного, наблюдая расцвет следующего периода культуры, для названия которого литературоведы еще не выбрали подходящий металл, не следует удивляться ни тому, что творческая и техническая интеллигенция переоткрывает для себя сектантство в очередной раз и не менее бурным способом, ни тому, что результаты нынешней Революции не менее разрушительны, чем бывшей 80 лет тому назад.
Для характеристики настроений интеллигенции начала века источником может служить один из самых известных романов того времени под названием «Серебряный голубь», написанный Андреем Белым. Герой романа Дарьяльский, разочарованный событиями 1905г., уходит из города в деревню, от атеизма интеллигенции — к апокалиптической вере и древним обрядам. Он попадает в изуверскую секту, название которой может вызвать ассоциацию как со скопцами («белые голуби»), так и с интеллигенцией Серебряного века. «Дарьяльский сначала стал писать, как сектант-голубь, а потом стал голубем в жизни», формулирует типичный для тогдашней творческой интеллигенции путь А.Эткинд. В своей книге он разбирает обстоятельства жизни и творческое наследие известных русских философов, прозаиков, поэтов и политиков Серебряного века. Так же, как Дарьяльский, каждый из них «стал писать, как сектант-голубь», но относительно второй половины пути — «стал ли голубем в жизни» — о многих ничего определенного не сказано. Краткий перечень подзаголовков этой книги позволяет представить себе, кто в своих текстах запечатлел для потомства образы и идеологию антихристианских сект.
ФИЛОСОФЫ: Вл. Соловьев, В.В.Розанов, Д.С. Мережковский и его жена З.Н.Гиппиус (организаторы Религиозно-Философского общества), Вяч.Иванов, Н.А.Бердяев, В.П.Свенцицкий (организатор секты «голгофские христиане»), А.Ф.Лосев (теоретик ереси имябожничества).
ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ: К.Бальмонт, А.Белый, А.Блок, М.Горький, А.М.Добролюбов (поэт-символиста, организоватор собственной секты), Всев.Иванов, Н.А.Клюев, М.А.Кузмин, Б.А.Пильняк, М.М
.Пришвин, А. Радлова, М. Цветаева и ряд других, менее известных.
Если верить А.Эткинду, то чуть ли не весь культурный пласт, известный под названием Серебрянного века, состоит из текстов, наполненных информацией о сектантах и их «народной вере». Вряд ли на этот раз нам удастся обойтись перечнем одних названий. Некоторые фигуры настолько авторитетны, что придется сказать о них подробнее.
ВЛ. СОЛОВЬЕВ И СЕКТА АННЫ ШМИДТ. Соловьев был сильно занят проблемой разделения полов и в статье «Смысл любви» он решил ее в таком смысле, что «пребывать в половой раздельности — значит пребывать на пути к смерти». В публичной лекции после убийства царя Александра II философ не только призывал к помилованию убийц, но изложил идеологию христовщины (Христос может проявиться во всех людях) и народное понимание Богородицы как «души мира». Мистико-философские писания Соловьева вызвали отклик у сектантов. Журналистка и глава мелкой сектантской общины в Нижнем Новгороде Анна Шмидт считала В. Соловьева Христом, вторично воплотившимся в день рождения философа. «Его же царствию не будет конца», писала она. Брата философа Михаила она называла «брат Господень». Себя она считала воплощением Марии Магдалины, которая будто бы была воплощением Софии, Вечной Премудрости.
Замечательно то, что эту одновременно экзальтированную и весьма прагматичную особу, рафинированные интеллектуалы воспринимали совершенно серьезно, начиная с самого Соловьева. С.Булгаков опубликовал ею написанный «Третий завет» и считал его «грандиозным явлением». Н.Бердяев называл Шмидт «гениальной и отталкивающей». С ней беседовал А.Белый. М. Горький различил в ее речах «древние слова искателей совершенной мудрости». Дело кончилось тем, что перед смертью Вл. Соловьев встретился со своей обожательницей, и ей удалось обратить его в свою апокалиптическую секту. С ним произошел некий психический перелом. По свидетельству близких, конец Соловьева «был сплошным ужасом». Последние записи философа был вынужден сжечь его брат, историк М.С.Соловьев. Он опасался, что «из недр философии его брата под влиянием бреда Шмидт» может родиться какая-нибудь мистическая секта». В каком-то отношении опасения его были не напрасны — родилась даже не секта, а подробно разработанная ересь «софианства», но не из «бреда Шмидт», а из бреда самого Соловьева и его почитателей «соловьевцев».
Проблемы «преображения пола» в смысле превращения нормальных мужчин и женщин в бесполых андрогинов волновали не только Вл.Соловьева, но и Мережсковского. Он вслед за Соловьевым тоже считал, что «религия и есть революция», а потому говорил, что «раскольники были первыми, а декаденты — последними русскими революционерами». Если в первом утверждении под словом «религия» понимать модное в ту пору богоборчество, то второе утверждение можно принять без оговорок. В одной фразе Мережковскому удалось выразить суть дела, и все потому, что он и его жена З.Гиппиус сектантов знали не понаслышке: их постоянно приглашали на заседания общества. Отличие Мережковских от других «религиозных философов», А.Эткинд видит в том, что они искали спасение «на пути слияния политического с эротическим».
БЕРДЯЕВ И ХЛЫСТЫ-ЧЕМРЕКИ. Впрочем, не одни супруги Мережковские маялись над проблемой слияния эротики с политикой. Философ Н. Бердяев писал: «через пол должно совершиться… соединение всех в общественность… Новые религиозные люди должны покончить с лицемерным морализмом, бросить вызов государственно-семейным связям… и отдаться революционно-мистическим настроениям». В те годы Бердяев был близок с сектой хлыстов-чемреков и впоследствии писал, что это был у него «период реакции против московской православной среды». Интересно, на том свете этот Сочинитель тоже сетует на несправедливость возмездия? «Кто связи общества рвался расторгнуть? — Ты».
Другие деятели Серебряного века тоже мечтали освободить сексуальную энергию от «проклятия плоти» и пустить ее на более достойные цели. Н.Федоров предлагал использовать ее на «воскрешение отцов», Мережковские — на религиозную общественность, Бердяев — на культурное творчество, а Вяч.Иванов и М.Бахтин — на дионисийные праздники, похожие на радение и на карнавал.
МЕРЕЖКОВСКИЕ И ИХ АГАПЫ. Супруги Мережковские со своим общим третьим супругом, гомосексуалистом Философовым, понимали, что упразднение полов должно привести к упразднению брака и чадородия, — и эта мечта гностиков объединяла сектантов и декадентов. Над приближением этого «светлого будущего» они «работали» в организованном ими Религиозно-философском обществе, а затем свои наработки публиковали в журнале «Новый путь». Как и положено в «обществах» оккультного знания, в таких кружках существали несколько уровней посвящения. Сохранились записки самой З.Гиппиус, где она пишет, что если бы не было «крепчайшего ядра, абсолютно тайного даже для следующего круга, тоже близкого», то и Религиозно-философского общества тоже не было».
Ее откровениями можно было бы и пренебречь, но они настолько точно воспроизводят структуру и ритуалы современной «интеллигентной хлыстовщины», что стоит их привести. Она пишет: «Шел процесс — образование близких к тайному центру кругов… Я говорю о кругах собиравшихся для совместной молитвы. Молитвы были церковные (по-русски) и чем шире был «круг» собравшихся, тем строже была «церковность» (и кратче молитвы). Впрочем, и в наших собраниях самых узких, в наших «агапах», отступлений не было особых…». В течение 13-14 лет в доме Мережковских проходили тайные службы по разработанным ими правилам «новой литургии». Известно, что они практиковали принятое у многих сектантов «общее целование». Все это напоминает «агапы», совершаемые в разных по степени близости к «ядру» кругах кочетковцев — чтение молитв, целование, «новая литургия» прошедших катехизацию.
Нет смысла перечислять названия романов, стихов, поэм, статей и эссе, написанных символистами и «религиозными философами» на тему о сектантах. Понять, что в них разлит тот «тонкий яд», о котором писал И.А.Крылов, может не всякий, тем более, если этого не хочет. Зато в книге А.Эткинда приведеы чрезвычайно любопытныые эпизоды, не требующие погружения в символические изыски, а потому позволяющие судить, во что на практике выливались «мистические занятия интеллигентов».
РАДЕНИЯ У ПОЭТА МИНСКОГО. Так, например, в мае 1905 года на квартире поэта-символиста Н. Виленкина-Минского произошло «собрание с целью моления и некой жертвы кровной». Участниками были известные деятели русской культуры Серебряного века: философы Н.А. Бердяев и В.В.Розанов (с падчерицей), поэты Вячеслав Иванов (с женою) и Федор Сологуб, писатель А. М. Ремизов (с женою), литературный критик С.А. Венгеров (с женою) и знаменитая эсерка, сестра поэта-символиста А.М.Добролюбова, Мария Добролюбова. Со слов участницы (падчерицы В.В.Розанова) об этом «собрании» сообщается следующее. Гости собрались в полночь, сначала сидели на полу, погасив огни, затем стали производить ритмические движения (кружение, особого рода мистические символические телорасположения) для возбуждения религиозного экстаза. После этого, посреди комнаты поставили «жертву», некрещеного еврея — добровольно вызвавшегося на эту роль музыканта С. судя по всему, имитирующего Иисуса Христа. Он был «сораспят», что заключалось в «символическом пригвождении рук, ног» и некой имитации «крестных мук». Наконец, главный вдохновитель этого «радения», историк и знаменитый поэт Вячеслав Иванов с женой разрезали «жертве» жилу под ладонью у пульса, и кровь собрали в чашу, имитировавшую потир. Кровь «жервы» смешали с вином и выпили, имитируя причастие Св.Таин, обнося чашу по кругу. В.В.Розанов перекрестился и выпил. Собрание закончилось «братским целованием», и было решено, что такие «радения» будут повторяться.
«В этом эксперименте», — поясняет А.Эткинд, — «воспроизводилось хлыстовское радение, в котором (его участники) видели воплощение дионисийной мистерии; на что указывает как употребление термина «радение», так и подражания элементам этого ритуала — кружение, жертвоприношение, общее целование». Далее он пишет, что радение у поэта Минского могло имитировать ритуал инициации (то есть посвящения), принятый в общине хлыстов-шелапутов. При приеме в секту хлысты-шелапуты заставляли новичка давать «клятву в мрачной обстановке, напоминающей кровавые языческие мистерии… Клянущийся урезывает палец, берет на перо каплю крови и ею подписывает акт о своем переходе […] в секту», цитирует А.Эткинд статью Сумского епископа Алексия «Шелапутская община» («Русский вестник», 1904, № 10, с.715).
А.Эткинд с академической тщательностью отмечает, что такая практика, напоминающая современникам «бесовщину и демонически-языческий ритуал» или, как изящно выражаетсяавтор, «фантазия сектантов», оказалась весьма устойчивой. Он предлагает читателю сравнить приведенный им эпизод из духовной жизни богоискателей-символистов и хлыстов-шелапутов начала века с обрядом приема в секту у пятидесятников-мурашковцев в 1950-е годы. Описание обряда пятидесятников (секты, в которую многие вступили совсем недавно на волне перестройки) цитировано по статье Н.А.Струве о сектантстве в Советской России, напечатанной в эмигрантском «Вестнике Русского христианского движения» (1960, №3-4, с.30) и в свою очередь заимствовано из советского «Спутника атеиста». Там сказано, что «с тела каждого поступающего в секту снимается 7 печатей надрезов в виде креста. Кровь из этих надрезов мурашковцы (жители села Мурашкино в Нижегородской губернии?) использовали для причащения, смешивая ее с вином […] Молитвенные собрания проводятся по ночам в лесу, с танцами, которые нередко оканчиваются свальным грехом». Надо сказать, что в книге приводится немало сведений о подобных извращениях и изуверствах в «национально подлинном» русском сектантстве, но всегда с оговоркой, что они могут быть не более, чем выдумками «миссионеров», то есть православных священников, или самооговорами самих сектантов, не выдержавших пыток при проведении следствий над ними в XVIII в.
Точно такое же двусмысленное впечатление должно остаться и от других подобных сообщений: то ли было, то ли нет. А если и было, то, как нам дает понять А.Эткинд, ни свальный грех, ни кровавые жертвы и доводящие людей до исступления кружения свидетельствуют не о безнраственности, а наоборот, о духовных исканиях «репрессированного и ушедшего в подполье» народа. Как считает автор книги «Хлыст», сектанты со странными названиями — хлысты, скопцы, духоборы, молокане, бегуны, прыгуны, нетовцы, скрытники, немоляки, иеговисты, молчальники, шелапуты — «и были народом: русскими по языку, христианами по вере и, как правило, крестьянами по способу существования». Что же касается романтиков-символистов, то они «находили среди сект все новые признаки Другой жизни — простой, справедливой и добродетельной: общинную собственность на землю, отказ от насилия (отказ от военной службы), особый семейный уклад, вплоть до полного отказа от секса» (то есть отказ от семьи, от брака и чадородия). В предисловии автор пишет: «На протяжении всего XIX в. народные культы и ереси вызывали постоянное беспокойство государства и заинтересованное внимание интеллигенции».
ОБЩЕСТВА, КРУЖКИ И ЕРЕСИ В КАНУН РЕВОЛЮЦИИ
Протоиерей Г.Флоровский в книге «Пути русского богословия» пишет о богоискаьельстве начала века следующее: «Трудно найти явление в русской жизни более западническое и полностью заимствованное у европейских мистиков». Однако, при несомненном заимствовании вообще всей светской культуры с Запада, нельзя забывать о том, что многие из русских интеллектуалов кое-что заимствовали и у «народных мистиков», за коих они почитали не святых подвижников христианства, а хлыстов, духоборов и староверов. Вероятно, в религиозно-философском движении начала века гностические ереси раннего христианства и средневековья были заимствованы путем чтения литературы, а свои теоретические знания интеллигенция поверяла практикой в русском хлыстовстве. В этом отношении чрезвычайно показателен эпизод с радениями на квартире поэта Виленкина-Минского, уже описанный выше.
20-25 Хождение интеллигенции в народ, известное под названием «народничества», привело ее к открытию в недрах народа некой «народной религии» с готовыми техниками достижения экстатических состояний. Это открытие имело далеко идущие последствия, как для самой культурной элиты, так и для всего общества, так как в России читающая публика привыкла сочинителей и журналистов почитать пророками и духовными вождями нации. Для иллюстрации намерений «культурной элиты» приведем слова одного из самых деятельных ее представителей, Д.С.Мережковского. «Нам нужно по-новому, по-своему идти в народ… переход к народу будет проще, естественнее — через сектантство». В кругу Мережковского надеялись с помощью сектантов произвести «некий раскол в православии». Его жена, З.Гиппиус, пережила экстаз при первом общении с раскольниками и тогда же поняла, что между «нами» (то есть «религиозными философами») и раскольниками всех сект существует «единая точка», на основе которой «возможно истинное слияние». «Единая точка», действительно, существовала — и ею было неприятие Православной веры..
20-26 Таким образом, политическое «народничество» переросло в религиозное. В культурной среде стали возникать «новые религии». Граф Толстой написал свое «евангелие», и тысячи интеллигентов обратились в «толстовство». Философ-филокатолик Вл.Соловьев своим учением о четвертой ипостаси, Премудрости Софии, породил ересь «софианцев». Бывший офицер, ставший монахом, А. Булатович стал идеологом ереси имябожничества и развил учение о пятой ипостаси, имени Божием, — учении, уходящим корнями в европейскую каббалистику. Писатель В.Свенцицкий вкупе с ушедшим к староверам бывшим иеромонахом-евреем Михаилом Семеновым организовали новую религию под названием «голгофских христиан», требуя глобальной реформации Православия. Свенцицкиане откровенно проповедовали учение хлыстов о том, что в каждом человеке может воплотиться Христос.
20-27 Идеи необходимости «церковных реформ» распространялись на общем фоне пропаганды социалистических идей, то есть реформации общества. Слияние тех и других уже в 1905 г. привело к таким религиозно-политическим движениям, как «христианский социализм», искавший опору опять же в «коммунистических сектах» и предполагавший перестроить церковные приходы по этому образцу. Особое место в развернувшейся пропаганде заняли лозунги о предоставлении равных прав «религиозным диссидентам». Основными объектами защиты от «гнета царизма и государственной Церкви» стали все «вечно гонимые» разряды населения: евреи, старообрядцы и сектанты. Интеллигенция требовала от правительства закона о «свободе совести» и «свободе вероисповедания», чтобы было все, как в «цивилизованных» странах. Такой закон был принят в апреле 1905 г., и после этого началась форменная вакханалия.
Православная Церковь, миряне, духовенство и монашество не были изолированы от остального общества, а потому нет ничего удивительного в том, что религиозное брожение охватило и мирян и духовенство. Внутри Церкви пропаганда реформ шла под более умеренными лозунгами. Говорилось о необходимости «оживления мертвого православия» и «возрождения духовности». В результате в недрах самой Церкви задолго до революции возникли и окрепли два течения: «обновленцы», предлагавшие «оживить» Церковь с помощью либерально-демократических мероприятий, и «ревнители», видевшие образец духовности в старообрядчестве. При всей кажущейся противоположности их идеалов следует отметить, что эти два течения были сторонами одной медали и что оба явились рассадниками грядущих расколов, обновленческого и катакомбного.
Проблема происхождении новых расколов от старых рассматривается в другой главе, но, чтобы доказать факт этой преемственности, необходимо заранее отыскать следы грядущего в прошлом. Нагляднее всего это можно сделать путем поисков персональных связей между деятелями дореволюционных обществ, кружков и сект и вожаками расколов 1920-30-х годов. Надо признаться, что проследить интересующие нас нити не так-то просто, потому что, несмотря на море литературы по состоянию общества накануне революции, до сих пор нет обобщающих работ. Каждый описывает свое: революционеры заняты жизнью революционных кружков, литературоведы — литературных, философы — «религиозно-философских», сектологи изучают новые ереси и секты. Историки увлечены выяснением того, кто из деятелей Революции был масоном, а кто не был, и публикуют длинные, но как всегда неполные, списки лож. Благодаря такому подходу, создается искаженное представление о том, что все эти сферы существовали изолированно друг от друга, тогда как на самом деле большинство членов вышеперечисленных организаций не только хорошо знали друг друга, но многие из них участвовали во всех сразу. В этом легко убедиться, сравнивая списки.
20-30 Работа по восстановлению разрушенной на отдельные фрагменты картины еще предстоит, если мы хотим получить ответ на множество вопросов, связанных с причинами гибели монархии. Свою задачу мы видим, конечно, не в этом тщательном исследовании, а всего лишь в том, чтобы на нескольких характерных примерах показать реальное переплетение мнимо разнородных организаций. С точки зрения интересующей нас темы — старообрядчества, сектантства и происхождения новых расколов от старых — особое внимание мы уделяем биографиям лиц, которые до революции были членами «религиозно-философских» кружков, организаторами антицерковных движений и рьяными защитниками разных ересей (софианцами и имябожниками), а в 20-е годы явились стали известны в качестве раскольников и ересиархов.
Из множества возникших в то смутное время «обществ», «кружков» и «братств» скажем лишь о некоторых, стараясь соблюсти хронологический порядок. Первые «религиозно-философские» кружки появились в начале века. В них сотрудничали представители всего спектра инаковерия: интеллектуалы-«богоискатели», писатели и поэты Серебряного века, богатые и просвещенные староверы, хлысты и духоборы, имябожники и «ревнители». ФИЛОСОФЫ были представлены следующими именами: Вл.Соловьев, Н.Бердяев, В.Розанов, супруги Мережковские, Вяч. Иванов, В.Свенцицкий, В.Ф. Эрн, А.Лосев и ряд других. В тех же кружках принимали участие следующие известные и теперь уже забытые ПИСАТЕЛИ и ПОЭТЫ: А.Блок, А.Белый, А.М.Добролюбов, М. Клюев, М. Кузмин, М.Пришвин и др. Те же самые люди увлекались учением и практикой хлыстовства, а потому и запечатлели их в своих произведениях. СТАРОВЕРЫ, как это не странно при их отвращении к делам антихриста, явились покровителями Муз. Они финансировали книжные издательства и журналы, где публиковались символисты, богоискатели и сектанты, стали меценатами художников-авангардистов и театралами. В домах многих богатых и влиятельных староверов проходили заседания сначала «религиозно-философских», а затем теософских, антропософских и тому подобных обществ. Об этом с восторгом и гордостью за единоверцев пишет в своей книге «Москва купеческая» старовер, масон и биржевик П.Бурышкин.
Религиозно-философское общество им. Вл. Соловьева
20-31 Это общество было создано в 1905г. С.Н.Булгаковым совместно с В. Свенцицким. В его работе в разное время участвовали: «соловьевец» кн. С.Н.Трубецкой, бывшие марксисты С.Н.Булгаков и Н.А.Бердяев; теоретик символизма писатель А.Белый; бывший толстовец М. Новоселов; члены «Братства христианской борьбы» В.Свенцицкий, П.А.Флоренский и философ В.Ф.Эрн; филокатолик протоиерей Федор Андреев и будущий архиепископ Феодор (Поздеевский).
Члены воинственного «братства» («Христианского союза борьбы») мечтали «созвать всероссийский съезд христиан», под которыми они понимали как православных, так и разные толки старообрядчества и сектантства. Так как те же мечты содержит программа современного общества под названием «Русская Православная Академия» во главе с Б.Данилушкиным, то можно думать, что идеи старого «союза борьбы» благополучно пережили столетие.
Для наших целей небезинтересно указать, кем стали эти «бывшие» марксисты, толстовцы и оккультисты. С.Н. Булгаков, М.Новоселов, В.Свенцицкий и П.Флоренский с течением времени стали священниками. Н.А.Бердяев стал известным «религиозным философом». Федор (Поздеевский) возглавил группу «даниловцев», не согласных с действиями Святейшего Патриварха Тихона. Федор Андреев и М.Новоселов стали активными участниками раскола «иосифовцев».
Протоиерей Г.Флоровский в книге «Пути русского богословия» на с.493 пишет, что это «философско-религиозное общество» находилось в «генетическом» родстве с более ранними «средами» П.И.Астрова (1904г.) и с более поздним «религиозным салоном» у М.К.Морозовой. Астров финансировал издание сборников «Свободная совесть», а Морозова возглавила в 1911г. книгоиздательство «Путь». К сожалению, прот. Г.Флоровский не уточняет социальную и конфессиональную принадлежность Астрова и Морозовой. Дополнительные сведения можно найти в книге масона и старообрядческого купца П.Бурышкина «Москва купеческая», где он пишет, что М.К.Морозова, урожденная Мамонтова, играла особую роль «в развитии философской мысли в Москве». И поскольку широко известно, что Морозовы и Мамонтовы были старообрядцами, то можно догадаться, что «религиозно-философское общество им. Вл.Соловьева» было тесно связано ни с кем иным, как со старообрядчеством.
Современники знали об этих связях. Об этом говорит постановка в театрах Москвы и Петербурга пьесы Вл.Немирович-Данченко «Цена жизни», прототипами героев которой были философ Владимир Соловьев и богатая раскольница М. К. Морозова. Однако, по словам П. Бурышкина, в «культурной жизни Москвы первенствующую роль» играла все же не староверка Морозова, а промышленник еврейской национальности Соломон. Лурье, позднее во Временном Правительстве ставший председателем Экономического Совета. Он-то и явился вдохновителем, как «религиозно-философских» вечеров как у М.К.Морозовой, так и «экономических бесед» в доме другого старообрядца, П.П.Рябушинского.
Секта свенцицкиан, или Голгофские христиане
20-32 В 1908 г. до президиума Соловьевского общества дошли слухи, будто бы на дому у Свенцицкого происходит нечто, похожее на хлыстовские исповеди-радения. Проповедник аскетизма в духе «апокалиптического христианства» (по словам Луначарского), Свенцицкий «соблазнил трех молодых подруг», и все трое родили ему дочек. Современник событий (М. Вишняк «Дань прошлому») называл это «моральной азефовщиной» и объяснял верой Свенцицкого в раскольническую идею о том, что «не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься».
Соловьевское общество изгнало В. Свенцицкого, и тогда около 1909 года он сошелся с ушедшим к раскольникам и ставшим старообрядческим лжеепископом Михаилом Семеновым и священником-расстригой Ионой Брихничевым. Эти три человека и организовали движение под названием «голгофские христиане». Нашлись средства и на издание еженельной газеты «Новая земля» (она выходила в Москве с 1910 по 1912 год).
О том. насколько были переплетены интересы интеллигенции с сектантством и расколом, можно судить по тому, что их связывало личное знакомство и взаимные симпатии. Так, например, А.Белый посвящал лучшие стихи В.Свенцицкому, его хорошо знал А.Блок, с ним беседовал В.Розанов. В газете «Новая земля» печатались не только лидеры «голгофских христиан», но и сочувствующие их идеям деятели культуры такие, как Блок, Брюсов, Мережковский, Бунин. Газета «Новая земля» открыла поэта Николая Клюева, выходца из беспоповского согласия. Здесь же публиковались рассказы толстовца И.Наживина, статьи поэта и сектатора-хлыста Александра Добролюбова, печатались материалы о сектантах.
Организаторы новой секты сознательно искали опору в разного рода инаковерии и рассчитывали на успех, связывая его с усиливавшимся взаимопроникновением интеллигенции, старообрядчества и хлыстовства. Лжеепископ Михаил Семенов учил, что «жертва Христа не искупила грехов мира», что христианство — это «великое распятие каждого» и что «Христос на земле хочет создать царство свое» (М.Пришвин. О братцах. Собр.соч. т.1, с. 747-750). В. Свенцицкий проповедовал обычную для сект подобного толка идею о том, что «все люди Христы», особенно, конечно, лидеры движения.
В идеологии «братцев», как и в большинстве тогдашних «кружков», соединялись идеи «реформации» Церкви, социалистических утопий и старообрядческое «учение об антихристе». Но лидеры «голгофского христианства» говорили не об исправлении отдельных «недостатков», они ратовали за глобальную реформу Православия, и «пророком грядущей реформации» считали Достоевского (В. Свенцицкий, «Новая земля», 1911, 5, 2).
Православные публицисты видели в новой секте смесь «хлыстовщины с социализмом», говорили о том, что «свенцицкианство — одна из опаснейших сект» и о том, что она разгорится в «страшный пожар» (статья А.Лукина в «Колоколе», 1912). Но несмотря на это, после революции В.Свенцицкий был посвящен в священники, в 20-е годы служил в храме на Варварке, в центре Москвы, а в 1927г. «отделился от митрополита Сергия и увел свою паству из лона Православной Церкви». Так он писал об этом в своих «Предсмертных письмах» из тюрьмы. В 1929 году он был арестован. Перед смертью 11 сентября 1931 года он написал «Предсмертные письма», где просил простить его грех и воссоединить с Церковью. Вот последние слова отца Валентина Свенцицкого: «Поставив свой личный разум и личное чувство выше Соборного разума Церкви, я дерзнул не подчиниться святым канонам {…} ради Христа примите мое покаяние и дайте умереть со Святой Православной Церковью».
Старообрядческий лжеепископ из русских евреев.
20-33 Для характеристики предреволюционной эпохи интерес представляет личность второго лидера «голгофских христиан».
МИХАИЛ СЕМЕНОВ, в крещении Павел, родился в семье крещеного еврея-кантониста в 1873г. в Симбирске (был земляком и почти сверстником В.И.Ленина). Учился в МДА и перешел в Казанскую Академию вслед за переведенным туда ректором Антонием (Храповицким), которого считал своим учителем. Постригся в монахи в 1899г. После окончания курса был направлен Св. Синодом в Воронеж, но преподавал там недолго, и благодаря связям с высшими иерархами, в 1902г. стал доцентом Духовной Академии в СПб. С этого момента начались четыре года его бурной общественной деятельности. Он выступал на различных собраниях «свободолюбивой» и «богоискательной» интеллигенции, где его встречали «восторженными возгласами и оглушительными аплодисментами». Среди восторженных поклонников иеромонаха Михаила был и будущий митрополит Мануил (Лемешевский), тогда студент, а в 1956г. ставший автором известного и до сих пор неизданного «Каталога русских архиереев». Там, среди русских архиереев мы находим биографическую справку, или скорее, гимн об архимандрите Михаиле (стр. 250-262), что, конечно, не может не вызвать недоумения, как потому, что архимандрит не был архиереем, так, в особенности, по, мягко говоря, странным обстоятельствам его карьеры.
В марте 1905г. вместе с другими священниками-обновленцами иеромонах Михаил Семенов сочинил «Письмо 32-х», а через три дня после его публикации 20 марта 1905г. был посвящен в сан архимандрита архиепископом Сергием (Страгородским). Михаил Семенов активно посещал заседания Религиозно-философского общества, которое в Петербурге возглавлял опять же архиепископ Сергий, а в Москве чета теософов-оккультистов, З.Гиппиус и ее муж Мережковский.
Революция нарастала, и архимандрит Михаил к восторгу почитавшей его интеллигенции в 1906г. опубликовал «Программу русских христианских социалистов», опередив Аксючица на 90 лет. Св. Синод, несмотря на протесты прогрессивной общественности, решил удалить Михаила Семенова от дела воспитания будущих иереев Православной Церкви. Его лишили звания профессора и отправили на послушание в Задонский монастырь. Ему это не понравилось и он самовольно вернулся в Петербург. За это подпал под прещение и сослан в Валаамский монастырь. Неизвестно, поехали ли он туда. На этом его карьера в лоне Православной Церкви была закончена, потому что он ушел к старообрядцам, приемлющим белокриницкую лжеиерархию.
Там, 23 октября 1907г. он принял «справу» от лжеепископа Иннокентия, он же И.Г. Усов, брат известного издателя В.Г.Усова. Иннокентий удостоился быть дважды запечатленным в памятниках российской словесности. Его описал М.М.Пришвин в книге «У стен града невидимого» (или «Светлое озеро») в «образе» «монашка с интеллигентным лицом», читающего роман Мережковского «Юлиан Отступник», а позднее он же упоминается в повести писателя и любителя хлыстовских радений М.М.Кузмина «Крылья». Еврей по рождению становится православным священником, уходит в раскол с тем, чтобы быть посвященным в сан «епископа» мещанином И.Г.Усовым, он же нижегородский лжеепископ Иннокентий, читающий Мережковского и знакомец Пришвина и Кузмина — еще одна яркая иллюстрация к истории слияния еврейства, старообрядчества и культуры.
За уход в раскол Св.Синод лишил М.Семенова сана и пострига, а за революционную деятельность первому «христиан-социалисту» власти запретили проживание в обеих столицах. Относительно «старообрядческого периода» в жизни М.Семенова известно следующее. В 1908 г. тот же Иннокентий единолично (по примеру основателя своей «церкви» Амвросия) посвятил неофита-старообрядца в «сан епископа с титулом Канадского». Староверы почему-то придрались к этому с их точки зрения вполне допустимому деянию (ведь и основатель белокриницкой лжеиерархии Амвросий в 1846г. посвящал «епископов» единолично) и запретили в служении того и другого. Но «хиротонию признали законной», а потому вскоре велели М. Семенову ехать к своей пастве в Канаду, а если не поедет, то грозились запретить его в служении по 32-му Апостольскому правилу. Михаил-Павел поехал, но, как пишет митрополит Мануил, «за недостатком средств вернулся, не доехавши», и за это в 1910 г. старообрядцы вторично запретили ему служение.
В пору пребывания лидером «голгофских христиан» М.Семенов жил в Финляндии, где его посетил писатель М.Пришвин. Перед революцией, по одной версии, он жил в Саратове, по другой — у сестры в Симбирске. Но где он жил, неважно, потому что и там и там он мог печататься в местной еврейской газете «освободительного» направления. При этом подписывался «епископом Канадским».
Известно, что в последние годы жизни М.Семенов «страдал нервным расстройством и по переезде в Москву умер и погребен на Рогожском кладбище на архиерейских местах» (митрополит Мануил, 9, с.254). Авторы книги «Очерки по истории русской церковной смуты», Левитин-Краснов и Шавров, пишут, что «в конце жизни он причудливо соединил старообрядчество со свободным христианством» (стр.17) и что он «заслуживает самого горячего сочувствия со стороны всех честных людей». Их завет выполнили не только авторы словаря «Старообрядчество», где тоже есть очерк о М.Семенове, и старообрядец М. Дзюбенко, автор доклада на конференции общин о.Г.Кочеткова, но и автор «Каталога русских архиеереев» митрополит Мануил (Лемешевский), что уже более удивительно.
Почему митрополит Мануил решил в Каталоге архиереев поместить справку о расстриженном архимандрите, старовере и социалисте? При этом там написано: «Михаил (Семенов), еп. Канадский (старообрядческий)», из чего можно заключить, что в 1956г. митрополит Мануил признавал каноничность «белокриницкой иерархии», или просто отдал дань кумиру своей юности. В этом «Каталоге» митрополит Мануил объясняет беды М.Семенова происками Синода. Он пишет: «Его съели». Так вместе с публикой того времени считал митрополит Мануил и уточнял, кто съел: «Зоркое око обер-прокурора Победоносцева и группы высшего реакционного духовенства внимательно следили за популярным иеромонахом, и судьба его была решена Синодом». Можно подумать, что Синод затравил архимандрита и вынудил на отступничество. Далее следует форменный гимн: это был «человек глубокой принципиальности, смело обличавший современные ему болезни духовного одичания, черствости…, смело и твердо зажигавший огонь в потухающей совести русской интеллигенции». Такой портрет, похожий на образ «неистового Аввакума», оставил историкам митрополит Мануил (Лемишевский), и теперь они переписывают эту характеристку из книги в книгу.
Павел Флоренский и архимандрит Серапион (Машков)
20-34 СЕРАПИОН (МАШКОВ). Этот человек, хотя и не числится в явных сектаторах, однако же интересен, как сам по себе, так и по своей близости к священнику Павлу Флоренскому, автору ныне чрезвычайно популярной книги «Столп и утверждение истины». Протоиерей Г.Флоровский в своей книге «Пути русского богословия» отмечает «налет богословской прелести на всех построениях Флоренского», в частности, «уход автора в учения оккультизма и магию», а затем пишет, что сам автор «отмечает свою близость» по некоторым вопросам к взглядам архим. Серапиона (Машкова), изложенным в его неизданной книге» (с.495). Единомышленники переписывались, и теперь взгляды Серапиона можно узнать из публикации его писем к о.П.Флоренскому, откуда нами и взяты нижеприводимые цитаты («Вопросы религии», вып.1, М., 1906, с.174-220).
Сразу же следует сделать одну существенную оговорку. Поскольку об этом человеке известно лишь из публикации его писем к отцу П.Флоренскому, то возникло подозрение, что это не более, чем «литературный персонаж», выдуманный о. Павлом Флоренским для того, чтобы устами Серапиона высказать свои собственные идеи. Ниже приведенная информация о взглядах Серапиона (или отца Павла Флоренского) вне зависимости от того, кому они принадлежали, интересны сами по себе, как принадлежащие той эпохе.
20-35 О жизни С.Машкова известно мало. До пострижения и учебы в Духовной Академии Троице-Сергиевой Лавры он будто бы был морским офицером. Со временем он стал схи-архимандритом и в 1910-е годы жил в Оптиной пустыни. Будучи схимником, он одновременно считал себя социал-демократом и ратовал за применение террора. В отношении Православной Церкви Серапион предлагал уничтожить монашество, «стереть его с лица земли, как профанацию святости». Эти слова схимонаха из его письма к о. Павлу Флоренскому могли бы порадовать еще одного члена кружка «ищущих», философа Н.Бердяева, который по этому вопросу высказывался следующим образом: «Ныне омертвела святоотеческая аскетика, она стала трупным ядом для нового человека, для новых времен». Схиархимандрит Серапион, пребывая в Оптиной пустыне, известном оплоте Православия, тем не менее свободно исповедовал беспоповское «учение об антихристе» — отрицал благодать священства у русского духовенства. В соответствии с этим учением во всех Царях он видел воплощение антихриста, а потому писал, что русское духовенство — это «иуда, предавший церковь Христову сперва Петру I, а после перепродавшим ее всем преемникам Петра до Николая II включительно». Особенно он негодовал на русских священников за то, что они «доносят на старообрядцев».
Схимник Серапион в качестве убежденного гностика-манихея явился предтечей современных гностиков, проповедующих право человека на самоубийство в случае смертельной болезни. Теперь это называется эвтаназией, а тогда «милосердо-убийством», и идея о дозволенности таковых высказывалась Серапионом в связи со смертельно ранеными на фронте, хотя он оправдывал любые самоубийства. Замечательно, что этот ненавистник Церкви, кроме крайних идей социал-демократии и гностицизма, увлекался модными в ту пору (как и в наше время) восточными религиями.
Насельник Оптиной пустыни глубоко почитал этику буддизма и синтоизма, а потому считал, что Япония в нравственном и культурном отношении стоит выше России. В своих письмах к о.Павлу Флоренскому он решительно осуждал оправдание русским духовенством Русско-Японской войны, как похода против неверных. Острие его критики было направлено в особенности против мнения на этот счет праведного Иоанна Кронштадтского, и нет сомнений, что столь же резкому осуждению он бы подверг в наше время Обращение Святейшего Патриарха Алексея по поводу военных действий в Чечне, хотя в данном случае и не идет речи о межрелигиозном противостоянии.
Если когда-либо подтвердится версия о подлоге и Серапион будет признан детищем литературной фантазии отца Павла Флоренского (чего исключить нельзя), то существо дела от этого изменится мало. В таком случае, все, что проповедовал мнимый оптинский архимандрит, принадлежит члену «Братства христианской борьбы», религиозного общества им. Вл. Соловьева и отпочковавшегося от этого общества кружка М.Новоселова.
Кружок «ищущих» М. Новоселова.
20-36 В начале 1910-х годов от «московского общества соловьевцев» отпочковался новый кружок. Члены кружка называли себя «Ищущими христианского просвещения в духе Православной Христианской Церкви». Членами кружка «ищущих» стали отчасти уже знакомые лица, но добавились и новые. Кружок объединил защитников ереси имябожничества и так называемых «любителей древлего благочестия». Имябожниками были глава кружка М.Новоселов, лидер «голгофских христиан» В. Свенцицкий, священники Павел Флоренский и Иосиф Фудель, а также Ф.Д. Самарин. Участником этого кружка стал и будущий архиепископ Феодор (Поздеевский). Течение «ревнителей» в этом кружке представляли П.Б.Мансуров и Н.Д.Кузнецов.
В связи с этим кружком самое время кратко рассказать о ереси имябожцев. Суть ее состоит в том, что имя Иисус не просто имя, а еще одна ипостась Бога. Основателями этой секты явились бывший гвардейский офицер А.К. Булатович и служивший у него в денщиках Илларион. Вместе они участвовали в военной экспедиции в Эфиопию, о чем Булатович написал книгу, изданную в СПб в 1900г. Офицер оставил службу и постригся в монахи. То же самое сделал денщик. Сначала оба подвизались в Пантелеимоновом монастыре на Афоне. Затем схимонах Илларион переселился на Новый Афон, но вскоре покинул и эту обитель и поселился отшельником в горах. В 1907г. была опубликована его книга «На горах Кавказа», где и было изложено новое учение об имени Бога. Его бывший начальник, в то время иеросхимонах Антоний (Булатович), обратился в новую веру и стал самым активным ее пропагандистом, и вскоре ересью были охвачены большая часть русских монахов на Святой горе Афон.
В сентябре 1912г. Константинопольский патриарх Иоаким III осудил имябожников как еретиков. Правительство Греции потребовало от России вмешательства под угрозой того, что с агрессивными еретиками расправится собственными силами. В 1913г. Россия отправила на Афон два военно-морских корабля, а Св.Синод послал для увещевания взбунтовавшихся имябожников архиепископа Никона (Рожденственского). Около 700 сопротивлявшихся монахов были вывезены на военном корабле в Россию. Они не были расстрижены. Их расселили по разным монастырям, и таким образом ересь распространилась по всей России. В поэтической форме историю русских сектантов изложил поэт Осип Мандельштам следующим образом:
«И поныне на Афоне/Древо чудное растет,/На крутом зеленом склоне/Имя Божие поет./В каждой радуются келье/Имябожцы-мужики:/Слово — чистое веселье, /Исцеленье от тоски!/Всенародно, громогласно/Чернецы осуждены;/Но от ереси прекрасной/Мы спасаться не должны./Каждый раз, когда мы любим,/Мы в нее впадаем вновь./ Безимянную мы губим/Вместе с именем любовь.»
При этом, как пишет А.Эткинд, «он делает с имяславием то, что поэт почти всегда делает с теологической идеей: разворачивает новое и особенное понимание любви к Богу — на любовь к женщине». Таким образом, имябожники попали на страницы российской словесности, и теперь, со ссылкой на Мандельштама, они могут вновь говорить о своей «прекрасной ереси» и о том, каким гонениям их подвергли.
По свидетельству тогдашнего шефа полиции С.П.Белецкого («Воспоминания», Берлин, 1923; Москва, 1991), в деле имябожцев принял горячее участие Распутин: он возил монахов-имябожцев, переодетых в штатское платье, «во дворец на показ» и представлял их царю и царице. По сведениям из того же источника, Распутин познакомился с имябожниками ранее, еще на Афоне во время своей паломнической поездки и поддерживал их, имея ввиду использовать новую секту в борьбе с церковной иерархией.
Так или иначе, но поддержку из дворцовых сфер имябожники имели. Книга Иллариона и сочинения Булатовича переиздавались не один раз. Судя по тому, с каким восторгом имябожничество было встречено в кругах «религиозных философоф», можно подумать, что «философия имени» уже была разработана в соответствующих кружках. В защиту имябожничества выступили философы Вяч.Иванов в 1909г., Н.Бердяев в 1913г., С.Булгаков, О них знал А. Блок, а писатель А.Скалдин в романе «Приключения Никодима» изобразил афонского монаха-имяславца. Философскую интерпретацию «тезисов имяславского учения» давали в своих трудах П.Флоренский и А.Лосев, и она звучала так: «Имя Божие есть сам Бог, но Бог сам — не имя, хотя в нем и живет». В конце концов он пришел к убеждению, что не только Бог, но «всякая вещь существует в своем имени». И, если Достоевский полагал, что «Красота спасет мир», то Лосев считал, что «Имя победило мир». Произнесение имени, считал А.Лосев, достаточно для того, чтобы изменить реальное состояние вещей, а потому «природа имени магична».
Интересно, как рассматривает эту ересь А. Эткинд. Во-первых, он усматривает в имябожничестве «позднюю реакцию на травму, нанесенную никонианскими реформами».Речь идет о том, что именно старообрядцы придавали «догматический» смысл имени «Исус», утверждая, что новое имя «Иисус» принадлежит антихристу. Во-вторых, он отмечает весьма важные параллели: «Представления имяславцев… прямо соседствуют с философией русского символизма. Имяславная ересь Илариона и Антония развивалась параллельно с философией символа Вяч. Иванова и А. Белого; философия имени Флоренского и Лосева наследовала обеим, подчеркивая свое происхождение от первой, как почти сакрального источника, но в сильной степени опираясь на вторую». Для литературоведа эта преемственность служит «важным аргументом в пользу ЕДИНСТВА КУЛЬТУРЫ, которая вынашивает близкие идеи на разных уровнях своего культурного бытия» (от афонских монахов до поэтов-декадентов).
Думается, что вышеприведенные факты служат еще более важным аргументом в пользу интересующего нас в этой главе взаимовлияния культуры и сектантства, тем более сильного, чем ближе они оказываются в смутные эпохи. Вполне вероятно, что дело не ограничивается взаимовлияниями, а просто сектанты и раскольники являются неотъемлемой частью культуры, ее постоянным «сакральным источником». Жаль, конечно, что об этом взаимовлиянии и слиянии становится известно не из истории Церкви, а из документов полицейских организаций. И если до революции о связях опасной ереси с Распутиным, Бердяевым, Новоселовым и Лосевым было известно шефу полиции, то в 1930 г. имяславцами интересовалось воронежское ОГПУ. Получилось это потому, что имяславцы были связаны с движением «истинно-православных», в просторечии катакомбников. В терминологии той эпохи сотрудники ОГПУ характеризовали секту имяславцев как «контрреволюционную монархическую организацию», а среди ее лидеров называли философа А.Лосева и основателя кружка «ищущих» М.Новоселова.
В 1913 г. за допущенное в статье о правоте имябожничества кощунство был арестован философ Бердяев. и ему грозила ссылка в Сибирь. Его спас адвокат, сумевший затянуть дело до революции, которая, по словам Бердяева, и спасла его от Сибири. В 1930-е годы таких адвокатов не было, и единомышленники Бердяева, будучи арестованы ОГПУ за антисоветскую деятельность, оказались в лагерях. Интересно все же отметить, что и в том и другом случае (до и после революции) гонимые философы изображаются невинно пострадавшими вместе с монахами-имябожцами и истинно-православными из народа.
20-37 Пожалуй, приведенных примеров достаточно, чтобы дать представление, если не о полной картине того, что в ту пору творилось в культурной прослойке, то хотя бы о фрагментах реальности. К началу XX столетия представители основных антигосударственных и антицерковных сил — еврейство, старообрядчество, сектантство и культурная элита — нашли организационные формы для своего объединения. Ими были, конечно, не только масонство и связанные с ним «общества» и кружки для элиты, а и более массовые структуры, такие, как политические партии и блоки, объединенные сетью масонских лож. Последние нужны были для достижения политической власти, а секты, общества и кружки — для разрушения Церкви. Политические, и сектантские диссиденты во все времена финансируются и руководятся по системе масонских ячеек-лож.
Масонское происхождение подобных образований подтверждается членством в масонских ложах и устроителей разных «философских сред» и «экономических бесед», и самих интеллектуалов. Так, масонами были финансисты и политически активные деятели Соломон Лурье, старообрядец П.П.Рябушинский, городской голова Москвы Н.И. Астров, крупные ученые, профессоры, адвокаты и писатели. При изложении разных религиозно-политических движений историки предпочитают говорить о внешних событиях, мало внимания уделяя «человеческому фактору». Сведения о лицах разбросаны там и тут и создается ложное впечатление их независимости друг от друга, автономности тех или иных союзов, сообществ и сект, тогда как на самом деле их вожаки, лидеры и идеологи долгие годы перед революцией были связаны друг с другом близкими личными и даже родственными отношениями, работали в одних и тех же кружках, партиях и блоках.